Ирена заставила себя встать и снова двинулась вперед. Снова прыгала, кралась, перебиралась, балансировала, падала, поднималась…

И наконец почувствовала, что силам ее и впрямь пришел край. Поскользнулась, с маху упала животом на очередное бревно, но… но почему-то руки ее не свесились в ледяную воду, как раньше, а коснулись чего-то упругого и душистого. Не сразу поняла Ирена, что лежит на траве, что выскочила из болота на твердую землю, даже не заметив, как это произошло.

Она переползла подальше от бревна, легла поудобней. Невероятное блаженство владело ее телом, сердцем, разумом. Гордость за то, что смогла, что справилась-таки, что перешла по Чертову мосту, окрыляла и пьянила почище шампанского, которое, честно признаться, Ирена не слишком-то любила на вкус – нравились ей только легонькие пузырики, которые вздымались в горле при каждом глотке.

«Я и в самом деле крепкая! – самодовольно подумала она, совершенно забыв, как ее оскорбило это слово еще утром. – Столько мучений, столько страданий, день без памяти пролежала, с утра ничего не ела – и все же одолела такой путь! Как хорошо быть крепкой!»

Лежать на мягкой траве и предаваться упоительным самовосхвалениям было, конечно, очень приятно, однако Ирена прекрасно понимала, что времени у нее для этого нет. Совсем нет! Нужно бежать дальше. Лес, который лежал впереди, нужно еще пройти. По словам Кури и Емели, выходило, что от Чертова моста до проезжей дороги, почтового тракта, рукой подать, однако никакими признаками дороги и не пахло. Кругом темная, непроходимая стена леса…

«Мне это кажется, потому что ночь наступает, – утешала себя Ирена. – На самом деле дорога близка. Нужно встать – и идти. Идти дальше! Ничего, что подкашиваются ноги, ничего, что меня тошнит и кружится голова. Я – крепкая! Я выдержу!»

Словно с объятиями матери родной, рассталась она с травой, которую уже нагрела теплом своего тела. Кое-как поднялась – сперва на четвереньки, потом во весь рост. Постояла, унимая головокружение, сделала шаг, и другой, и третий, как вдруг что-то странно захрипело-заскрипело за ее спиной, а потом раздался голос, в котором, как ей почудилось, не было ничего человеческого:

– Одежу обсушить не хошь, а, красавица?

Ирена обернулась с испуганным криком, прижав руки к груди, и голос застрял у нее в глотке при виде существа, которое медленно приближалось к ней. Кто это? Болотник здешний? Медведь, вставший на задние лапы? Человек? На его туловище болтались оборванные лохмотья, и они, и волосы на голове, и лицо – все представляло собой некий ком грязи и распространяло ужасное зловоние. В сумеречном свете Ирена отчетливо видела яростный блеск глаз, которые то опасливо шныряли из стороны в сторону, то устремлялись на нее. Это было истинное чудовище!

При виде ее оторопи чудище ухмыльнулось – рот его был покрыт гнойными струпьями.

– Одежу обсушить, – пробился из недр ужасной пасти столь же ужасный голос. И в то же мгновение корявая лапа с невероятной быстротой простерлась вперед и вцепилась в руку Ирены.

У нее подогнулись ноги, а из горла вырвался пронзительный крик.

– Не ори, не поможет, – пробурчало чудовище, подтаскивая Ирену к себе и сильным толчком опрокидывая ее на траву. Огромная ножища вдавилась ей в грудь.

Ирена скосила глаза на эту ногу. Вроде она была босая, но вроде бы и обутая – в какой-то ужасный дырявый сапог. Ирена таращилась на нее с паническим любопытством, как будто для нее было очень важно, босоногий разбойник на нее напал или обутый. Из сапога торчали грязные корявые пальцы – и вдруг Ирена поняла, что чудовище в самом деле босое, но ноги его покрыты коростой грязи наподобие сапог. Она снова издала дикий вопль, но тут же подавилась им, увидев, как чудовище начало шарить в своей одежде, распахивая ее. Оттуда высунулся какой-то грязный отросток… невыносимое зловоние достигло носа Ирены, и она с новым криком рванулась, вывернулась из-под ножищи и откатилась в сторону. Она успела вскочить и даже пуститься бежать, но тотчас была снова схвачена и брошена на траву.

– Лежи, дура! – прохрипело чудовище и всей тяжестью рухнуло на Ирену. Она ухитрилась перекатиться на бок за миг до того, как земля содрогнулась под тяжестью упавшего тела. Снова вскочила и бросилась прочь, но была поймана за ногу и рухнула лицом вниз. Отчаянно била ногами, пиналась, пыталась ползти, но чудище тащило к себе. Хватка его была ужасна, вырваться из этих лап казалось невозможно. Ирена почувствовала, что силы оставляют ее.

– Спасите! – закричала она, приподнимаясь на локтях и устремляя отчаянный взгляд в сторону леса. – Помогите!

– Молчи! Убью! – взревело чудовище, хватая ее за косу и натягивая с такой силой, что Ирене почудилось, будто у нее сейчас снимут с головы скальп: точь- в-точь как это делали краснокожие индейцы в романе господина Купера «Открыватель следов»[12], который Ирена нарасхват со Станиславом читала в каком-то старом выпуске «Отечественных записок».

Казалось, та боль, которую она испытывала, передалась земле, потому что Ирена вдруг отчетливо различила, что земля дрожит. И в ту же минуту слуха ее достиг странный, ритмический звук, в котором было что-то знакомое. Да ведь это топот копыт! Кто-то мчится по лесу неистовым аллюром!

– Помо… – вскрикнула было она, и крик замер в горле от нового прилива страха: а вдруг это проклятущий Адольф Иваныч мчится за ней в погоню? И попадет Ирена из огня да в полымя. Но уж лучше оказаться в плену у Адольфа Иваныча (из всякого плена бежать можно!), чем быть изуродованной этим болотным чудовищем. Ирена смутно догадывалась, что кошмарное существо хочет сделать с ней то, что было однажды Игнатием в карете начато, да не закончено… О Боже, в какой ужас воплотятся ее томительные мечтания! Да разве об этом грезила она, мысленно наслаждаясь загадочными, будоражащими воображение глаголами: отдаться, познать, принадлежать, а главное – восхитительным словом «потом»?! Нет, потом, после того, что с нею сделает болотное чудовище, останется только утопиться в этом самом болоте! Если она вообще жива останется в его руках, раньше не умрет от отвращения!

Она забилась с новой силой и опять издала пронзительный, жалобный крик:

– Спасите, ради Бога!

Зашумело, затрещало рядом, топот копыт стал громче, потом громыхнуло – Ирена помраченным сознанием поняла, что это выстрел. В то же мгновение жуткие лапы, в которых она билась, выпустили ее, послышался утробный, злобный, трусливый крик, потом новый выстрел – и отчаянный вопль. Вслед за этим громко всплеснуло – и настала тишина.

– Кончено дело, – послышался голос с высоты, и Ирена подумала, что погубить ее пришел дух болотный, а спасти, конечно, явился ангел небесный, может быть, даже сам архангел Михаил, истребитель всякой нечистой силы. Непонятно только, почему прибыл он верхом на коне и почему успокаивает его на французском языке: – Se trouver, Bayard![13] – Но тут же раздался сердитый окрик: – Да стой же ты, чертова сила! – И Ирена подумала, что спаситель ее, пожалуй, явился все же не с небес. – Эй, девка, ты жива ли? – окликнул он, а потом сильные руки схватили ее за плечи и, повернув, приподняли. – Да стой ты, что валишься? – прикрикнул спаситель сердито, пытаясь поставить Ирену, однако это было бессмысленно: ноги ее не держали. – Ну ладно, ладно, – взглянув в ее перемазанное, по-прежнему сведенное гримасой ужаса лицо, проворчал спаситель. – Не можешь стоять, так посиди.

И он разжал руки, так что Ирена снова плюхнулась на траву, но тотчас собралась с силами и села, с восторгом глядя на него. Восторг ее объяснялся благодарностью, но главное – тем, что стоящий перед нею человек был кем угодно, только не Адольфом Иванычем.

Конечно, вокруг оказалось слишком темно, чтобы рассмотреть его как следует, но даже по отдельным приметам он выглядел человеком приличным и состоятельным. Триповая куртка (мелкого, бархатного трипа, а не бумажного, дешевого!), рубашка голландского полотна, узел небрежно повязанного шейного платка, брюки, заправленные в высокие сапоги, – все выглядело очень элегантно. Засунутый за пояс пистолет придавал ему вид романтический. Правда, вместо романтической итальянской шляпы «калабрезе», по которой в этом сезоне все модники с ума сходили, на незнакомце был обыкновенный триповый картуз, который сильно напомнил Ирене приснопамятного Адольфа Иваныча. Впрочем, на этом сходство исчерпывалось, потому что под козырьком картуза Ирена разглядела не отвратительную физиономию с губами-пиявицами, а лицо с мягкой, короткой, тщательно подстриженной бородкой, обливающей щеки. Усы были также сдержанные, аккуратные. Все остальное скрывалось в тени козырька.

– Ну что, оклемалась? – спросил он насмешливо. – Хорошего ж ты себе кавалера выискала. Да и место для свиданья выбрала – ну просто лучше не бывает.

– Господь с вами, сударь! – вскрикнула Ирена с отвращением. – Этот человек на меня напал, набросился внезапно, словно его болотина извергла, и кабы не вы…

– Кабы не я, плохо бы тебе пришлось, – с удовольствием согласился спаситель. – Ну а теперь дух его будет бродить по Чертову мосту и отпугивать глупеньких девок, которые вздумают тут бегать по ночам. А чего это тебя в такую пору в столь гиблые места понесло, скажи на милость?

Ирена уже открыла было рот, чтобы изложить спасителю отчаянную историю, в которую вовлекло ее безрассудство, как он перебил ее:

– Погоди, погоди. Ты что ж, беглая?! Из Лаврентьева деру дала? Ну, моя милушка, это ты зря. По нынешнему времени за такое можно жестоко поплатиться. Самое малое, что в холодную отправят да высекут почем зря. А отчего ты ударилась в бега? Только не вздумай на Адольфа Иваныча жаловаться. Знаю, что строг он, а ведь с вашим братом, вернее, с вашей сестрой и нельзя иначе. Больно уж вы там нежные, в Лаврентьеве, больно уж забаловал вас старый хозяин. Не зря же он Адольфа Иваныча на службу взял. Да и что за беда, коли прикрикнет он на вас? К рукоприкладству он, сколь мне ведомо, не склонен, ни в одной его отчетности нет сведений о наказаниях. Ко?злы, слышно, на конюшне, где раньше ослушников драли, теперь простаивают. Вот попади ты хоть в Макридино или в то же Берсенево, там тебе и впрямь худо пришлось бы. А в Лаврентьеве – нет, в Лаврентьеве истинно рай для крестьянушек.

Ирена смотрела на спасителя во все глаза, онемев от возмущения. Мало того, что он ей слова молвить не давал, – он немедля вообразил совершенно иную историю жизни, к Ирене не имеющую никакого отношения, и с убеждением втолковывал девушке, кто она есть на самом деле. Да это ладно, тут его ошибка понятна: все же она была в одежде крестьянской, легко ошибиться. Но вот то, что он этак восторженно относился к Адольфу Иванычу, вообще в голове у нее не укладывалось. Довольно было одного взгляда, чтобы преисполниться к жестокосердному немчуре величайшего отвращения. Возможно, конечно, что незнакомец его ни разу не видел – в таком случае его заблуждение объяснимо. И Ирена его развеет, как только выберет момент вклиниться в его речь.

Пока что такой возможности не представлялось, потому что спаситель не давал ей слова молвить: знай токовал, как тетерев на токовище, непрестанно восхваляя рачительность и хозяйский догляд Адольфа Иваныча.

Ирена подбирала слова, чтобы разъяснить недоразумение, но спаситель вдруг прервал свои дифирамбы и воскликнул:

– Да что ж мы болтаем-то?

«Мы? – чуть не возопила Ирена. – Мы болтаем?!»

Она не успела издать даже этого короткого восклицания. Спаситель наклонился к ней, схватил, поднял легко, как перышко (и это несмотря на то, что Ирена всегда считала, что ей очень сильно недостает той легкости и эфемерности, какой обладали истинные героини романов… надо бы поменьше на оладьи налегать!), и посадил на спину своего высокого, длинноногого коня, вернее, почти на шею его, как раз перед седлом.