— Нет… Папа был в хорошем настроении, веселый, он был очень доволен, что снимается… Я не думаю, что его что-то тяготило.

— Я тоже так не думаю, — подтвердил Вадим. — Роль у него получалась великолепно, он был горд.

— Я бы даже сказал — сиял, — вступил Максим. — Он много лет не снимался, и с этой ролью благодаря Вадиму у него наступил в жизни счастливый период.

— И к тому же он был невероятно рад приезду Максима, — добавил Вадим.

— Это была ваша первая родственная встреча? Вы никак до этого не общались?

— Я получил несколько писем от дяди… И я ему тоже написал несколько писем. И потом, мы раза три-четыре созвонились.

— На какую тему?

— Это имеет отношение к его исчезновению?

— Не знаю. Когда вы мне расскажете, я подумаю. Максим пожал плечами:

— В основном мы обменивались рассказами об историях семей, кто что знает. Хотели при встрече соединить всю информацию и восстановить белые пятна… Даже написать, может быть… Дядя был очень увлечен этой идеей, для него история рода имеет огромное значение, я даже был удивлен его энтузиазмом… Для меня, конечно, тоже, но у меня есть для этого свои причины: я вообще ничего не знал о своих предках, все это было открытием последних лет.

Потом, мы обсуждали мой приезд, договаривались о встрече…

— Значит, можно сказать, что он вас ждал с нетерпением?

— Можно сказать.

— И учитывая все это, вы все же полагаете, что он запил?

— Если вы хотите сказать, что он променял новый поворот в своей жизни на запой, — подытожил Пьер, — то, конечно, нет. Сознательно он бы этого не сделал никогда. Но он мог не удержаться и на радостях хлебнуть немножко. А потом все пошло-покатилось. Вы ведь знаете хронических алкоголиков — достаточно одного глотка, чтобы начать.

— Арно держал алкоголь в квартире?

— Мне говорил, что нет, — сказала Соня. — Но это не означает, что так и было. Он мог купить для кого-то из гостей, для Максима, например…

— Вы не видели, Максим, каких-нибудь следов алкоголя — бутылку, рюмку, стакан?

— Нет. Все было чисто. Ни в мойке, ни на столах ничего не стояло. Я еще подумал — опрятность особая, мужская…

— Он был рад приезду Максима, как вы все утверждаете. Почему же в таком случае он непременно хотел поехать к вам, Соня, именно в эту субботу? Разве нельзя было отложить на другой день? Была какая- то срочность?

— Срочность? — растерялась Соня. — Нет, срочности не было… Он у нас просто давно не был… У нас такая традиция, папа всегда приезжал по субботам, он называл это «родительским днем». А из-за съемок он пропустил несколько суббот…

— Понятно, — сказал Реми. Что-то стояло за этой растерянностью и короткими переглядами с мужем, но Реми пока не хотел нажимать. Если не желают говорить, то наверняка и не скажут, тем более при посторонних. Странная пара, красавица и чудовище, избалованная женщина-девочка с маленьким, бесплотным и страшно сексапильным телом — и немолодой сухарь, у которого, кажется, никогда не возникает никаких эмоций… И при всем при том между ними проскальзывает некое сообщничество, хотя с виду гроша ломаного не дашь за этот супружеский союз, так и хочется сказать: богач купил себе красивую игрушку-жену…

— Он богат?

— Что? — переспросила Соня.

— Богат ли ваш отец?

— Нет… — удивленно ответила Соня. — Не бедствует, конечно, но… Он ведь практически не работал почти десять лет…

— А ценности у него есть?

Соня кинула неуверенный взгляд на мужа. Еще одно очко, подумал Реми.

— Ничего такого, чтобы… — начал Пьер. — А почему вы спрашиваете?

— А вы — богаты?

Реми уже справился о положении Пьера, и ему было хорошо известно, что он имеет дело с владельцем одной из самых крупных коллекций антиквариата, но он не хотел выдавать своей осведомленности.

— Да… достаточно. Почему…

— Не исключено, что позвонят и потребуют выкуп. Соня тихо охнула.

— То есть это не розыгрыш? — уточнил Пьер.

— Нет. Я, во всяком случае, так не думаю.

— Если это не розыгрыш, организованный Арно, если это похищение, кто же тогда звонил Соне и Максиму? — спросил Вадим. — Похитители?

— Не знаю. Будем думать. Искать.

— В любом случае это был человек, знакомый с Соней, — напомнил Максим.

— Как я понимаю, это не трудно, учитывая светскую жизнь месье Дора. Он ведь часто появляется с вами, Соня, на людях?

— Довольно часто… Особенно, когда Пьер в разъездах.

— Так что многие вас видели, многие вас слышали. У вас интонация особенная, такая, немного… детская; легко запоминается.

— Я все-таки не понял, а почему вы, собственно, пришли к заключению, что его похитили? — спросил Пьер.

— Ну, это не заключение, а предположение покамест… Если, как вы утверждаете, его запой мог случиться только нечаянно, по его собственной неосмотрительности, «на радостях», то все остальное — слишком хитроумно и затейливо обставлено для такого непредвиденного запоя.

— Кто знает… Он ведь всегда любил и умел разыгрывать, — задумчиво произнес Вадим. — Ему не надо было долго думать, чтобы найти решение…

— Кроме того, человек, в жизни которого произошли такие важные события — роль в фильме и долгожданный приезд родственника, — человек, который полон планов на субботу и торопится их осуществить, не стал бы глотать алкоголь на ходу…

— Но тогда уже бы позвонили, — возразил Пьер. —С требованием выкупа, я имею в виду.

— Бывает, что звонят не сразу… Кроме того, дело, может, и не в выкупе… Скажите, Вадим, у вас были другие претенденты на роль, которую вы отдали месье Дору?

— Нет. Я сразу решил, что это будет Арно. И если бы и были эти претенденты, они бы приняли меры давно, до съемок или в самом начале. Сейчас-то какой смысл?

— А лично у вас — у вас есть конкуренты, способные на все, чтобы сорвать ваш фильм?

— Сорвать мой фильм? Похитив исполнителя главной роли? Нет, не думаю…

Есть люди, которые меня не любят, есть люди, которые со мной соперничают, мне завидуют, но чтобы сорвать мой фильм…

— Все же подумайте. Повспоминайте разговоры вокруг этого проекта…

Реакции, слова, взгляды. Если всплывет что-то интересное, скажите мне.

Реми оглядел сидящих перед ним людей. Максим был хмур, Вадим растерян, Пьер непроницаем. Одна Соня выражала естественные, с точки зрения Реми, в данной ситуации чувства: она была встревоженна и печальна. Ее глаза потемнели, лицо было бледным и осунувшимся, ее жесты были нервны и угловаты.

— Такой еще вопрос… — осторожно произнес он. — Кто мог желать смерти месье Дора? Кто мог быть в ней заинтересован?..

Соня дернулась, как от удара, и устремила свои темные глаза на Реми.

«Удивительно, они меняли цвет, как драгоценные камни в перепадах освещения… — не к месту