Я не прислушивалась, что там пьяный Коля говорил Дау. По дороге домой Даунька очень весело рассказал мне о своей «дискуссии».

Когда приблизился пятидесятилетний юбилей Дау, я спросила:

— Даунька, этот день твоего рождения надо отпраздновать. На сколько человек, хотя бы приблизительно, готовить стол?

— Ни в коем случае, на таких юбилеях скучища: сиди, как осел, и слушай, как тебя хвалят. И речи не может быть. Но в институте не в моих силах отменить, хотя я поставил жёсткие условия: ни одного торжественного адреса, ни одного хвалебно-подхалимного высказывания, только юмор и шутка! И никаких пригласительных билетов, никаких объявлений. Пусть все придут, кто захочет.

И народ стал валить в институт чуть ли не с утра. Заполнили конференц-зал, все вестибюли, коридоры, сидели на окнах и на полу между рядами кресел, что называется, маковому зерну негде было упасть. Поток поздравительных телеграмм и писем перегрузил почту и завалил нашу квартиру.

Пятидесятилетний юбилей Дау! Нет, описать это невозможно. Физики, студенты, молодёжь свою любовь, своё преклонение, уважение преподнесли в подарок Дау, оформив все это в остроумнейший блестящий поток шаржей. Вот физик — серьёзный, ни тени улыбки — преподносит Ландау «икону» со словами: «Дау, у нас, физиков, есть свой бог, этот бог Ландау».

У Дау была так высока мера человечности. В те дни я не подозревала, что природа создала его гением. Я тогда смела сравнивать Дау с окружающими людьми. И, конечно, все проигрывали! Вспомнила свою пошлую игру в любовь с Л… Время от времени мы встречались. За это время он «освоил» пять чужих жён.

— Колечка, милый, если я стану твоей любовницей, ты так же быстро бросишь и меня, как Нину, Милочку, Наташу и других. И после меня следующим будешь говорить, как мне сейчас говоришь, о своих бывших возлюбленных. Когда я вижу тебя под своими окнами, я тебе верю, но уподобиться тем девицам, которые приходят к Дау, я не могу.

Так мы с Колечкой беседовали в небольшом пустынном скверике, который помещался напротив нашего дома.

— Кора, откуда у тебя такие изощрённые методы издевательства? Порой мне кажется, что ты меня любишь, ты умна, я часто прибегаю к твоим советам в своих делах. Но, поверь, я начинаю терять голову, я уже жить не могу, не видя тебя.

У меня мелькнуло в памяти что-то из Бальзака: «Заставить загореться одним из тех желаний, которые испепеляют». Жидковат он для таких желаний. Нет, он не мой герой!

— Ты, Коля, слишком избалован женщинами. А потом заявишь: «Я разлюбил тебя…».

— Слишком трезвая голова у женщины не украшает её. Порой мне хочется послать тебя ко всем чертям. Разорвать те путы, которыми ты меня опутала!

— Коля, но с разрывом наших отношений моя жизнь может оборваться. Коля, я говорю очень серьёзно. Я так ценю наши короткие встречи, я не могу обойтись без наших свиданий, в них заключается вся моя жизнь, — говорила я очень серьёзно, а перед глазами стоял Дау!

— Ты любишь меня, а хранишь верность своему повелителю, несмотря на его параллельных девиц.

— Коля, с его параллельными я уже примирилась. А ты? Я поехала с тобой на месяц в Сочи, и тебя в первый же день увела новая блондинка.

— Кора, если я брошу все: Москву, семью, карьеру, возьму кафедру в Алма-Ате, ты уедешь со мной?

— О, Коля, на край света пойду за тобой! Одно условие: никаких параллельных. Только как же ты оставишь свой новый корпус? — ехидно спросила я.

— Да, я запутался. Что-то у меня не получается.

— Колечка, давай сбежим в Алма-Ату.

— Кора, это не шутка. Со всего мира идут письма. Мой эксперимент ни у одного учёного в мире не повторился.

— Коля, это естественно, они по правде хотели вылечить от белокровия своих подопытных мышей. Н.Н., выступая по телевизору, очень помог тебе составить карьеру.

— С Н.Н. я заключил договор: он меня проводит в академики, а я буду тянуть в академики его зятя Г., ведь ему неудобно протаскивать собственного родственника.

Ритуалы, навязанные Колечкой, мне осточертели. Иногда я забывала, что в такое-то время должна стоять и смотреть, как он марширует под моими окнами, совершая оздоровительный моцион после ужина, то на его зов должна выскакивать на липовую аллею и выслушивать длинные нудные жалобы, как тернист путь в науке, когда пробиваешься только локтями. «Твоему Л.Д. вольготно: у него сто процентов еврейской крови, а я еврей только на 50 процентов. Мне наука даётся с трудом» и т.д. и т.п.

В один из понедельников у нас в доме были иностранные гости. Я не смогла выскочить на 15 минут, как он просил, на липовую аллею. Я вообще стала избегать встреч, Колечка начал писать длинные записки, опуская их в почтовый ящик.

— Коруша, что ты сидишь все время дома? Сейчас, когда я подъехал к воротам нашего дома, Коля дежурил около твоих окон. Попытался незаметно улизнуть. Я, конечно, не подал виду, что заметил его.

— Понимаешь, Зайка, его не устраивает моя любовь! Я вообще не могу понять, что ему ещё надо? Вот, прочти, что он мне пишет:

«Вчера вечером я сделал последнюю попытку внести какую-то ясность в наши отношения. Результат этой попытки можно было предвидеть заранее. Я, конечно, знал, что в понедельник вечером вы будете сильно заняты. Но, быть может, именно поэтому вы бы смогли показать, что 15 минут времени для встречи с человеком, которого вы любите, у вас всегда найдётся. К сожалению, вы были верны себе и отказались от встречи. Отказались так, как вы всегда отказываетесь от встречи с неугодными вам людьми.

Хочу напомнить, что в воскресенье вы мне сказали, что с разрывом со мной кончится вся ваша жизнь. Однако первая же самая скромная просьба — встретиться, хотя бы на 15 минут, — и вы не смогли. О себе могу сказать прямо, что не было, кажется, такого дела, которое я не отложил бы ради встречи с вами. Я знаю, что это плохо, нельзя откладывать дела, но степень увлечения вами была слишком сильна, за отношения с вами я заплатил дорогой ценой. Нервная система расшатана до предела. Начиная с вас, я впервые по-хамски стал обращаться с женщиной. К вам у меня выросла глухая и глубокая ненависть. Так можно ненавидеть хозяина, от которого зависишь, но который полностью подавляет тебя. Ведёте вы себя потрясающе. Полное отсутствие какого-то ни было влияния на вас, ничто не вошло в вашу жизнь и в вашу психологию от встречи со мной, в вас внедрили психологию параллельных. Из вас сделали нечто, вообще не похожее на человека, вы просто красивая вещь. Весь идейный стиль ваших отношений был издевательством над моим внутренним миром. Это была адская ломка всех привычных понятий. Все ваши отношения ко мне были нечестными. И в последний понедельник вы не только не нашли возможность выбежать, как это сделала бы любая женщина в данных отношениях, на 15 минут, но даже не подошли к окну, что делали раньше. Я вас очень хорошо понимаю, Кора. Вас тяготит необходимость делить с кем-то душу. Вам нужно говорить, что вы самая красивая, самая лучшая, самая любимая. В ответ на это вы будете принадлежать человеку. Мне очень тяжело, но быть с вами, значит полностью презирать себя. Что же вы сделали, Кора, из отношений, которые могли тянуться, как голубое счастье, многие, многие годы».

— Коруша, ты собираешься ему отвечать на это письмо?

— Даунька, я просто не знаю, что ему написать. Из его письма я только усвоила, что счастье окрашено в голубой цвет.

— Давай я тебе продиктую.

— О, Зайка, пожалуйста.

— Коруша, пиши:

«Милый Коля! Не знаю, что писать тебе. Все это напоминает какой-то кошмарный сон, где понять ничего нельзя и все так безнадёжно перепутано. К сожалению, ясно только одно: я напрасно мечтала о том, что ты влюблён в меня. Ты влюблён только в самого себя, а мои чувства и переживания тебе глубоко безразличны. Тебе приятно считать себя жертвой, а я, увы, только предлог. Во всем твоём длинном письме я тщетно искала хоть одно слово нежности и любви ко мне. Все только жалость к самому себе в