всем этом Ценобриарх? Знал ли кто-нибудь еще об этих двух видах истины? Кто еще знал, что Ворбис воюет на обеих сторонах, подобно как ребенок, играющий в солдатиков? Было ли это действительно неправильно, если это все совершалось во славу… …бога, который черепаха. Бога, в которого верит один лишь Брута?
К кому обращался Ворбис, когда молился?
Сквозь эту ментальную бурю Брута слышал безразличный тон Ворбиса: “Если философ, написавший это, не признается, все вы будете преданы огню. Не сомневайтесь, я это выполню. В толпе появилось движение, и послышался голос Дидактилоса. — Пропустите! Вы слышали его! В любом случае… я всегда хотел это сделать… Пара слуг была отброшена в сторону и философ тяжело ступая, вышел из толпы, вызывающе держа свой пустой фонарь над головой. Брута видел, как философ на мгновение задержался в свободном пространстве, а затем очень медленно повернулся, пока не оказался точно лицом к Ворбису. Потом он прошел несколько шагов вперед и поднял фонарь так, что казалось, что он критически оценивает дьякона. — Гмм, сказал он. — Ты и есть этот… преступник? — сказал Ворбис. — Именно. Меня зовут Дидактилос. — Ты слеп?
— Лишь настолько, насколько это связано со зрением, мой лорд. — И ты носишь фонарь. сказал Ворбис, — Несомненно, ради афоризма. Возможно, ты скажешь мне, что ищешь порядочного человека?
— Не знаю , мой лорд. Возможно, ты мне скажешь, на что он похож?
— Я собираюсь покарать тебя сейчас. — сказал Ворбис. — О, конечно. Ворбис указал на книгу. — Эта
Брута затаил дыхание. Так делается история. Укрепись в вере своей, думал Брута. — Хоть раз, кто- нибудь, пожалуйста, попрекословьте Ворбису. Я не могу. Но кто-нибудь… Он заметил, что его взгляд вертится около сержанта Симони, стоящего по другую сторону от кресла Ворбиса. Сержант смотрел, как очарованный, не отрывал глаз. Дидактилос выпрямился в полный рост. Он полуобернулся и на мгновение его пустой взгляд скользнул по Бруте. Фонарь был выставлен на длину вытянутой руки. — Нет, — сказал он. — Каждый порядочный человек знает, что мир это сфера, идеальная сфера, непременно/вынужденная вращаться вокруг сферы солнца, как человеквокруг центральной истины Ома, сказал Ворбис, — И звезды… Брута с колотящимся сердцем наклонился вперед. — Мой лорд? — прошептал он. — Что? — лязгнул Ворбис. — Он сказал “Нет”. — сказал Брута. — Верно. — сказал Дидактилос. Мгновение Ворбис сидел абсолютно неподвижно. Потом его челюсть выбила дробь, словно он повторял несколько слов в такт дыханию. — Ты
Дидактилос пожал плечами. — Теперь я лучше знаю, сказал он. — Где это слыхано, черепаха длиной в тысячу миль? Плывущая по пустоте пространства? Хах! Вот тупость! Мне стыдно думать об этом теперь. Ворбис закрыл рот. Потом открыл его снова. — Так ведут себя все эфебские философы? — сказал он. Дидактилос снова пожал плечами. — Так ведут себя все истинные философы. — сказал он. — Они должны быть всегда готовы к восприятию новых идей, к принятию во внимание новых доводов. Вы не согласны? Вы предложили нам множество новых доводов, — жест, казалось, совершенно случайно заключал всех омнианских лучников вокруг комнаты, — для размышления. Мои мнения всегда можно поколебать убедительными аргументами. — Твоя ложь уже отравила мир!
— В таком случае я напишу другую книгу, сказал Дидактилос кротко. — Представьте себе, как это будет выглядеть: гордый Дидактилос поколеблен аргументами омнианцев. Полное отречение. Гмм? В принципе, с вашего позволения, лорд, я знаю, как много у вас дел, по разграблению и поджиганию, и так далеея вернусь в свою бочку и сейчас же примусь за работу над ней. Вселенная из сфер. Шары, вращающиеся в пространстве. Гмм. Да. С вашего позволения, лорд, я напишу вам больше шаров, чем вы можете себе представить… Старый философ повернулся и очень медленно побрел к выходу. Ворбис смотрел, как он шел. Брута видел, как он на половину поднял руку дать знак охране, а потом снова опустил ее. Ворбис обернулся к Тирану. — Так много вам…-начал он. —
Фонарь вылетел из дверного проема и разбился вдребезги о череп Ворбиса. —
Ворбис вскочил на ноги. — Я…-закричал он, затем взял себя в руки. Он гневно махнул паре стражников. Я хочу, чтобы его поймали. Сейчас же. И… Брута?
Брута едва слышал его через грохот крови в ушах. Дидактилос оказался куда лучшим мыслителем, нежели он думал. — Да, лорд?
— Возьмешь группу людей и отведешь их в Библиотеку… а потом, Брута, ты подожжешь Библиотеку.
* * *
Дидактилос был слеп, но было темно. Преследующие его стражники будут видеть, только видеть тут нечего. И они не проводили свою жизнь, гуляя по извилистым, неясным и, кроме всего прочего, многоступенчатым улочкам Эфебы. — …восемь, девять, десять, одиннадцать, бормотал философ, запрыгивая на совершенно темный пролет ступенек и петляя по заячьи за угол. — Арх, оу, это было мое колено, бормотало большинство стражников в куче где-то около середины пути. Один забрался наверх, как- то. В лунном свете он как раз смог разглядеть тощую фигуру, бешенно скачущую вдоль по улице. Он поднял свой арбалет. Старый дурак даже не уворачивался. Отличная мишень. Мгновение стражник выглядел ошарашенным. Арбалет вырвался из его рук, полетев на булыжники и посылая стрелы рикошетить от статуи. Он взглянул вниз, на оперенный конец стрелы, торчащий из его грудной клетки, а затем на фигуру, выступившую из теней. — Сержант Симони? — прошептал он. — Мне жаль, сказал Симони, — Мне действительно жаль. Но важна Истина. Солдат открыл рот, что бы высказать свое мнение об истине, а потом тяжело упал вперед. Он открыл глаза. Симони удалялся. Все выглядело светлее. Было по-прежнему темно. Но теперь он мог видеть в темноте. Все приобрело сероватый оттенок. И булыжник под его рукой каким-то образом превратился в крупный черный песок. Он взглянул вверх. — Встать, рядовой Ичло. Он смущенно встал. Теперь он был больше чем просто солдатом, анонимной фигурой что бы преследовать и быть убитым, и быть не более чем мелкой сошкой в жизнях других людей. Теперь он был Дерви Ичло, тридцати восьми лет, по сути, относительно безупречный, в основном, и мертвый. Он неуверенно поднял руку к губам. Ты — судья? — сказал он. — НЕ Я. Ичло взглянул на простирающийся вдаль песок. Он инстинктивно знал, что делать. Он был куда менее рафинирован, нежели генерал Фрайят, и обращал больше внимания на песни, выученные в детстве. Кроме того, у него было преимущество. Он был даже менее религиозен, чем его генерал. — СУД В КОНЦЕ ПУСТЫНИ. Ичло попытался улыбнуться. — Мама говорила мне об этом, сказал он. — Когда ты умираешь, ты должен пересечь пустыню. И ты увидишь все так, как должно быть, говорила она. И все правильно вспомнишь. Смерть усердно ничего не делала, дабы обозначить какие-либо свои чувства. — Можно встретить друзей по пути, а? — сказал солдат. — ВОЗМОЖНО. Ичло отправился. В общем, думал он, все могло быть и хуже.
* * *
Урн лазал среди полок, как обезьяна, вытаскивая книги из их отсеков и швыряя их вниз, на пол. — Я могу унести двадцать. сказал он, — Но которые двадцать?
— Всегда мечтал сделать это, бормотал Дидактилос радостно. Оберегать истину перед лицом тирании и все в таком роде. Ха! Один человек, не боящийся… — Что взять? Что взять? — кричал Урн. — Нам не нужны “Механики” Гвидо, сказал Дидактилос. — Эй, хотел бы я видеть выражение его лица! Дьявольски