заслужила поцелуй. Боже! Как она тогда рассердилась. Но его это ничуть не смутило.

Филиппа улыбнулась счастливому воспоминанию. – Это получилось случайно, – честно призналась она. – Все очень просто: леди Гарриэт любит цветы и сама за ними ухаживает. У нее много цветов, самых разных. А я только выставляю ее питомцев на всеобщее обозрение.

– Вчера я дал тебе урок рыбной ловли, теперь твоя очередь обучить меня чему-нибудь полезному. То-то удивится леди Августа, если я сам составлю букет!

Филиппа выбрала из охапки свежих роз, лежавшей на столе, одну, и поставила ее в пустую вазу.

– Я знаю, – начала она, не глядя на Уорбека, – что ты пришел сюда вовсе не для того, чтобы «научиться чему-нибудь полезному». Что у тебя на уме?

– Ничего особенного.

Невозможно было дать ответ, более далекий от истины: всякий раз, когда он оказывался рядом с Филиппой, на уме у него было одно и то же. Ему приходилось напоминать себе, что шесть лет назад она изменила ему. Он напрасно пытался забыть неверную жену то с одной, то с другой прелестницей – Корт желал Филиппу даже в ее отсутствие.

В рассеянном свете оранжереи в окружении сочных зеленых листьев всех размеров и форм, порой гигантских, Филиппа выглядела особенно тоненькой и воздушной.

– Надеюсь, тебе понравилась вчерашняя рыбалка. – спросил Корт негромко.

Должно быть, она уловила нечто необычное в тоне вопроса, потому что посмотрела на него настороженно.

– Да. Мы с Китом чудесно провели время. Надеюсь, ты не жалеешь, что пришлось взять меня с собой?

Корт шагнул к ней. Сердце его бешено забилось при одной только мысли, что Филиппа совсем рядом, что он может протянуть руки и обнять ее.

– Не могу припомнить, когда я а последний раз так наслаждался рыбной ловлей, – сказал он хрипловато.

Некоторое время Филиппа смотрела на него с недоверием.

– Полагаю, ты уже получил предложение остаться на обед? – наконец спросила она с неуверенной улыбкой. – Кухарка жарит форель, и Кит расстроится, если ты не отведаешь рыбу, которую он сам поймал.

– Он именно так и сказал, – подтвердил Корт со смешком. – Я ответил, что буду счастлив составить вам компанию, – он помолчал, – но не только потому, что улов необычайно хорош, а из удовольствия разделить трапезу с его очаровательной мамой.

– Благодарю! – быстро сказала Филиппа, вспыхнув до корней волос. Взгляды их встретились, и она почти тотчас отвела глаза. – Со своей стороны еще раз приглашаю тебя.

Филиппа вернулась к своему занятию, и на некоторое время в оранжерее воцарилась тишина. Когда букеты были составлены, она отступила на шаг и склонила голову, созерцая светлую и воздушную композицию.

– Вот и все, – сказала Филиппа. – Один поставим в библиотеку, а другой в комнату леди Гарриэт, – она потянулась через стол и взяла низкую круглую вазочку, больше похожую на горшок. – А это мои любимые, и стоять они будут в моей спальне.

Она сказала это задумчиво, как бы вспоминая нечто приятное, и рассеянная улыбка коснулась ее губ.

– Филиппа! – Корт шагнул к ней.

Его взгляд упал на цветы, к которым склонилось ее милое лицо, и он замер. Это были гиацинты – древнейший символ обновления и возрождения. Год за годом, весну за весной он вдыхал нежный аромат едва распустившихся цветов и заново погружался в мечты о Филиппе. Он не мог признаться ей в этом и потому просто взял у нее вазочку с гиацинтами, поставил на стол и осторожно привлек Филиппу к себе. Она не противилась. Наоборот, едва заметно потянула его к себе.

Но уже в следующее мгновение отшатнулась, словно внезапно сообразив, что происходит.

– Урок по искусству составления букетов окончен. Корт заглянул ей в глаза, и Филиппа, казалось, перестала дышать.

– Ты… ты можешь помочь мне отнести букеты!

– С удовольствием, – голос его звучал хрипло. – Но есть одна вещь, которую я хотел бы сделать до этого.

– Что же это? – прошептала она, не сводя с него огромных фиалковых глаз.

– Вот что.

Корт наклонился и прижался к ее губам, притянув ее к себе. Сквозь тонкую ткань он ощутил живот и бедра, и это было больше, чем он мог выдержать. Он изголодался по вкусу ее рта, по шелковистой гладкой коже, по трепету губ, и потому настойчиво, требовательно толкнулся языком в сомкнутую линию рта, безмолвно предлагая впустить его. Губы приоткрылись покорно, как будто даже охотно. А потом Филиппа ответила на поцелуй.

С исступленной жадностью Корт скользил ладонями по изящному изгибу спины, округлостям ягодиц, прижимая все теснее и теснее, и вскоре руки Филиппы обвились вокруг его шеи.

Он не мог сказать, как долго продолжался этот невыносимо чувственный поцелуй. Наконец Филиппа все-таки отстранилась и, задыхаясь, воскликнула:

– Боже мой, что мы делаем! Это безумие!

Корт не ответил, сознавая, что она, очень возможно, права. Но если именно таким оно и бывает, безумие, он готов оставаться безумным вечно.

Корт покрывал поцелуями лицо, шею, впадинку между ключицами. Вырез простого летнего платьица был скромным, открывая только верхнюю часть груди. Но что могла Филиппа скрыть от него? Он помнил каждый дюйм ее тела, словно только этой ночью в последний раз любил ее. Небольшие и округлые груди, совершенные по форме, с маленькими бледно-розовыми сосками, родинка над самым треугольником внизу живота…

Филиппа едва слышно прошептала: «Корт…» – и он снова прижался к ней всем телом.

Желание, естественное, как сама жизнь, расправило крылья, словно только и ожидало подходящего момента. Филиппа чувствовала, что уже не в силах оттолкнуть Уорбека. Было так легко снова отвечать на его поцелуи,

заглушив голос рассудка, и Филиппа с готовностью тонула в сладком безумии. Бесконечно долгие годы она мечтала об этих руках, которые дарили ей ни с чем не сравнимое наслаждение. Даже в другой стране она не сумела стряхнуть с себя чар Корта, словно он и впрямь был «Уорлок, злой колдун», способный навсегда привязать к себе женщину.

– Филиппа… – услышала она у самого уха, – Филиппа… я хочу тебя, Филиппа…

В следующее мгновение рука скользнула за вырез платья, и Филиппа изогнулась, не в силах удержать стон.

– Нет, нет! Пожалуйста, не нужно… мы не можем…

– Очень даже можем!

Корт оперся руками о край стола с обеих сторон от Филиппы, и она оказалась в живой клетке.

– Что ж… такой способ сделать предложение кажется мне даже более удачным, – сказал Корт, когда его тяжелое дыхание медленно выровнялось.

Все еще одурманенная поцелуями, Филиппа подняла тяжелые веки. Глаза ее были затуманены, припухшие губы пламенели, щеки, обычно матово-белые с тонким румянцем, раскраснелись.

– О чем… о чем ты говоришь?

– Я делаю тебе предложение.

– Предложение?..

Глаза ее расширились, губы приоткрылись.

– Ты сошел с ума!

– Нет никакой необходимости кричать, – сказал Корт спокойно, кладя руки на ее плечи. – Сначала вы» слушай. В первую очередь нужно думать о судьбе нашего ребенка. От тебя не укрылось, конечно, что за