— Далеко отсюда? — спросил вождь.

— Два часа езды на коне…

Снова общее возбуждение: враг был так близко от нашего лагеря!

— Что вы с ними сделали? Сколько их было?

— Четверо… Ничего мы с ними не сделали. Беседовали, вместе ночевали, говорили меж собой, что…

Сильный Голос заколебался. У него возникли сомнения: говорить или не говорить?

— О чем именно говорили? — сурово настаивал вождь.

— Что… мы теперь… друзья… — дрожащим голосом произнес брат.

Наши старейшины приняли эти слова удивительно спокойно. Раскатистый Гром наклонился к моему отцу и что-то прошептал ему на ухо. Я отчетливо увидел, что отец и дядя улыбнулись. Что это могло значить?

— Видел ли ты, Сильный Голос, в каком направлении пошли от вас ребята группы Окоток? — продолжал спрашивать вождь.

— Видел. Они пошли на юг, а мы — на север…

— Помнишь ли ты дорогу к тому месту, где вы их встретили?

— Помню.

— Хау! Будь готов отправиться в путь. Сейчас пойдёшь туда вместе с нашими разведчиками.

От нас потребовали рассказать и о Рукстоне. Затем по приказанию вождя все разошлись по своим вигвамам. Мой брат с разведчиками выехал из лагеря, другие воины усилили охрану коней на пастбище.

Жизнь в лагере пошла обычным порядком. Никто не упрекал меня. Напротив: ровесники обступили меня и заставили рассказать всё о ребятах из группы Окоток. Невольно я снова почувствовал себя очень важным лицом.

Вернувшиеся вместе с братом разведчики подтвердили, что лагерь группы Окоток близко. До наступления ночи мы загнали своих лошадей в малый загон, построенный в непосредственной близости к нашему лагерю. Каждый воин привязал у своего вигвама лучших верховых коней. Возле нашего вигвама оказалось трое коней — отца, брата и мой буланый. Сильный Голос и я должны были стеречь их ночью; отец ушел с воинами, охранявшими лагерь.

Мы караулили по очереди: первую половину ночи — я, вторую — Сильный Голос.

Держа наготове лук, я стоял около нашего вигвама. Головы лошадей были так близко, что я мог прикоснуться к ним. Вместе со мной караулил и Пононка; он улегся около моих ног. Ничего чрезвычайного за это время не произошло.

Когда миновала половина ночи, о чем мы узнавали по звездам, я разбудил брата, а сам отправился спать.

Заснул я сладко. Разбудил меня Сильный Голос — дернул за руку. Сон мгновенно пропал.

— Вставай, быстро! — шепнул он мне.

— А что случилось?

— Не забудь лук и стрелы… — И брат исчез.

Я потихоньку позвал Пононку и вышел из вигвама.

Звезды уже изменили свое положение. Наступала предрассветная пора, хотя вокруг было еще совсем темно.

— Прислушайся! — тихонько сказал брат.

В лагере, как это обычно бывает, слышались различные звуки: то залает какой-нибудь пес (хотя было велено всех их привязать в вигвамах), то топнет копытом лошадь. Через минуту откуда-то с далеких холмов донесся приглушенный, протяжный вой койота.

— Луны нет, а он так протяжно воет… — тихо сказал Сильный Голос. — Это странно!

Теперь вой донесся с другой стороны лагеря.

— Это уж вовсе непонятно… — буркнул брат.

У наших воинов были другие сигналы. Меня охватила дрожь.

— Может быть, сбегать предупредить нашу охрану? — подал я мысль.

— Зачем? — возразил брат. — Они слышат так же хорошо, как и мы. Давай стеречь вигвам, а то кроу могут ворваться в самый лагерь…

Я не боялся, но мне было как-то не по себе. Я погладил Пононку. Верный пес, конечно, сразу почует чужого и тут же поднимет тревогу.

Мы с братом ощупью нашли коней и, напрягая зрение, старались что-нибудь разглядеть в темноте. Тем временем вой койотов прекратился, и воцарилась полная тишина. Может быть, это действительно были звери?

Внезапно грохнул выстрел с той стороны, где был загон с лошадьми. Я вздрогнул от неожиданности. Все собаки в лагере подняли лай. Еще не отзвучало в долине эхо первого выстрела, как завязалась громкая перестрелка. Но пальба продолжалась недолго. Послышалось еще несколько одиночных выстрелов, затем стрельба прекратилась, и снова наступила такая тишина, что у меня зазвенело в ушах.

— Что это было? — спросил я у брата.

— Это наши стреляли. Наверно, воины Окоток хотели подобраться к лошадям. Будь настороже, они могут явиться и сюда…

Стрельба разбудила весь лагерь. В вигвамах началось движение. Встревоженная мать вышла к нам и стала рядом.

Восточная часть небосклона уже посерела, предвещая близкий рассвет.

Когда рассвело, вождь послал самых умелых разведчиков объехать весь лагерь, а остальным людям строго запретил покидать место стоянки.

Вскоре разведчики узнали по следам, что произошло этой ночью. Это действительно были воины из группы Окоток. Большой их отряд подкрался к загону, где находились наши кони, но, встреченный яростным огнем караульных, обратился в бегство. Другой, меньший по численности отряд Окоток подошел к лагерю с тыла. Выстрелы со стороны загона дали понять этому отряду, что мы начеку. Враг отказался от нападения и отступил.

В тот же день группа пораньше свернула лагерь и тронулась на север. Местность здесь была явно ненадежная, а соседство — слишком опасным.

Я переживал страшный душевный разлад. События двух последних ночей не умещались в моем детском мозгу. В первую ночь родилась наша искренняя и крепкая дружба с ребятами из группы Окоток, а на следующую ночь их отцы хотели ограбить и убить наших… Все это грубо нарушало мое детское представление о людях, опрокидывало вверх дном весь мир моих чувств. Единственным моим счастьем было то, что я мог в этой неуверенности и замешательстве укрыться под защиту дорогих мне существ и тем успокоить свое сердце. Этими близкими существами были: отец и мать, брат Сильный Голос, а также дядя Раскатистый Гром, теперь такой же близкий, как родители. Но самое главное чувство, которое переполнило меня тогда, — это чувство общности со всеми людьми нашей группы, объединенными одной судьбой.

После довольно поспешного дневного перехода наша группа под вечер достигла Молочной реки и, перейдя ее, стала лагерем на левом, северном берегу. Большинство воинов занялись установкой вигвамов и постройкой загородок для лошадей, а несколько конных и пеших разведчиков рассыпались вокруг, чтобы поохотиться в зарослях над рекой. Скоро мы издали услышали выстрелы.

На закате солнца в лагере началось какое-то движение. В это время я ловил рыбу у излучины реки. Со стороны прерии послышался чей-то крик. На холме, освещенном последними лучами солнца, появились двое людей; они медленно тащились к лагерю. Один из наших охотников поддерживал какого-то человека, то и дело припадавшего на ногу. Ковыляющий индеец был истощен и измучен. Худоба его еще издали бросалась в глаза.