— Да. — Я тебе не верю. — На основании первой буквы слова Librum, снаружи, есть трещинка. сказал Брута. — Ксено написал: “Рефлекции”, старика Аристократес — “Банальности”, а Дидактилос считает, что Ибидовы “Рассуждения” дьявольски тупы. От трона Тирана до Библиотеки шесть сотен шагов. В… — У него хорошая память, тебе придется с этим смириться, сказал Дидактилос. Покажи ему еще несколько свитков. — Откуда мы знаем, что он их запоминает? настаивал Урн, разматывая свиток с геометрическими теоремами. — Он не умеет читать! И даже, если бы он умел читать, он не умеет писать!
— Нам придется научить его. Брута взглянул на свиток, заполненный картами. Он закрыл глаза. Мгновение, неровная кромка маячила напротив внутренней поверхности его глазных яблок, потом они осели в его мозгу. Они по-прежнему были где-то там, он смог бы вытащить их назад в любой момент. Урн развернул следующий свиток. Рисунки животных. Этот — рисунки растений и множество надписей. Этотодни лишь записи. Этот — треугольники и предметы. Они оседали в его памяти. Через некоторое время, он перестал даже беспокоиться о том, развернут ли свиток. Он просто смотрел. Ему было интересно, как много он сможет запомнить. Но это было глупо. Просто запоминать все, что видишь. Поверхность стола, или свиток, заполненный письменами. В этом было столько же информации, как в полировке и окраске дерева в “Рефлекциях”Ксено. Даже так он ощущал явную тяжесть мыслей, ощущение, что если он резко повернет голову, память хлынет у него из ушей. Урн поднял случайный свиток и частично развернул. — Опиши, на что похожа Неясная Пузума. — потребовал он. — Не знаю, сказал Брута. Он закрыл глаза. — Слишком много для Г-на Памяти, сказал Урн. — Он не умеет читать, парень. Это не правильно, сказал философ. — Хорошо. В смысле, четвертый рисунок в третьем свитке, сказал Урн. — Четырехногое животное смотрящее влево, сказал Брута. — широкая голова, похожая на кошачью, и широкие плечи, с телом, суживающимся в направлении задней части. Тело состоит из черных и светлых квадратов. Уши очень маленькие и лежат плашмя на голове. У нее шесть усов. Хвост обрубком. Только задние лапы имеют когти, на каждой по три когтя. Четвертая нога примерно такой же длины, как голова, и поднята относительно тела. Полоска толстой шерсти… — Это было пятьдесят свитков назад, сказал Урн, — Он видел весь свиток пару секунд. Они взглянули на Бруту. Брута снова прикрыл глаза. — Ты знаешь
— Я… немного…
* * *
Библиотека в Эфебе превратилась в печь. Пламя стало синим, когда растаявшая медная крыша закапала на полки. Все библиотеки, повсюду, соединены ходами книжных червей в пространстве, возникающими в результате сильных пространственно-временных искажений, имеющихся вокруг любой большой книжной коллекции. Очень мало кто из библиотекарей постиг этот секрет; имеются гибкие правила, как извлечь из этого факта пользу. Ибо это равнозначно путешествию во времени, а путешествия во времени сопряжены с большими проблемами. Но, если Библиотека горит, и в истории записано, что она должна сгореть… Был тихий хлопок, совершенно неслышный среди треска книжных полок, и фигура выпала из ниоткуда на маленький участок негорящего пола в центре библиотеки. Она выглядела обезьяноподобной, но двигалась очень целеустремленно. Длинный обезьяньи руки сбивали пламя, вытаскивали свитки с их полок и укладывали в мешок. Когда мешок наполнялся, она сиганула обратно в центр комнаты… и пропала, со следующим хлопком. Это совершенно не связано с этой историей. Так же не связан с ней и тот факт, что через некоторое время свитки, которым было положено сгинуть в Великом Эфебском Библиотечном Пожаре появились в отменно хорошем состоянии в Библиотеке Невидимого Университета в Анк-Морпорке. Но это просто приятно знать.
* * *
Брута проснулся с запахом моря в ноздрях. По крайней мере, это было то, что люди считают запахом моря, т. е. вонь старой рыбы и гниющий водорослей. Он был в подобии ангара. Тот свет, которому было удавалось пройти сквозь незастекленное окно, был красным и мерцающим. Один конец ангара открывался в воду. Багряный свет озарял несколько фигур, сгрудившихся вокруг чего-то. Брута осторожно осмотрел содержимое своей памяти. Все было на месте, библиотечные свитки аккуратно рассортированы. Слова были столь же бессмысленны для него, как и любые другие написанные слова, но картинки были интересны. Более интересны, чем большинство вещей в его памяти. Он осторожно сел. — Так ты, наконец встал, сказал голос Ома в его голове. — Чувствуем себя слегка переполненными, да? Грудой полок? Словно повсюду внутри головы большими буквами написано “SILENCIOS!”? Что ты натворил, и зачем?
— Я… не знаю. Это казалось следующей вещью, которую надо сделать. Где ты?
— Твой дружок солдат держит меня в своем ранце. Кстати, спасибо, что столь старательно позаботился обо мне . Брута попытался встать на ноги. Мир на мгновение завертелся вокруг, прибавив третью астрономическую теорию к двум временно занимающим умы местных мыслителей. Он выглянул в окно. Красный свет исходил от пожаров повсюду в Эфеб; огромный красный нимб возвышался над Библиотекой. — Идет партизанская война, сказал Ом. — Бьются даже рабы. Не могу понять, почему. Ты думаешь, они ухватились за возможность отомстить своим господам, а?
— Я предполагаю, что у раба в Эфебе есть шанс стать свободным, — сказал Брута. С другой стороны ангара послышался свист и металлический, жужжащий звук. Брута слышал, как Урн сказал: “Вот! Я же говорил. Просто заткнулась труба. Добавь еще немного горючего.” Брута неверными шагами направился к группе. Они толкались вокруг корабли. Корабль как корабль, нормальной формы, острый конец впереди, тупой сзади. Но тут не было мачт. А был большой медного цвета шар, висящий на деревянной раме позади. Под ним была железная корзина, в которой кто-то уже развел неплохой огонь. Шар крутился в своей раме, в облаке пара. — Я видел это, сказал он. — В De Chelonian Mobile. Там была картинка. — О, это ходячая Библиотека, сказал Дидактилос. — Верно, ты прав. Иллюстрирует принцип реакции. Я никогда не просил Урна построить большой. Вот что получается, когда начинаешь думать с руками. Я проплыл на нем вокруг маяка однажды ночью на прошлой неделе, сказал Урн. — Без проблем. — Анк-Морпорк куда дальше, сказал Симони. — Да, это впятеро дальше, чем от Эфебы до Омнии, торжественно сказал Брута. — Там был свиток с картами, добавил он. Пар обжигающим облаком подымался от жужжащего шара. Теперь, когда он подошел ближе, Брута видел, что полдюжины очень коротких весел было соединено вместе на манер звезды позади медной сферы, и свисали за тыльной стороной корабли. Деревянные зубчатые колеса и бесконечные ремни заполняли пространство в промежутке. Когда сфера крутилась, лопасти били по воздуху. — Как это работает? — сказал он. — Очень просто, сказал Урн. — Огонь разогревает… — У нас нет времени на это, — сказал Симони. — разогревает воду, и она злится, сказал ученик философа. — Потому она вырывается из сферы через эти четыре маленькие соплышка, что бы убежать от огня. Струйки пара толкают сферу по кругу, а лопасти и Легибусов винтовой механизм передают движение на весла, которые поворачиваясь толкают корабль по воде. — Очень философски, — сказал Дидактилос. Брута чувствовал, что должен встать на защиту омнианских достижений. — Великие двери Цитадели весят тонны, но открываются от одной лишь силы веры, сказа он. — Один толчок и они двигаются открываясь. — Очень хотел бы увидеть это, сказал Урн. Брута чувствовал слабый укол грешной гордости, что в Омнии по-прежнему есть нечто, чем он может гордиться. — Скорее всего, хороший баланс и немного гидравлики. — Ох. Симони задумчиво потыкал механизм мечем. — Вы подумали обо всех возможностях? — сказал он. Руки Урна начали размахивать в воздухе. — Ты имеешь ввиду военные корабли бороздящие темно-красное море без…-начал он. — На земле, я подумал, сказал Симони. — Возможно… на некоторых картах… — Ох, незачем обозначать на картах корабли. Глаза Симони затуманились той мглой, которая возникает у человека, заглянувшего в будущее и уводившего, что оно скрыто железной броней. — Гм…-сказал он. — Это очень хорошо, но не философски, сказал Дидактилос. — Где священник?
— Я тут, но я не…
— Как ты себя чувствуешь? Ты угас, как светильник по возвращении сюда. — Мне… сейчас лучше. — Минуту прямо, через минуту на тяге. — Мне много лучше. — Многое случилось, верно?
— Пожалуй. — Хорошо помнишь свитки?
— Да… по-моему. Кто поджег Библиотеку?
