— Препятствия какого рода?

— Природные опасности!

— Вроде…?

— Ну, знаешь львов? — в отчаянии сказал Ом. — Здесь есть львы?

— Ну… слегка. — Слегка львы?

— Всего один лев. — Всего один… — …исключительно одиночное создание. Самые опасные — старые самцы, вытесненные молодыми соперниками в самые негостеприимные регион. Они злобны и хитры, и по крайности своего положения теряют всякий страх перед людьми… . Память испарилась, позволяя двигаться голосовым связкам Бруты. — Какой?

— Если он сыт, он не обратит на нас никакого внимания, сказал Ом. — Да?

— Они тогда засыпают. — После поедания…?

Брута оглянулся на Ворбиса, тяжело осевшего на камень. — Поедания? — повторил он. — Это было бы милосердием, сказал Ом. — Ко льву — да! Ты хочешь использовать его как наживку ?

— Он не переживет пустыни. В любом случае, он поступил много хуже с тысячами людей. Он умрет во имя благой цели. — Благая цель?

— Мне это угодно. Раздалось рычание, где-то среди камней. Оно не было громким, но в нем слышалась сила. Брута попятился. — Мы не бросаем львам людей просто так!

— Он бросает. — Да. Я — нет. — Отлично, мы взберемся на вершину плиты и когда лев примется за него, ты сможешь размозжить ему голову камнем. Он, скорее всего, удерет с рукой или ногой. Этого он не упустит. — Нет! Нельзя поступать так с людьми только потому, что они беспомощны!

— Знаешь ли, я не мог выбрать лучшее время!

Из-за каменной гряды раздался еще один рык. Он звучал громче. Брута растерянно взглянул вниз, на разрозненные кости. Среди них, полускрытый мусором, лежал меч. Он был старый и не очень хороший, и изъеденный песком. Он робко поднял его за лезвие. — Другой конец, сказал Ом. — Знаю!

— Ты умеешь им пользоваться?

— Не знаю. — Я крепко надеюсь, что ты учишься налету. Лев появился, медленно. Львы пустыни, как уже было сказано, не похожи на степных львов. Они были похожи, когда великие пустыни были зелеными рощами. (т. е. до того, как жители позволили козам пастись повсюду. Ничто так не создает пустынь, как козы. ). тогда можно было почти весь день (но не достаточно) величественно лежать, в промежутках между почти регулярным употреблением козлятины. Но рощи перешли в кустарники, кустарники перешли в, так скажем, более жидкие кустарники, и козы, и люди, и, под конец, даже города, исчезли. Львы остались. Почти всегда есть, что есть, если ты достаточно голоден. Людям по-прежнему приходится пересекать пустыню. Тут есть ящерицы. Тут есть змеи. Это трудно назвать экологической нишей, но львы накрепко обосновались в ней, как неумолимая смерть, поджидающая большинство из тех, кто встретился с пустынным львом. С этим уже кто-то повстречался. Его грива были спутанной. Его шкуру полосовали старые шрамы. Он потащился в сторону Бруты, волоча бесполезную заднюю ногу. — Он ранен, сказал Брута. — Ох, хорошо. И это такая куча еды! сказал Ом. — Пусть, немного жестковат, но…. Лев рухнул, его грудная клетка, напоминающая сушилку для посуды, тяжело вздымалась. Из его бока торчало копье. Мухи, которые всегда, в любой пустыне находят, что поесть, поднялись роем. Брута положил меч. Ом втянул голову в панцирь. — О, нет, пробормотал он. — В мире двадцать миллионо в людей, а тот единственный, который в меня верит, самоу…. — Мы не можем бросить его вот так, сказал Брута. — Можем. Можем . Это лев. Львов оставляют . Брута встал на колени. Лев открыл один покрытый коркой желтый глаз, слишком ослабший даже чтобы его укусить. — Ты же умрешь, ты же умрешь . Я не смогу найти никого , кто бы верил в меня, тут…. Знания Бруты по анатомии животных были рудиментарными. Хотя некоторые инквизиторы обладали завидными знаниями внутренностей человеческого тела, что недоступно тем, кто не располагает возможностью вскрывать его, пока оно еще функционирует, на медицину как таковую в Омнии смотрели неодобрительно. Но повсюду, в каждой деревне, был кто-то, кто официально не вправлял костей и кто не знал самой малости об определенных растениях, и кто стоял вне досягаемости Квизиции, благодаря хрупкой благодарности пациентов. И каждый крестьянин располагал крупицами знаний. Острая зубная боль способна сломить даже самых стойких в вере. Брута ухватился за рукоять копья. Лев зарычал, когда он пошевелил его. — Не мог бы ты поговорить с ним? — сказал Брута. — Это животное. — Как и ты. Ты можешь попытаться его успокоить. Ибо если он возбудится… Ом аж коготками зацарапал от сосредоточенности. В действительности, мысли льва не содержали ничего, кроме расширяющейся туманности боли, заволакивающей даже фоновый голод. Ом попытался обуздать боль, заставить ее улетать… и не думать о том, что случится, если когда она пропадет. Судя по обстоятельствам, лев не ел много дней. Лев заворчал, когда Брута вытащил наконечник дротика. — Омнийский, сказал он. — Он тут недавно. Он должен был встретить солдат по пути в Эфебу. Они должны были проходить недалеко. он оторвал еще одну полосу от своей рубахи и попытался прочистить рану. — Мы хотим его съесть, а не вылечить! — кричал Ом. — О чем ты думаешь? Ты думаешь, он будет тебе благодарен?

— Он жаждет помощи. — И скоро возжаждет, быть сытым, об этом ты подумал?

— Он трогательно смотрит на меня. — Возможно, никогда прежде не выдел недельный запас пищи бродящий вокруг на двух ногах. Это не было правдой, поразмыслил Ом. Брута таял, как кусок льда, здесь в пустыне. Вот что поддерживало его живым! Парень был двуногим верблюдом. Брута прохрустел в сторону каменной насыпи, жуки и кости рассыпались под его ногами. Валуны образовывали лабиринт полузасыпанных туннелей и пещер. Судя по запаху, лев обитал здесь уже давно, и нездоровилось ему часто. Он некоторое время разглядывал ближайшую пещеру. — Что такого поразительного в львином логове? — сказал Ом. — По-моему то, что в него ведут ступени, сказал Брута.

* * *

Дидактилос ощущал толпу. Она заполняла амбар. — Сколько их тут? — сказал он. — Сотни, сказал Урн. — Они сидят даже на стропилах! И… учитель?

— Да?

— Здесь даже пара священников! И дюжина солдат!

— Не беспокойся, сказал Симони, присоединяясь к ним на импровизированной платформе, сделанной из фиговых бочек. — Они последователи Черепахи, как и вы. Мы находим друзей в самых неожиданных местах!

— Но я не …, беспомощно начал Дидактилос. — Здесь нет ни единого, кто бы не ненавидел Церковь всей душой, сказал Симони. — Но это не…. — Они ждут того, кто их возглавит!

— Но я никогда…. — Я знаю, ты не подведешь. Ты — человек рассудка. Урн, влезь сюда. Здесь кузнец, с которым я хотел тебя познакомить… Дидактилос повернулся лицом к толпе. Он чувствовал горячую, напряженную тишину их взглядов.

* * *

Каждая капля копилась в течении минут. Это гипнотизировало. Брута поймал себя на созерцании каждой развивающейся капли. Было почти невозможно заметить, как она увеличивается, но они увеличивались и капали тысячелетиями. — Ну как? — сказал Ом. Вода просачивается вниз после дождей, сказал Брута. — Она оседает среди камней. Разве боги не знают таких вещей?

— Нам не требуется, — Ом огляделся. — Давай пойдем отсюда. Я ненавижу это место. — Это просто заброшенного святилище. Здесь ничего нет. — Это я и имею ввиду. Песок и булыжники наполовину засыпали его. Свет просачивался через разбитую крышу высоко вверху на скат, по которому они сползли вниз. Бруте было интересно, сколькие из выветренных скал в пустыне некогда были строениями. Это должно было быть огромным, наверное величественной башней. А потом пришла пустыня.