Впоследствии ее теория найдет отражение в работах известного критика А.Дж.Хармса, утверждавшего, что творчество Гарпа постепенно утрачивало яркость из-за того, что он все чаще обращался к своей личной жизни. «По мере усиления автобиографичности творчество Т. С. Гарпа как бы мельчало, стиль становился менее уверенным. Он словно понимал, что бесконечное копание в собственной памяти — процесс не только болезненный для него в личном плане, но и самым прискорбным образом сказывающийся на его произведениях, которые становятся как бы все более «жидкими», все больше теряют художественность», — писал Хармс. По мнению критика, Гарп давно утратил свободу правдиво воображать и изображать жизнь, хотя еще в юности обещал это себе — и всем нам, — доказав свое умение своим блестящим рассказом «Пансион „Грильпарцер“. Хармс полагал, что теперь Гарп мог быть действительно правдив, только вспоминая, а такая форма творчества — столь отличная от художественного воображения — оказалась для него не только психологически болезненна и физиологически вредна, но и куда менее плодотворна.

Однако задним числом Хармс сделал правильный вывод; Хелен тоже понимала, что это и есть главная проблема Гарпа, — с того самого дня, когда он решил работать тренером в команде борцов Стиринг-скул. Они оба знали, что ему никогда не стать таким тренером, как Эрни, но он сумеет поддержать должный уровень, так что его борцы будут гораздо чаще выигрывать, чем проигрывать.

— Попробуй сочинять волшебные сказки, — предложила Гарпу Хелен; она чаще задумывалась о его писательской деятельности, чем он сам. — Попробуй сам что-нибудь придумать — от начала и до конца. Что-нибудь абсолютно вымышленное, волшебное. — Она никогда не говорила: что-нибудь вроде «Пансиона „Грильпарцер“; даже не упоминала никогда это произведение, хотя знала, что Гард теперь согласен с нею: это лучшее из всего, что он написал. Как ни печально, но „Пансион“ был самой первой его вещью.

А теперь, стоило Гарпу сесть за письменный стол, он видел перед собой только голые факты своей личной жизни: серую парковочную площадку в Нью-Гемпшире, неподвижное маленькое тело Уолта, лоснящиеся куртки и красные шапки охотников, бесполый ханжеский фанатизм Пух Перси. Но и эти образы уплывали как бы в никуда, и большую часть времени Гарп старался проводить в суете, связанной с обустройством нового дома.

Мидж Стиринг-Перси, подарившая свой фамильный особняк Стиринг-скул, так и не узнала, кто его купил. А если Стьюи Второй и вызнал всю правду, у него, по крайней мере, хватило ума не рассказывать об этом матери, в голове которой неприятные воспоминания о Гарпе были почти стерты более свежими воспоминаниями о любезнейшем мистере Смонсе. Мидж Стиринг-Перси умерла в частной лечебнице в Питтсбурге; Стьюи Второй давно перевез туда мать — поближе к себе и своему любимому производству алюминия.

Но только Господу Богу известно было, что случилось с Бедняжкой Пух.

Хелен и Гарп привели в порядок старый особняк Стирингов, как его здесь называли почти все. Фамилия Перси как-то очень быстро поблекла и исчезла из обихода; Мидж и ту по большей части называли теперь не иначе как Мидж Стиринг. Новый дом Гарпа, отремонтированный и покрашенный, стал подлинным украшением как самой Стиринг-скул, так и ее окрестностей. И когда ученики школы показывали кампус своим родителям или будущим однокашникам, они весьма редко говорили: «В этом доме живет Т. С. Гарп, знаменитый писатель. А сперва это был фамильный особняк Стирингов, его построили примерно в 1781 году». Гораздо чаще ученики давали по поводу этого дома куда более веселые пояснения, например: «А здесь живет Т. С. Гарп, наш тренер по борьбе». И родители вежливо переглядывались, а будущие ученики школы непременно спрашивали: «А правда, что борьбой в Стиринг-скул занимаются по-настоящему?»

Очень скоро, думал Гарп, Дункан тоже станет учеником Стиринг-скул — перспектива безусловно приятная. Гарпу не хватало сына в спортивном зале и на занятиях борьбой, но он был счастлив, что Дункан нашел свое место в спорте: плавательный бассейн; сюда его привела то ли сама его природа, то ли неполноценное зрение, а может, то и другое, но в бассейне он чувствовал себя как нельзя лучше, буквально как рыба в воде. Дункан иногда заходил в зал к Гарпу, кутаясь в огромное полотенце и еще дрожа после долгих заплывов, и, чтобы согреться, садился на мат под одним из калориферов.

— Как успехи? — всегда спрашивал Гарп. — Ты ведь не насквозь промок, а? Смотри мат не промочи!

— Не промочу, — отвечал Дункан. — У меня все отлично.

Гораздо чаще в борцовский зал заглядывала Хелен. Она опять с головой погрузилась в чтение и читала все подряд; и в зал она приходила, чтобы читать. «Это все равно что читать в сауне», — твердила она. Сидя на матах, она лишь изредка поднимала глаза от книги — когда слышала чересчур громкий удар тела об пол или крик боли. Единственное, что всегда очень мешало Хелен читать, — это постоянно запотевавшие очки.

— Мы уже люди средних лет? — спросила Хелен Гарпа как-то ночью. Ясными ночами из передней гостиной их прекрасного обновленного дома хорошо были видны освещенные прямоугольники окон в изоляторе имени Дженни Филдз и исчерна-зеленая лужайка, за которой всю ночь горел фонарь над дверью, ведущей в пристройку, где в детстве жил Гарп.

— Господи! — сказал Гарп. — Средних лет? Да мы с тобой уже пенсионеры! Мы перепрыгнули средний возраст и сразу очутились в мире людей пожилых.

— Тебя это огорчает? — осторожно спросила Хелен.

— Пока нет, — сказал Гарп. — А если начнет, я придумаю что-нибудь еще. А в общем, я в любом случае что-нибудь придумаю! Знаешь, Хелен, мне иногда кажется, мы во всех отношениях слишком сильно вырвались вперед. И теперь можем себе позволить довольно длительный тайм-аут.

Хелен уже изрядно поднадоела теперешняя спортивная терминология Гарпа, однако она привыкла к ней с детства, да и в борцовском зале Хелен Холм чувствовала себя как дома. А Гарп, хотя по-прежнему ничего не писал, казался Хелен вполне счастливым. Вечерами Хелен обычно читала, а Гарп смотрел телевизор.

Последняя книга Гарпа в итоге создала ему довольно странную репутацию, не то чтобы совсем уж нежелательную для него самого, но, например, Джон Вулф даже и вообразить такого не мог. Хотя их обоих весьма озадачивало, сколь сильным оказалось воздействие романа на читателей с политической точки зрения. «Мир глазами Бензенхавера» вызывал у людей как полнейшее восхищение, так и сильнейшее негодование, однако в обоих случаях он заставил очень многих читателей вернуться к более ранним произведениям Гарпа. Гарп вежливо отклонял приглашения выступить в том или ином колледже, где от него ждали комментариев по поводу так называемых женских проблем, или рассказа о его отношении к матери и ее работе, или разъяснения функциональности тех «сексуальных ролей», какие «играют» различные герои его произведений. Гарп называл это «разрушением искусства посредством социологии и психоанализа». Впрочем, он получал не меньше предложений просто прийти и прочитать любой отрывок из своих произведений; и такие приглашения — особенно если это было место, куда хотела пойти и Хелен, — он порой принимал. Гарп был счастлив с Хелен. Он больше не пытался изменять ей; даже мысли об этом крайне редко приходили ему в голову. Возможно, именно знакомство с Эллен Джеймс окончательно излечило его от желания воспринимать молоденьких девушек как некий объект «плотского вожделения». Что же касается женщин возраста Хелен и старше, то тут Гарпу просто потребовалось укрепить свою силу воли, что оказалось совсем нетрудно. Он считал, что и без того достаточно большая часть его жизни прошла под знаком пресловутого «плотского вожделения».

Эллен Джеймс, которую в одиннадцать лет изнасиловали и лишили языка, исполнилось девятнадцать вскоре после того, как она переехала к Гарпам. Она мгновенно стала кем-то вроде старшей сестры для Дункана и своим человеком в обществе калек, к коему Дункан застенчиво себя причислял. Они очень подружились. Эллен помогала Дункану делать уроки, потому что у нее оказались большие способности во всем, что касалось языка и литературы. А Дункан увлек Эллен плаванием и фотографией. В огромном особняке Стирингов Гарп оборудовал для них специальную темную комнату, и они долгие часы проводили в темноте, проявляя бесчисленные пленки и печатая фотографии; оттуда без конца доносилось бормотание Дункана насчет объективов, форматов и освещения, а также вопросительные «а-а-а?» или восторженные «о-о-о!» Эллен Джеймс.

Хелен купила им кинокамеру, и Эллен с Дунканом вместе написали сценарий и сняли фильм, где

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату