— Ой!.. — она посмотрела на него чуть не с восхищением. Будущая профессия Лешего показалась ей страшно интересной. — Как здорово!

И он стал рассказывать. О компьютерах, о том, что такое компьютеростроение и как быстро оно развивается, как через несколько лет жизнь без компьютера будет уже невозможной.

Было легко. Просто удивительно легко было с ней.

Так незаметно они дошли до дома девушки. Дождь усилился, и они зашли в подъезд.

На первом этаже около холодной батареи отопления царил полумрак. Там они и встали. Девушка достала пачку сигарет и закурила. Это слегка оттолкнуло от нее Лешего. Сам он не курил и не любил, когда курят девушки, хотя в институте дымили почти все. И показалось, что она совсем не такая, какой он увидел ее вначале. Сказывалось воспитание матери.

Мать всегда возмущалась, когда видела курящих девушек. И называла их только шлюхами.

И сейчас Лешему показалось, что эта девушка вполне доступна, стоит только протянуть руку.

Он и в самом деле протянул, и привлек ее к себе, поцеловал — ему казалось, что все должно начинаться с поцелуя. Она почти не сопротивлялась. Ее губы пахли табаком, но были удивительно горячими и мягкими.

Он целовал и целовал ее, и непонятное чувство обладания захватило его целиком. Он переступил сразу через несколько ступеней в сближении, потому что очень торопился, а что может случиться с человеком, который нерасчетливо шагает — известно. Так случилось и с ним. Даже не задумываясь, почти что нечаянно он схватил ее за плащ и за юбку и задрал их, стремясь запустить руку под трусики. Девушка резко оттолкнула его.

Он посмотрел ей в глаза. И увидел в них страх и отвращение. Опять — страх и отвращение!

И тогда что-то вспыхнуло в его мозгу — на несколько секунд он, показалось, потерял зрение из-за этой вспышки. А когда девушка попыталась оттолкнуть его снова, чтобы пройти к лестнице, он ударил ее в лицо. Он сам знал, что был в свое время плохим боксером. Но плохим боксером он был среди мужчин. С ней же он был очень сильным. Он бил и бил — он озверел, когда увидел кровь, он пинал ее ногами, когда девушка упала. И произошло это так быстро, что она даже закричать не смогла.

А когда Леший увидел, что она не шевелится, то испугался. На какую-то секунду он прислушался к звукам в подъезде — не идет ли кто — и побежал...

Он бежал по улице, не обращая внимания на лужи, на грязь. Ему казалось, что кто-то гонится за ним, что его ловят, что уже милиция оповещена, и на улицы выехали дополнительные милицейские машины — специально, чтобы перехватить бегущего.

И когда увидел, что по дороге навстречу ему движется машина с зажженными фарами, то просто бросился в ближайшие кусты, не обратив внимания на то, что попал в лужу, — пережидал. Машина проехала мимо, но это была самая обыкновенная машина, не милицейская.

Но и это не принесло успокоения. Почему-то вдруг возникла уверенность, что он девушку убил. И подумал, что милиция может приехать туда с собакой. Они там много наследили ногами в подъезде. Собака может пойти по следу, и тогда его поймают!

И он стал петлять по дворам, как заяц, рисуя круги и отпрыгивая в сторону, чтобы сбить собаку со следа, перебирался через какие-то заборы. Потом вышел на улицу с оживленным движением и попытался остановить такси. Но все они проезжали мимо. Он осмотрел себя и понял, почему никто не останавливается. Он ведь не просто промок под дождем.

Он валялся в грязи. Кто же посадит такого в машину?

Но страх перед собакой все же не оставил Лешего. Он сел в троллейбус через заднюю дверь, махнул торопливо проездным билетом и сразу отвернулся к стеклу, чтобы не привлекать лишнего внимания. Проехав одну остановку, он вышел, перешел на другую сторону улицы и сел в троллейбус, идущий в противоположную сторону. Теперь проехал две остановки — и снова вышел. Снова перешел через дорогу и сел уже в нужный троллейбус, в один из последних ночных троллейбусов.

Дома мать сразу увидела и грязный плащ, и разбитые в кровь руки.

— На меня парни напали... — отговорился он.

Мать стала ругаться. И на него, и на бандитов, которых развелось в городе видимо-невидимо.

А он забрался в ванну и долго лежал, отмокая. И там же, в ванне, услышал звонок в дверь.

Показалось, что он умирает. Он подумал, что это милиция приехала за ним. Леший прислушивался к голосам из коридора. А это соседка увидела зажженный свет и пришла позвонить по телефону — вызвать мужу “Скорую помощь”. У нее муж недавно перенес инфаркт, и сейчас “Скорую” ему вызывали по два раза в неделю. Свет в квартире при этом роли не играл. Соседка могла прийти и без света. Мать в ее положение входила и всегда, в любое время ночи, открывала.

Было страшно. Сразу после ванны Леший забрался в постель. Но уснуть не мог почти до утра. Он все ждал, когда приедет милиция.

Милиция так и не приехала, а утром мать еле-еле подняла его в институт. Плащ она за ночь умудрилась вычистить. Внешне, подумал Леший, глядя перед уходом в зеркало, никто не подумает, что вчера такое с ним случилось.

А разбитые руки — это ерунда. Это даже добавляет мужественности.

Он уже слегка оправился. Прошла истерика, хотя страх остался. В таком настроении он и пришел в институт. И только там вспомнил, что рассказал вчера девушке, где он учится. Он не знал, что с ней случилось — жива она или нет. И тогда впервые пожелал другому человеку смерти. Если она умерла, то не сможет ничего сказать.

Оказалось, расписание изменили. Первая пара должна проходить в большой аудитории сразу для нескольких групп. Они расселись, когда открылась дверь, вошел преподаватель, а с ним — милиционер...

Выключил кто-то свет или еще что-то случилось — Леший не понял. Помнил только, что снова была вспышка в мозгу, словно в голове зажглась дуга электросварки. И только через какое-то мгновение дошел до него голос преподавателя. Их специально собрали вместе в этой аудитории. Милиционер будет читать правовую лекцию о наркомании и об ответственности за распространение наркотиков.

Эти две пары Леший отсидел с трудом.

После встречи с милиционером опять подступила истерика. Кричать хотелось. Чтобы жилы при этом на шее лопнули, как перетянутые струны. В страхе кричать. Но страх этот был не оттого, что он сделал, а от того, что он боялся последствий. И даже не ответственности, а просто позора.

А потом — убежал. Не ушел с занятий, а именно убежал. Точно так же, как убегал вчера. В страхе...

Но теперь он пошел не домой. Он пошел туда, к ее дому, в надежде хоть что-нибудь услышать, хоть что-нибудь узнать про вечерний случай в подъезде.

Вот он — дом, вот он — подъезд... Страшно... Вдруг кто-то видел его вчера из окна?

Или сама девушка жива и видит его сейчас?

Он же даже не знает, в какой квартире она живет — или жила. Не знает, где ее окна.

Но еще страшнее — ничего не знать...

Три пожилых женщины сидели у подъезда.

Леший неторопливо, чуть ли не прогулочным шагом прошел мимо них. Женщины тихо шептались. Так тихо, что он прочел в их шепоте страх, чуть ли не ужас. И свои шаги ускорил.

Он долго еще будет бояться. Ему будет очень хотеться кому-нибудь рассказать об этом. Но рассказать — некому. Никто не хочет его слушать. И рассказывать — нельзя.

...И только через несколько месяцев, когда постепенно страх уляжется и уйдет совсем, он однажды вспомнит горячие и мягкие губы девушки. И снова ему захочется испытать это ощущение. Он будет со сладострастием вспоминать короткие мгновения — вспоминать и страдать...