этот счет. Короче, ни Ксавье, ни Арно, ни тем более кто-то из посторонних не знали, что я дочь Арно. Соня не знает и до сих пор. О том, что она моя сестра… Моя мать взяла с Арно клятву, что об этом не узнает никто. И он ее сдержал.

…Не знала бы и я, если бы не подслушивала под дверью, вон в той самой комнате, — мотнула она головой, — в которой сейчас, должно быть, подслушивает ваш подопечный русский. — Мадлен усмехнулась. — Тоже, кстати, родственничек…

Она задумалась на мгновение, а когда заговорила снова, голос ее уже восстановил стремительные и жесткие нотки.

— Я отвлеклась. Цель моего рассказа — в другом. Это, так сказать, преамбула, предмет же заключается в следующем: не так давно я открыла правду Ксавье. Мне надоели его бесконечные попреки. Он клянчит деньги у матери, которая дает ему из жалости, у меня — и пропивает их. А когда я отказываюсь давать деньги (я стараюсь денег не давать, предпочитаю покупать еду, готовлю, убираю — хватит с меня и этого!), так он кричит, что я его дочь и обязана содержать отца в старости, что он в суд на меня подаст… И прочая галиматья в том же духе… Я к нему привязана, к Ксавье. Жалею. Помогаю. Даже считаю это своим долгом. Но нельзя же до такой степени на голову садиться и еще кричать, что неудобно! Нет, это чересчур. Короче, мы в очередной раз поссорились, и я ему высказала всю правду. Это случилось недели за две до исчезновения Арно. И теперь, когда выяснилось, что Арно был убит…

Она запнулась, серые глаза моментально очертились покрасневшим контуром.

— Извините, я… — сказала Мадлен, доставая из сумочки платок, — я сейчас…

Тонко раздувая ноздри, она шумно Сморкалась. Реми наблюдал. Она была очень разной, эта Мадлен. И она ему нравилась все больше. Он больше не чувствовал себя мальчиком перед строгой учительницей.

— Арно был убит во время съемок, — продолжала она. — И теперь, когда это выяснилось, я припоминаю, как отец… как Ксавье меня пристрастно расспрашивал о предстоящих съемках этой сцены. Я тогда решила, что он из зависти, чтобы опять к чему-нибудь придраться, раскритиковать и охаять, как он это обычно делал.

А теперь… Теперь боюсь, что он тогда замыслил убить Арно… Он, я помню, с тех пор, как я ему сказала правду, почти не пил эти две недели.

Вернее, он сразу же сильно напился, а потом вдруг как-то перестал… Для него это необычно. Вот я и спрашиваю себя: почему? Что ворочалось в его голове?

Какую мысль он так обдумывал, что почти перестал пить? Какую?!

Мадлен откинула голову и отвернулась к окну. Реми не видел ее лица, но, насколько он мог судить, она не плакала. Размышляла или вспоминала… Реми решил ее не тревожить вопросами и тихо ждал, пока она вернется к разговору.

Наконец Мадлен повернулась. Ее серо-голубые глаза были холодны как клинки.

— Найдите мне ответ на этот вопрос, месье Деллье. Ксавье задержала полиция, но я не хочу пока их вмешивать в это дело, рассказывать им семейные истории и давать им в руки готовый мотив. Возможно, что Ксавье здесь ни при чем. Но а — я хочу это знать, я имею право это знать. Если это не он убил отца — что ж, пусть все будет по-старому. Будем продолжать жить, ссориться, буду ему помогать… Он мне был плохим отцом, плохим отчимом, но я не могу его бросить, это мой крест. Но если он — убийца, я ему смерти Арно не прощу. Я его сама полиции выдам. Пусть хоть на электрический стул сядет — выдам!

— У нас нет смертной казни, Мадлен, — тихо сказал Реми. — И тем более электрического стула.

— Жаль, — холодно ответила она и резко поднялась.

— Ваш гонорар? — спросила она, возвышаясь над Реми, который не сразу сообразил встать.

— Я вам еще не дал моего согласия, — усмехнулся Реми и остался сидеть с улыбкой на губах, глядя снизу вверх на эту великолепную великаншу.

Мадлен пришла в некоторое замешательство. Она посмотрела на него в упор, как будто впервые увидела. Помолчала, не зная, что сказать, но довольно быстро нашлась — выхватила из своей сумочки чековую книжку, подписала пустой чек и вырвала его.

— Когда надумаете, проставьте здесь сумму, — царственно кивнула она детективу. — Если у вас будут вопросы, я к вашим услугам в любое время. Мои телефоны и адреса у вас есть.

И она поплыла к выходу.

— До свидания, — сказал ей в спину Реми.

— До скорой встречи, — не оборачиваясь, кивнула она и закрыла за собой дверь.

Реми все еще сидел у стола, обдумывая столь неожиданный поворот дела, когда дверь спальни отворилась и бледный Максим возник на пороге, привалившись к дверному косяку.

— Уф, — сказал он, — а голова и вправду кружится.

— Вы лежите, лежите, — засуетился Реми, — вам надо лежать, Максим. Я лучше к вам приду в комнату. Ложитесь, мне надо вам кое-что рассказать.

— Кое-что? А я-то рассчитывал, что вы мне все расскажете!

— Все я не могу, — сконфузился Реми. — Это чужие секреты.

— Ну и не надо, — улыбнулся Максим. — Я и так все слышал.

— Подслушивали?! — шутливо ужаснулся детектив. — Неужели Мадлен была права?! Она так и сказала, что вы под дверью подслушиваете.

— Какой мне был смысл подслушивать у дверей, когда в постели намного удобней и голова не кружится! Все было и так хорошо слышно, Реми. По всей видимости, Мадлен 'не стеснял тот факт, что мне все хорошо слышно. Она ведь, заметьте, по собственному опыту знает, что здесь слышимость хорошая, и даже голоса не понизила.

— Да-да-да, верное наблюдение, и это очень интересно! Это очень даже интересно, — распевал слова Реми, задумавшись, — очень даже, очень даже…

— Алло, — позвал его Максим. — Что там интересного?

— Значит, вы историю слышали?

— Слышал.

— Жаль, что вы ее не видели.

— Что, стоило посмотреть?

— Еще как! Везет вам на красивых кузин…

— Так что вы там интересного надумали? Не томите, поделитесь соображениями!

— Помнится, вы детективы любите?

— Люблю, люблю. Вы мне расскажете или нет наконец?

— А интересно то, что Мадлен, похоже, начинает афишировать свое родство с Арно. Не исключено, что она даже рассчитывает на то, что я поставлю Соню в известность… Во всяком случае, меня она не просила хранить секрет. И к тому же знала, что .и вы можете слышать весь разговор.

— Ну и?..

— Что 'и'? У вас никаких выводов не напрашивается?

— Ну почему же… Мадлен теперь, когда отец умер, хочет открыть Соне, что они сестры… Горе-то общее, нужно поддержать друг друга.

Реми жалостливо посмотрел на Максима.

— Ну-ну, — покивал он головой, — романы бы вам писать, розовые… Что теперь первым делом сделает полиция?

— Алиби будет проверять.

— А еще что?

— Ммм… Орудие преступления будет искать.

— А еще что?

Максим пожал плечами.