К шести часам результаты были нулевыми: Арно никто не видел.

Реми слушал, наблюдая за своими посетителями, стараясь составить предварительное мнение о каждом из них. Вадим излагал свою часть истории витиевато, длинными сложными фразами, постоянно отвлекаясь от фактов; Пьер говорил без всякого выражения, короткими, точно сформулированными предложениями, словно финансовый отчет составлял, и усталый Реми с трудом подавлял зевоту под его монотонный голос; Соня сбивалась и путалась, растерянно поглядывая на детектива, и Реми отвечал ей ободряющим взглядом, а ее муж беспрестанно поправлял ее рассказ, вставляя уточнения назидательным голосом;

Максим присоединился к их дуэту с тем непринужденным артистизмом, который быстро располагает к себе людей. Сразу видно — душа компании, любимчик женщин, уверенный в своем обаянии…

— И вы не представляете, — спросил Реми, выслушав все рассказы, — кто бы мог подделать голоса? У вас нет на примете мастеров этого жанра из окружения вашего папы?

— Нет, — покачала головой Соня, — не представляю…

— А вы, месье Арсен?

— Насколько мне известно, среди близких друзей Арно пародистов и имитаторов нет. Но при желании их не трудно найти в Париже, Арно знаком со всеми. Кроме того, учитывая, что Максим не знал Сонин голос, а Соня — голос Максима, не было никакой необходимости искать имитаторов. Достаточно немножко актерского таланта, и даже неактерского — у меня вон даже дети так имитируют некоторых певцов и артистов, что их можно на сцену выпускать с эстрадными номерами…

Реми кивнул, соглашаясь с этим рассуждением, и снова перевел взгляд на Соню.

— Как вы договорились с вашим отцом, Соня? Пожалуйста, точно, слово в слово, если можете.

— Как… Что он приедет к нам сразу после съемок, только заедет домой переодеться, принять душ, и все. Он не знал, когда кончатся съемки, но рассчитывал приехать часам к четырем. С Вадимом он договорился, что уйдет сразу же после своей сцены.

— Вы ждали его дома?

— Да. Я пришла примерно в полчетвертого…

— Значит, утром вас не было дома?

— Нет.

— А где вы были, могу я полюбопытствовать?

— К чему эти вопросы? — вмешался Пьер. — Какое отношение они имеют к…

— Я просто хочу представить себе, как складывался день… — как можно простодушнее поторопился успокоить его Реми. — Для меня это важно — иметь некий образ ситуации… Так как вы провели утро, Соня?

— Я в магазины зашла… Потом в гольф-клуб… Там пообедала с приятельницами, в ресторане клуба. Вам нужно по часам расписать?

— Нет-нет, этого вполне достаточно. Если бы ваш отец вам звонил, например, и вас не застал?

— У нас автоответчик.

— А месье Дор имеет обыкновение оставлять послания на автоответчике? Не все люди, знаете, любят говорить с машиной. Некоторые вешают трубку, и все.

— Папа обычно оставляет. Он привык к микрофонам и прочей технике.

— Стало быть, не звонил.

— Нет.

— Спасибо. А вы, Пьер?

— Что я? — угрюмо спросил последний.

— Вас ведь не было дома в первой половине дня, не так ли?

— Кто вам сказал?

— Ваша жена.

— Я что-то не слышал, — буркнул Пьер.

— Если бы вы были дома в то утро, то мы не стали бы рассуждать об автоответчике, не так ли?

Соня улыбнулась, но Пьер остался непроницаемо-недружелюбен.

— Ну, не было меня дома, — ответил он, — так что?

— Ничего. А вы как провели утро?

— По антикварным ярмаркам прохаживался. Я… Мне… одну вещицу надо было найти.

— Ну и как, нашли?

— Нет пока.

— Сочувствую. А вернулись вы в котором часу?

— Не знаю точно, после пяти… Я обещал Соне быть не позже половины пятого, но застрял в пробках… Ты не помнишь, — обернулся он к жене, — в котором часу я пришел?

— Уже после звонка русского, после пяти, в полшестого…

— Спасибо. А как вы договорились с Арно, Вадим?

— Арно просил меня закончить все его сцены… Я и так собирался начать с него, так что проблем с этим не было. Он сказал, что очень торопится, чтобы успеть съездить к дочери и вернуться к ужину домой, чтобы провести вечер с Максимом… Машину он поставил на обочине шоссе, чтобы выйти к ней через лес, сзади нашей натуры, так как иначе он бы попал в кадр и помешал бы мне продолжать съемки… Он знает, что я этого не люблю. Или он был бы вынужден ждать за домом, а вот ждать он как раз не хотел…

— Значит, он ушел со съемочной площадки так, что его никто не видел?

— Ну да.

— А вы уверены, что он оттуда ушел? У Вадима брови поползли вверх. У Сони тревожно расширились глаза.

— Что вы хотите сказать, — спросил Вадим, — что он мог не уйти?

Остаться там? За домом? Зачем?

— Мало ли, вдруг сердечный приступ.

— Нет, — покачал головой Вадим, — мы убирали технику, мы бы его увидели…

— Я видел, как он уходил, — сообщил Максим.

— Каким образом?

— Я в этот момент отошел… И видел, как он уходил среди деревьев.

— Куда вы отошли?

— Пописать, — насмешливо произнес Максим. — Имею право, а?

Реми не стал вдаваться в дискуссию о правах человека. Он устал. Позади полный рабочий день, и голова была несвежей. Он был раздражен, и чувство юмора, как он сам говорил в таких случаях, «подало на развод».

— Который был час?

— Понятия не имею, — бросил Максим. Похоже, что Максим и Реми раздражали друг друга. Так бывало почти всегда: сначала люди обращаются за помощью, а потом злятся и кидаются на него — не любят, когда им задают вопросы…

— Без десяти три, — подал голос Вадим. — Без десяти три у меня началась следующая сцена с актрисой, уже без его участия.

— Месье Дор на съемках не был встревожен, задумчив, необычен?

— Нет, скорее наоборот. Ни за что бы не сказал, что у него что-то на душе или что-то на уме.

— Вам не показалось, что он блефует, когда обещал вернуться к ужину?

— Нет, — в один голос заявили Максим и Вадим.

— А вообще его беспокоило что-нибудь последнее время? Он был озабочен чем-нибудь? Планировал какие-то важные дела? Встречи? Разговоры?

Реми заметил, что Пьер бросил быстрый взгляд на Соню. Соня замялась.