до подбородка и подоткнула со всех сторон.

— Не давай мне спать слишком долго, — сказал он. — Нам надо о многом поговорить.

— Ладно, — пообещала я, боясь того, что он может спросить меня.

Я повернулась к двери, но он окликнул меня:

— Рали…

— Да?

Гэмелен повернул ко мне невидящее лицо.

— Твой отец гордился бы тобой.

Я не знала, что ответить, поэтому просто вышла и закрыла дверь.

Этой ночью мне снова приснилась Трис. Этот сон я уже видела и раньше, и снова наша любовь была приправлена страхом, потому что я знала, что должно случиться. И снова пришел архонт. Моя нагота была осмеяна. Потом оказалось, что мне снится «сон во сне». Я проснулась во сне и узнала, что Трис снова меня бросила. Мы боролись с ней. Она ударила меня своим серебряным ножичком. А потом я, дрожа, проснулась по-настоящему в своем гамаке. Закрыв глаза, я молилась, чтобы кошмар больше не повторился.

Раздался громкий стук. Полилло выругалась. Я услышала, как заскрипели веревки, когда Корайс слезла со своей койки, чтобы выяснить, что случилось. Но я не открыла глаза, боясь увидеть. Я чувствовала боль в том месте, куда пришелся уда? Трис во сне. Снова какой-то шум и голос Гэмелена:

— Рали!

Я открыла глаза. Маг стоял надо мной. Его лицо кровоточило — видимо, он оцарапался, когда выбирался из каюты. Я вскочила.

— Да, друг мой? Что случилось?

— Архонт! — прохрипел Гэмелен. — Он среди нас!

Я почувствовала пустоту и холод и прошептала:

— Я знаю.

— Ты слышишь меня, Рали? — закричал Гэмелен. — Мы не победили его!

— Я слышу вас, маг, — ответила я. — Я слышу вас.

Далеко в ночи разносился крик маленького морского ящера, потерявшего мать.

Мы плыли на юг несколько дней, запасы пищи и воды быстро подходили к концу, а рифы тянулись бесконечно, и нигде не было пролива, чтобы повернуть к дому. Здоровье Гэмелена заметно улучшилось, но слепота, похоже, должна была остаться навсегда. Мы редко говорили с ним и избегали тем, связанных с архонтом. Наверное, мы оба думали, что его появление — плод возбужденного мозга. Разум говорил мне, что так оно и есть: я сама видела, как архонт умер! Перед смертью он проклял меня, и мне очень хотелось думать, что он действительно умер и проклятие было только плодом моего воображения.

Мои стражницы считали, что мы одержали великую победу, что рано или поздно обогнем риф и найдем дорогу домой, где нас ждет слава. Люди Холлы Ий роптали и смотрели на меня мрачно. Ни Страйкер, ни шкипер Клисура, ни старшина гребцов Дюбан не пытались остановить недовольство или успокоить своих людей. Это привело к тому, что любой, кто хоть как-то проявлял энтузиазм или надежду, немедленно отвергался большинством.

Это начало меня серьезно беспокоить. Однажды утром мы обнаружили землю. Воздух был насыщен запахами плодородной почвы, незнакомых растений и дыма. Туманная тень, появившаяся на горизонте, говорила о близости острова. Мы увидели плывущее дерево и выловили его. Его листья имели форму вазочек, почки розовые и белые, ствол весь в наростах, мясистые розовые плоды, похожие на маленькие тыквы, в обилии покрывавшие ветви, оказались наполнены сладкой тягучей жидкостью, которая придавала блеск глазам и легкость ногам.

— Где-то здесь должны быть люди, — сказала Полилло. — Такая вкуснятина не может существовать без того, чтобы ее кто-нибудь не ел.

Корайс рассмешило это логическое построение.

— Ты всегда думаешь о желудке, дорогая.

Полилло покраснела и застенчиво улыбнулась, значит — не обиделась. Ничего не сказав, она сорвала плод и поднесла мне, изогнув руку, словно опытный лакей.

Несмотря на размеры и манеры, Полилло была очень женственна и даже изысканна. Именно женственность запомнилась мне в ней больше всего. Когда мы были молодыми, мы чуть не стали любовницами. Мы вздыхали при луне и прочее в этом роде около недели. Все пошло бы дальше, но наши нежные чувства погибли после того, как мы встретились в паре, упражняясь на мечах. Я дважды обезоружила ее, и… все было кончено. Позже, ночью, мы решили остаться друзьями, но не любовницами, хоть это слово даже не упоминалось. Я первая завела разговор, зная, что Полилло не сможет любить женщину, которая превосходит ее в искусстве владения оружием. Полилло согласилась с видимым облегчением. Но изредка за эти годы мы посматривали друг на друга с оттенком сожаления. Если бы мы были вместе, то не по любви, а подчиняясь вожделению, и ночи были бы жаркими.

Я приняла плод из рук своей подруги и посмотрела ей в глаза, чтобы дать ей знать, что я тоже помню. Сок зажег надежду в сердце и согрел желудок. И Полилло была права.

В этом эликсире был непонятный намек на присутствие людей.

Гэмелен неловко подошел ко мне. Я отрядила двух стражниц, чтобы они заботились о нем, не обращая внимания на его воркотню о том, что его, дескать, держат за инвалида. Даже слепой он был слишком ценен, чтобы потерять его из-за какой-нибудь глупой случайности.

Я предложила ему тыкву, и он сделал большой глоток.

— Интересно, — сказал Гэмелен, передавая тыкву обратно, — почему эти сладкие плоды растут не в наших садах, а где-то далеко за морями и их охраняют демоны?

Я хотела заметить, что пока мы не встречали никаких особенно интересных монстров, но тут раздался крик впередсмотрящего, извещающий о появлении земли.

От острова тянулась длинная коса, словно рука, пытавшаяся обнять нас. Мы вошли в маленький, поросший болотными растениями залив, и я увидела дым костров. Аромат цветов стал сильнее, запахи присутствия человека, одновременно приятные и тревожные, тоже стали отчетливее. Болотные птицы взвились над кустами, и мы услышали тяжелый стук барабанов. Я первая очнулась и закричала Страйкеру, чтобы он остановил корабль и подал сигнал Холле Ий, приглашающий на совещание.

Из камышей вынырнули каноэ. Они были длинные и низкие, на бортах нарисован тростник, поэтому мы заметили их только тогда, когда они подплыли совсем близко. Я крикнула: «Тревога!» — и тут же Исмет приказала стражницам строиться в боевой порядок. Они быстро встали по местам, обнажили мечи, натянули луки. Гребцы начали табанить, и мы быстро остановились. Сигнал тревоги повторили на других кораблях.

Каноэ выстроились в длинную линию и остановились. Одно каноэ продолжало двигаться к нам. Я называю эти лодки каноэ, потому что они действительно напоминали их — формой, но не размерами. Это не те скорлупки, в которых деревенские парни катают своих девушек. В каждой лодке сидело не менее сотни воинов. Выглядели они устрашающе — блеск оружия, разрисованные тела, набедренные повязки. На носу головного каноэ стоял высокий мужчина. В руке у него был длинный, украшенный перьями лесной птицы жезл в форме пениса. Это был, без сомнения, вождь, и его высокий ранг подтверждался яркой раскраской — ярче, чем у всех остальных.

Каноэ подплыли к борту нашего корабля. Вождь прокричал что-то непонятное на своем языке. Впрочем, судя по его тону, это был приказ. Я обратилась к нему на жаргоне торговцев. Он удивился, что к нему обращается женщина, и раздраженно покачал головой, показывая, что не понимает меня. Он начал злиться и снова что-то прокричал, размахивая жезлом.