Кева остановил «мерс» метрах в двадцати от «девятины».

Прошелся по свежему снежку. Открыл заднюю дверь «девятки», уселся на сиденье. Впереди возвышались два бритых затылка. У одной головы в ухе торчал наушник. В машине было накурено. Среди крепкого сигаретного духа Кева уловил слабый аромат «ганджи» — марихуаны.

— Кайфуете, следопыты? — спросил Кева голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

— Все путем, — отозвался один из бритых. Полуобернулся, осклабился: — Тихо, спокойно.

— Давно — «тихо, спокойно»? — иронически поинтересовался Кева.

— Чего? — крякнул второй охранник.

— Давно козу пасете? — с глухим раздражением спросил Кева.

— С шести утра, — покорно отрапортовал бритый.

— А ее саму слышали, семафоры? — столь же иронически осведомился он.

— Кого, бабулю?

Оба стремщика давно поняли, куда клонит Кева, но валяли дурку: делали вид, что они тут ни при чем, дело их — маленькое и хата их с краю.

— Слышали вы ее, говорю? С шести часов-то? — таким же спокойным голосом уточнил Кева. — Пердела она? Ссала? Дрочила? Подмывалась?

Тот, что был с наушником, виновато пожал кожаным плечом.

— Вроде нет. Дышит тихо.

— А ну дай. — Кева протянул руку. Первый бритый быстро и виновато вынул наушник, протянул на заднее сиденье боссу. Кева вложил его в левое ухо.

«…Продолжается визит президента России в Южную Корею, — донесся до него хорошо поставленный телевизионный голос. — Сегодня президент дал завтрак в честь южнокорейских бизнесменов. На деловом завтраке присутствовало около ста пятидесяти местных предпринимателей. Меню завтрака включало в себя жареного тунца с грибами под суфле из икры, суп с мясом краба, выдержанным в укропе…»

Ни единого звука, свидетельствующего о присутствии человека в квартире, до Кевы не доносилось.

Он выдрал наушник из уха, протянул его первому.

— Давай-давай, — похлопал его по плечу. — Слушай, просвещайся. Потом нам политинформацию прочтешь. А ты, — он ткнул кулаком в плечо второму, — пошли со мной.

Через три минуты Кева с бритым напарником звонили в квартиру Юли.

Как и следовало ожидать, им никто не открыл.

Дверь в квартиру девки оказалась обычной, не стальной. Крытая драным дерматином. Замок тоже обыкновенный, английский.

Кева достал из внутреннего кармана куртки гарнитур [25]. Знаком приказал напарнику отойти к лестнице, посматривать. Подобрал подходящую отмычку, всунул в замочную скважину. Непринужденно, словно родным ключом, отомкнул дверь. Махнул напарнику — они вошли. Затворили дверь.

Чувствовалось, что в квартире — пусто. Только звучал-надрывался телевизор: «…Премьер-министр заявил, что Россия очень заинтересована в итальянских инвестициях…»

Кева бросил напарнику:

— Стой у двери.

Сам прошел в комнату.

На комоде полыхает, разговаривает телевизор. Дверца платяного шкафа распахнута. На диване валяется пара впопыхах брошенных платьев, перекрученные колготки, коробка с туфлями. Полное ощущение того, что отсюда спешно эвакуировались. Спасались бегством.

Кева раздраженно щелкнул пультом телевизора. Наконец-то стало тихо. Прошел на кухню — в коридоре покорно переминался с ноги на ногу охранник.

На кухне сразу заметил у стены пластмассовую, дочиста вылизанную плошку. Рядом — блюдечко с водой. Открыл холодильник. Сразу бросилась в глаза баночка с кошачьим кормом «Муркас».

Кева достал початую банку. Позвал: «Кис-кис-кис-кис…»

Квартира оставалась столь же тихой и нежилой, как и три минуты назад.

— Здесь жил кошак, — подумал вслух Кева (его тяготила мертвая тишина квартиры). — Теперь кота — нет.

Внизу, выйдя на улицу из Юлиного подъезда, Кева спросил у виновато уменьшившегося в размерах неудачливого охранника:

— Козу только слушали? Или писали — тоже?

— Записывали… — промямлил стремщик.

— Сколько часов записи хранится?

— Двадцать четыре последних, — торопливо ответил «следопыт».

— У вас они есть?

— Да. В машине.

В «девяносто девятую», стоявшую у подъезда, уселись в ином порядке: Кева на переднее пассажирское сиденье, охранник — на заднее.

— Когда последний раз слышали дырку? — резко спросил Кева.

Передний полуобернулся, переглянулся с задним.

— Вынь ты наушник, — ласково посоветовал ему Кева. — Оглохнешь. И запись останови.

«Семафор» послушно вытащил наушник, выключил магнитофон.

Задний виновато проговорил: — Ровно в семь утра включили телевизор…

— Та-ак, — ласково поощрил Кева. — Хорошо. А телку-то вы слышали?

Охранники опять переглянулись.

— Кряхтение? Звонки? Бульканье? Чистку зубов?

— Нет. Ничего, — решился и ответил первый — рулевой.

— Эх, эдельвейсы… — вздохнул Кева. — Чего ж вы здесь тогда торчите? Вы чего, ящика современного не видали? «Рекорды» все до сих пор смотрите? «Кэ-вэ-эны»?.. Не знаете, что такое таймер? А?..

Братки понурили свои огромные стриженые бошки.

— Где кассеты с записью?

— В бардачке, — с готовностью ответил первый — «водитель». — Все разложено по часам.

— Значит, так, колхозники, — строго проговорил Кева. — Вы лоханулись, мокрощелку отпустили? Давайте, отрабатывайте. Ноги в руки — и вперед, по соседям… Спрашивайте. Видели они телку? Когда в последний раз? С кем?

Охранники переглянулись.

— Базарьте с людьми без понтов, ласково, — продолжил инструктаж Кева. — Вы, мол, братья ее. Приехали издаля. Договорились: сеструха будет дома, а ее вдруг и нет. И вы, типа, за нее волнуетесь…

• Сторожа опять переглянулись — приказ Кевы пришелся им не слишком по вкусу. Однако возражать не стали — покорно полезли из машины наружу. Постояли на холодке чуть-чуть — и потопали к подъезду.

Кева достал из бардачка кассеты с записями прослушки: всего того, что творилось в квартире девчонки в последние сутки.

Чтобы выработать дальнейший план действий, Кеве важно было понять: сама она решилась сбежать — или ее предупредили?

А если предупредили — то как? И — кто?

Кассету с записью последних трех часов Кева решил не прорабатывать.

Доверился охранникам, не слышавшим за это время в квартире девчонки-секретутки ничего, кроме телевизора.

Достал другую кассету. На ней значилось: «01.03.0* года — 02.03.0* года. 21.00 — 08.00».