Когда Карелла пришел в свой отдел в половине одиннадцатого того же утра, Мейер уже был там, а на столе его ждала записка, о том, что некто Чарльз Мерсер из полицейской лаборатории звонил ему в семь сорок пять утра.

– Ты ему перезвонил? – спросил Карелла.

– Я пришел всего минуту назад.

– Будем надеяться, что он кое-что накопал для нас, – произнес Карелла и набрал номер лаборатории. Он попросил к телефону Чарльза Мерсера, но ему сказали, что Мерсер работал в ночную смену и ушел домой в восемь утра. – А с кем я говорю? – спросил Карелла.

– Это Дэнни Ди Торе.

– Вы что-нибудь знаете об исследованиях, которые делал для нас Мерсер? О желатиновых капсулах?

– Да, конечно, – сказал Ди Торе. – Подождите минутку. Ну и задали же вы работенку Чарли.

– Что он выяснил?

– Начнем с того, что ему потребовалось перепробовать много капсул. Они бывают разной толщины. Разные производители делают их по-разному.

– Возьми параллельную трубку, Мейер, слышишь, – сказал Карелла Мейеру, а потом в трубку: – Продолжайте, Ди Торе.

– А кроме того, на скорость растворения влияет очень много факторов. К примеру, если человек только что поел и желудок его полон, капсула растворяется медленнее. А если желудок пуст, то скорость растворения увеличивается.

– Ясно, давайте дальше.

– Возможно даже, что капсула проходит через всю систему, не растворившись. Такое иногда случается со старыми людьми.

– Но Мерсер провел исследование, – сказал Карелла.

– Конечно, провел. Он смешал пятипроцентный раствор соляной кислоты с пепсином. Чтобы смоделировать желудочный сок, ясно? Он разлил это во множество отдельных колбочек, а затем опустил туда капсулы.

– И что у него получилось?

– Нет, разрешите я закончу рассказ. Он использовал разные типы и размеры капсул. Их выпускают разных размеров. Понимаете, чем больше число, тем меньше размер. Значит, четыре меньше, чем три.

– И что он выяснил?

– Они растворяются с разной скоростью – десять минут, четыре минуты, восемь минут, двенадцать минут. Самое большее пятнадцать минут, самое меньшее – три. Это вам поможет?

– Это не совсем то, что...

– Но большинство из них растворилось в среднем за шесть минут. Я надеюсь, это вас осчастливит.

– Значит, шесть минут?

– Да.

– О’кей. Большое спасибо, Ди Торе. И поблагодарите Мерсера, ладно?

– О чем речь! Он спать перестанет.

Карелла положил трубку на место и повернулся к Мейеру.

– Так что ты думаешь?

– Что я могу думать? Выпил это Джиффорд или проглотил, но случилось это перед тем, как он вернулся на сцену.

– Должно быть, так. Яд действует за считанные минуты, а капсула растворяется приблизительно за шесть минут. А он был перед камерой семь.

– Семь минут и семнадцать секунд, – поправил Мейер.

– Может, он принял яд сознательно?

– Самоубийство?

– Возможно.

– На глазах у сорока миллионов людей?

– А почему нет? Для актера красивый уход – главное.

– Что ж, может быть, – сказал Мейер неуверенно.

– Нам лучше выяснить, кто был с ним перед выходом на сцену.

– Ничего сложного, – сказал Мейер. – Вчера вечером там было всего двести двенадцать человек.

– Давай позвоним твоему мистеру Крэнтцу. Может, он нам поможет.

Карелла набрал рабочий номер телефона Крэнтца. Коммутатор соединил его с дежурной, которая, в свою очередь, соединила его с секретарем Крэнтца, а та сказала ему, что Крэнтца нет, но ему можно оставить сообщение. Карелла попросил ее подождать и закрыл микрофон трубки рукой.

– Мы поедем к жене Джиффорда? – спросил он Мейера.

– Думаю, надо, – ответил Мейер.

– Передайте, пожалуйста, мистеру Крэнтцу, что он может найти меня в доме мистера Джиффорда, – сказал Карелла, поблагодарил ее и повесил трубку.

Ларксвью находился в получасе езды от города, это был фешенебельный пригород, в котором владельцы домов обзаводились участками, намного превосходящими по размерам привычные клочки шестьдесят на сто ярдов. В наш экономный век было приятно оказаться в районе просторных лужаек и величественных домов, поставленных вдали от дорог. Детектив Мейер уже ездил в Ларксвью накануне вечером, ему казалось, что надо объяснить миссис Джиффорд, зачем полиции понадобилось вскрытие, хотя ее разрешения на это и не требовалось. Но теперь он впервые ехал сюда в дневное время, и вид хорошо ухоженной красивой местности убаюкивал. Карелла, обсуждавший вслух версии с того момента, как они выехали из города, теперь, когда они оказались у двух колонн, установленных с обеих сторон белого гравийного проезда, замолчал. Полдюжины людей с камерами и еще столько же с ручками и блокнотами орали на двух местных полицейских, которые загораживали проезд. Мейер опустил стекло со своей стороны и крикнул:

– Дайте проехать!

Один из полицейских оторвался от газетчиков и подошел к машине.

– Кто вы такие? – спросил он Мейера. Мейер показал ему свой жетон.

– 87-й участок? – сказал местный полицейский. – Вы ведете это дело?

– Точно, – сказал Мейер.

– А почему вы не прислали своих ребят подежурить здесь?

– А что такое? – спросил Карелла, наклоняясь. – Вы что, с парой репортеров справиться не можете?

– С парой? Вы бы приехали сюда десять минут назад. Толпа сейчас уже схлынула.

– Нам можно проехать? – спросил Мейер.

– Конечно, валяйте. Можете ехать прямо по ним. Мы потом подметем.

Мейер нажал на клаксон, а затем – на педаль газа. Журналисты торопливо расступились, осыпая проклятьями шуршащий по гравию “Седан”.

– Хорошие ребята, – сказал Мейер. – Сразу видно, что они хотят оставить бедную женщину в покое.

– Как и мы, а? – вставил Карелла.

– У нас другое.

Дом был выстроен в колониальном георгианском стиле. С обеих сторон дверей рос старый кустарник, который шпалерой окружал и всю территорию за домом. Дорожка, посыпанная гравием, подбегала к дверям и снова уходила к дороге, оставляя семье небольшую площадь для парковки. Мейер остановил машину именно в этом месте, поставил ее на ручной тормоз и вышел. Карелла выбрался из машины с другой стороны, и они вдвоем пошли по скрипучему гравию к парадной двери. На косяке висел сияющий бронзовый колокольчик. Карелла взялся за шнур и дернул его. Детективы подождали. Карелла снова дернул за шнур. И они снова подождали.