— Мне кажется, я понял. Вы не доверяете исламу — и потому решили оказывать сдерживающее влияние на его продвижение у нас.

— Я против всего, что может помешать мирному и плавному развитию государства.

Может быть, в этой теме еще стоило бы покопаться. Но вместо того я решил задать вопрос поострее:

— Следует ли понимать вас так, профессор, что, будь ваша воля, вы и этот вот — сегодняшний процесс растянули бы, скажем, на несколько лет?

Он медлил с ответом — похоже, решал, стоит и вообще комментировать мое предположение. Наконец неохотно выговорил:

— Сие от меня не зависит…

— Но если бы зависело?

— Как сказал Ньютон — гипотез не измышляю.

Ну что же, поговорили. К тому же у меня возникла необходимость срочно связаться с теми, кто ждал моих звонков. И я решил закончить сеанс, вежливо поблагодарив:

— Я вам крайне признателен, профессор.

— Не за что. Наоборот, это я буду очень благодарен вам, если высказанные мною мысли станут достоянием общественности в наикратчайший срок.

— Да, но мой журнал, знаете ли…

— Это долго, я понимаю, да и выходит он не в России. Но вы можете сделать краткую экспликацию, а я помог бы поместить ее в каком-нибудь популярном издании здесь, даже в завтрашнем номере.

— Не могли бы вы пояснить — в каком именно?

— Это важно для вас? Хорошо, я сообщу вам после заседания. Возможно, это будет «Третья газета»…

— Ну, еще раз — спасибо вам, профессор. Пойду разыскивать мою даму.

— Это та самая, что избавила меня от глупой собеседницы? Красивая девушка.

Он произнес это тоном знатока. Возможно, таким он и был.

Я кивнул, прощаясь, и отошел. Достав сигарету, вышел из подъезда и закурил. Огляделся. Нашарил в кармане мой аппарат. Вынул. Набрал номер на крохотном пульте. Ответили, как всегда, без запинки:

— «Реан».

— Здесь Фауст. Информация.

— Готовы.

Я нажал клавишу кодирования и вторую — скоростной передачи. Запись прошла быстро.

— Как приняли?

— Чисто. Сообщения помимо?

— Прошел по треугольнику. Пока спокойно. Но готовьте очередную группу.

— Делаем. Ваше впечатление от разговора?

— Полагаю, что выстрел вхолостую. Он не будет на встрече.

— Примем к сведению.

— Конец связи.

— Конец. Я спрятал аппарат и пошел навстречу Наташе, только что вышедшей из дверей. Значит, и Долинский отпадает. Как, впрочем, и все те, с кем я успел поговорить до него. Следует ли сделать вывод, что покушение планируется осуществить не во время встречи? А если не при встрече и не по дороге, то когда же? В зале съезда? Но там если даже и найдется отчаянный смертник, то ему не позволят даже ручку из кармана вытащить, не то что оружие. Конечно, при условии хорошей предварительной проверки. Что же, придется ее сделать. Но вообще — пока никаких доказательств серьезной операции по устранению претендента Искандера. «Поистине, в этом — весть для людей поклоняющихся!» — как сказано в суре «Хадж», аияте сто шестом… Я обнял Наташу за плечи, и мы направились было к машине.

Отлучусь на минутку, — сказала Наташа, — когда мы отошли в сторонку, чтобы освободить проход для посетителей. — Обождешь меня здесь?

— Тут слишком открыто, — сказал я. — Лучше внутри. Буду справа от выхода. Постарайся не очень задерживаться, ладно? У нас сегодня еще полно дел.

— Я же сказала — на мгновение…

И она исчезла. Стараясь не толкаться, я и занял условленную позицию.

Первые десять минут ждал спокойно, вторые — волновался, чем дальше, тем больше; но про- должал стоять, разыскивая ее в толпе взглядом. Когда пошла третья десятиминутка, я понял, что жду совершенно напрасно: Наташу просто не следовало отпускать одну, учитывая всю многозначность возникшего положения. Сейчас ее наверняка в здании уже не было, хотя оставалось неясным — по своей ли воле она вышла из игры или ее выключили. Рассчитывать на свои силы было бессмысленно, и я, отвернувшись от публики, вытащил мой аппарат связи. Отсюда, из вестибюля, сигнал проходил хорошо.

— «Реан».

— Фауст. Нуждаюсь в помощи. Срочно.

— Слушаю. — Исчез мой человек. Полчаса тому. Объявляю поиск.

— Данные?

Я начал описывать. Меня сразу же прервали:

— Человек известен. (Ну конечно. Наивно было бы думать, что свои не держали меня постоянно в поле зрения. Условий игры никто не отменял.)

«Реанимация» между тем продолжала:

— Предположения, подозрения?

Они, разумеется, во мне уже пышно колосились, но делиться ими я не собирался: слишком много в них было личного.

— Пока — ничего определенного. Работайте — Уже начали. Будем сообщать по мере получения результатов. Куда?

Этого я еще не решил.

— Найдете, — сказал я, имея в виду на этот раз самого себя. — Буду в пределах слышимости. Имеются ли другие новости?

— К нам обращались с просьбой вывести на вас.

— Кто? — У нас не учитывался.

«У нас не учитывался» — значит, одно из двух: либо человек никак не был ввязан в игру, либо же был закрыт до такой степени, что даже на нашем уровне о нем ничего не знали.

— Представился?

— Назвался старым сослуживцем по Кронштадту.

Что-то слабо забрезжило в памяти.

— Хоть что-нибудь о нем выяснили?

— Бизнесмен из Грузии.

Ага. Теперь стало более или менее понятно.

— Снова возникнет — дайте ему координаты отеля. У вас есть еще что-нибудь?

Там помешкали мгновение.

— Будет говорить Иванов.

Иванов — так именовался человек, занимавший в «Реанимации» серьезную позицию. Это должно быть что-то немаловажное, раз уж…

— Доктор Фауст?

— Внимательно слушаю.

— Я сейчас смотрел последнюю схему. Вокруг вас очень густо. Кроме нас — еще, по выводам, три