Там действительно что-то было.

И это что-то медленно ползло с обратной стороны дома.

В зале зависло оцепенение.

— Можно сделать изображение покрупнее? — деловито нарушил тишину Реми.

— Да, конечно, — засуетился Вадим. — Моррис, — крикнул он.

— Я слышал, — отозвался голос из проекторской. — Сделаю.

Три пары глаз не отрывались от экрана. Качество изображения ухудшилось от увеличения, размытая серая масса шевелилась в рамке пролома, и трудно было угадать ее неясные очертания.

— Что это?! — Вадим повернулся к Реми. В его глазах стоял ужас.

— Распорядитесь, чтобы мне сделали хорошие покадровые фотографии, — отрывисто произнес Реми, вставая, — с этих кадров и с финальных кадров с Арно.

Там, где он заворачивает за угол.

— А с Арно — зачем? — спросил Вадим, робея. — Что вы там нашли?

Реми посмотрел на него.

— Вы разве не поняли? В финальных кадрах…

— Что?! — не выдержал Максим. — Что в финальных кадрах?!

— В финальных кадрах месье Дора убили.

Вадим ахнул и по-женски прикрыл рукой рот; Максим взялся рукой за горло, жестко схваченное спазмом;

Реми глянул на обоих сурово.

— Я туда еду, — сказал детектив. — Кто со мной?

— Я не могу, — простонал Вадим. — Это выше моих сил.

— Я поеду, — проговорил Максим.

— Поехали. А вы займитесь фотографиями, немедленно, — бросил он через плечо Вадиму.

Реми не любил слабонервных. Во всяком случае, слабонервных мужчин.

Вадим, сбиваясь, объяснял, как ехать. Максим сказал, что помнит дорогу, и сел в машину Реми. Вадим просил держать его в курсе.

Они снова выехали в ночь и дождь. Фонари плакали и сползали по стеклам, и их сглатывали дворники, беспрестанно маячившие перед глазами. Болтало радио, что-то о введении 35-часовой рабочей недели, и это было так нелепо некстати, так раздражающе некстати… Но Максим не посмел попросить Реми его выключить, так как детектив, казалось, был погружен в прослушивание новостей.

Словно почувствовав его мысли, Реми выключил радио: «Мне все равно не перепадет, у меня ненормированный рабочий день и ненормированная рабочая ночь…»

Съехав с шоссе, Реми включил мощные фары, и их ослепительный свет пробился сквозь дождь и выхватил из черноты развалины дома. Максим снова с содроганием подивился его не правдоподобной кошмарности. Реми выскочил из машины под дождь, вытащил что-то из багажника и прикрикнул на Максима:

— Вы идете или в машине остаетесь?

Максиму стало неловко, что детектив заметил его замешательство. Он нехотя вылез, вытащил из воротника своей куртки тонкий, как презерватив, капюшон и напялил его на голову. Дождь немедленно забарабанил по пластику, как по крыше, дробью отдаваясь в голове. Они приблизились к разрушенному дому, и Максим, стараясь подавить дрожь от холода и нервозности, начал объяснять, как и где располагались актеры во время съемок. Но Реми его не слушал. Он заглянул в подвал, откуда во время съемок появлялись актеры, бегло оглядел его и двинулся вдоль развалин. Возле пролома, где снималась Май, он присел на корточки, заглянул в него, выворачивая по-птичьи голову, высветил фонариком густую тьму, затем встал и начал обходить дом. Максим плелся за ним.

Реми потоптался на углу, на склизкой глине, где Максим сделал последние кадры с дядей, и направился к обратной стороне пролома. Снова заглянул в него, покрутился, поползал вокруг. Пятачок света от его фонарика беспорядочно метался в темноте.

— Там следы? — спросил Максим.

— Бог с вами, какие следы после недельных дождей! Реми поднялся с почерневшими от грязи коленками и двинулся было дальше, как, не пройдя и двух метров, он вдруг снова резко присел на корточки, и Максим чуть не налетел на него.

— Тут дыра есть, — сказал детектив, вставая. — Я так, собственно, и думал, — добавил он удовлетворенно.

Максим подошел поближе и увидел то, что когда-то было, возможно, подвальным окном, а теперь представляло собой бесформенную дыру с обвалившимися кирпичами. Луч света соскользнул в нее, но бесплодно: тьма была непроглядной.

— Полезли? — спросил почти весело Реми.

— Я следую за вами, — ответил Максим. Реми исчез в дыре.

— Погодите, — сказал он Максиму из черноты, — я вам руку подам.

Луч мазнул темноту, Реми чертыхнулся, что-то грохнуло.

— Сейчас-сейчас, — доносилось до Максима, — здесь какой-то столярный стол, тут надо поосторожней, чтобы ноги не переломать… Его двигали, мне кажется, кто-то его придвинул к окну, он раньше в углу стоял, судя по следам пыли… А это что? Погодите, Максим, сейчас… Это что? Это вот что… Не спускайтесь, Максим! Здесь следы крови. Кем-то уже затертые… Я не хочу, чтобы мы их смазали.

Вот и все. Все предчувствия, страхи, мысли, которые гнал от себя, — вот они, материализовались. Там кровь. «Папы нет в живых». Соня тоже чувствовала.

Они все чувствовали, но не хотели об этом говорить, не хотели в это верить, надеялись…

Реми вылез.

Максим был не в состоянии задавать вопросы. Он бессильно сел на какой-то мокрый камень. Внутри у него была схватывающая пустота, будто от голода. «А я ведь действительно ничего не ел с утра, — подумал он. — И уже не смогу». Он бездумно следил за шагающим взад-вперед Реми, и в голове у него, как и в желудке, была пульсирующая пустота.

Реми огибал угол и возвращался, останавливаясь сначала у пролома, потом у лаза в подвал, и снова повторял этот путь, погруженный в размышления. Максим промок насквозь, несмотря на куртку: джинсы отяжелели от воды и противно и холодно липли к телу. Он вытащил сигареты из внутреннего кармана куртки и, сделав ладонь крышечкой над пламенем зажигалки, прикурил. Затяжка принесла ему облегчение, словно стало немножко теплей и уютней от этого крошечного огонька, дружественного знака из привычного ему мира, в котором не было кошмарных развалин и преступлений.

— Теперь вы поняли? — остановился наконец Реми.

— Что?

— Как дело было?

— Не то чтобы очень…

Было бы преувеличением сказать, что Максим испытывал желание вникнуть в детали.

— Смотрите, — сказал деловито Реми. — Ваш дядя завернул за угол…

Он стал показывать:

— Вот так… И наткнулся на нож.

— Нож?!

— Выстрел из пистолета был бы слышен, не так ли? Это было бы слишком рискованно, даже с глушителем: на съемках стоит тишина и…

— И кто это был? С ножом?

Реми удивленно посмотрел на него.

— Кто? Я не знаю кто! Я знаю только, что кто-то его поджидал, кто-то прятался здесь за домом… И