Хелен, детей и даже Джона Вулфа.

— Не беспокойся об Эрни, — сказал он Хелен.

— И о Гарпе не беспокойтесь, — вставила Роберта. — Я так его переодену и приукрашу, что никто и не подумает к нему придираться.

— Лучше бы ты все-таки оставил их всех в покое, — сказала Гарпу Хелен.

И тут вдруг в кабинете Джона Вулфа, где и так уже было не протолкнуться, появилась какая-то незнакомая женщина. Собственно, сперва никто даже и не заметил ее, однако она упорно старалась привлечь внимание Джона Вулфа и наконец громко обратилась к нему, улучив мгновение внезапной тишины. Разумеется, все тут же удивленно уставились на нее.

— Мистер Вулф! — сказала женщина, весьма немолодая, со сморщенным коричневым лицом и сильной проседью в черных волосах; каждый шаг, казалось, давался ей с трудом, причиняя сильную боль. Вокруг ее обширной талии был дважды обернут электрический удлинитель.

— Да, Джилси? Ты что-то хочешь мне сказать? — спросил у нее Джон Вулф.

Гарп так и уставился на женщину: значит, это и есть та самая Джилси Слопер! Джону Вулфу не мешало бы знать, что писатели хорошо запоминают имена.

— Я хотела спросить, — сказала Джилси, — нельзя ли мне сегодня уйти пораньше, если вы позволите, конечно. Чтоб на похороны пойти. — Говорила она очень невнятно, опустив подбородок книзу и стараясь произносить как можно меньше слов. Ей явно не хотелось открывать рот при посторонних. Гарпа она, разумеется, узнала сразу, но очень боялась, что ее начнут ему представлять в присутствии всех этих людей.

— Да, конечно, ты можешь уйти, — быстро сказал Джон Вулф. В данный момент ему тоже ничуть не хотелось знакомить Джилси Слопер с Гарпом.

— Минуточку, — сказал Гарп. Джилси Слопер и Джон Вулф так и застыли. — Вы и есть Джилси Слопер?

— Нет! — выпалил Джон Вулф. Но Гарп сверкнул в его сторону глазами, и он осекся.

— Как вы поживаете? — вежливо спросила Джилси у Гарпа, не поднимая глаз.

— А вы как поживаете? — спросил Гарп. Он с первого взгляда мог сказать, что этой старой и грустной женщине совсем не понравилась его книга; Джон Вулф сказал ему неправду.

— Мне очень жаль — насчет вашей мамы! — сказала Джилси.

— Спасибо большое за сочувствие. — Но, как и все остальные, Гарп не мог не видеть, что Джилси Слопер прямо-таки кипит от невысказанных чувств.

— Она стоила двух или даже трех таких, как вы! — вдруг выкрикнула Джилси Гарпу в лицо, и из ее мутных желтоватых глаз покатились слезы. — Она стоила четырех или даже пяти ваших ужасных книг! Госспди! — всхлипнула она и, прихрамывая, побрела прочь, бормоча себе под нос — Госспди! Госспди!

А вот и еще один хромой человек, подумал Дункан Гарп, понимая, однако, что отец в данный момент ни за что не пожелает слушать его отчет об увиденных калеках.

Собравшиеся на первых феминистских похоронах в городе Нью-Йорке, казалось, толком не знали, как им себя вести. Возможно, потому, что церемония происходила не в церкви, а в одном из загадочных зданий университетского кампуса — в старой аудитории, полной отзвуков давних речей, к которым никто не прислушивался. Огромное помещение выглядело немного обшарпанным — из-за веселых студенческих капустников, выступлений рок-групп и различных, иногда и хорошо известных, поэтов. Однако царил в нем и дух академической серьезности, ведь здесь явно читали свои длинные лекции всеми уважаемые профессора, а сотни студентов старательно эти лекции конспектировали.

Называлось это место «Скул оф Нерсинг-Холл», а потому вполне подходило для поминовения Дженни Филдз. В толпе собравшихся на церемонию, облаченных в фирменные платья «подлинная Дженни Филдз» с вышитым красным сердечком над грудью, было трудно отличить в толпе от одетых в белые и совершенно не модные халаты настоящих сестер милосердия, которые находились поблизости от «Нерсинг-скул» по совсем иным причинам, но из любопытства или из искреннего сочувствия, а может, из- за того и другого, все же сунули нос в аудиторию да там и остались.

В огромной, тихо бормочущей аудитории было так много женщин в белых медицинских халатах, что Гарп тут же рассердился на Роберту.

— Я же говорил, что мне нужно одеться сестрой милосердия, — шипел он. — Я бы куда меньше бросался в глаза.

— А я боялась, что в халате медсестры ты, наоборот, будешь привлекать внимание, — призналась Роберта. — Я же не знала, что их тут будет так много!

— Похоже, это приобретает характер национальной традиции, черт бы ее побрал, — пробормотал Гарп. — Ладно, там увидим, — прибавил он и умолк; он нарочно ссутулился и рядом с Робертой выглядел маленьким и невзрачным, но чувствовал, что все посматривают на него с подозрением, будто чуют его принадлежность к противоположному полу или, как и предупреждала Роберта, его враждебность.

Они уселись в самом центре огромной аудитории, всего в трех рядах от ораторской кафедры, а за спиной у них плескалось целое море женщин, плавно разливаясь по рядам, по проходам между рядами и свободному пространству у дальней стены аудитории, где никаких сидений не было; те же, кто не искал сидячих мест, поскольку не собирался задерживаться надолго, и пришел, только чтобы выразить покойной свое почтение, медленной вереницей втекали в одну дверь и столь же медленно вытекали в другую. Казалось, большая часть аудитории, заполненная сидящими, — это открытый гроб Дженни Филдз, мимо которого в торжественном молчании проходят эти скорбящие о ней женщины.

Гарпу, разумеется, казалось, что «открытый гроб» именно он, и все эти женщины рассматривают его бледное лицо, желтоватый оттенок его кожи и абсурдный, почти карнавальный костюм.

Вполне возможно, Роберта вырядила его так в отместку за то, что он чуть ли не силой увязался с нею, а может, за то, что он жестоко, хотя и невольно, намекнул на состав ее хромосом. Она одела Гарпа в дешевый комбинезон бирюзового цвета (того же, что и грузовик Орена Рэта), с золотой молнией, тянувшейся от горла до промежности. В бедрах костюмчик был Гарпу явно широковат, зато фальшивый бюст, выбранный Робертой, вызывающе торчал, оттопыривая клапаны карманов, а вредная молния отъезжала куда-то в сторону и грозила в любой момент разойтись.

— Ну и видок у тебя! — сказала Гарпу Роберта.

— Скотина ты, Роберта! — прошипел в ответ Гарп.

Бретельки огромного фальшивого бюстгальтера непривычно врезались в плечи, но стоило Гарпу заметить, что кто-то из женщин на него смотрит, по всей видимости пытаясь определить его половую принадлежность, как он демонстративно поворачивался к ней боком, старательно выпячивая свою «грудь» и, как ему казалось, снимая тем все возможные сомнения.

Парик, выбранный все той же Робертой, внушал Гарпу гораздо меньше уверенности: это были пышно взбитые медового цвета волосы типичной шлюхи. Вдобавок под этим париком собственная его голова страшно чесалась.

На шее у него красовался кокетливый шарфик зеленого цвета.

От пудры смуглое лицо Гарпа приобрело несколько болезненный, серовато-желтый оттенок, однако Роберта сказала, что иначе невозможно скрыть густую щетину у него на щеках. Его тонковатые губы были щедро накрашены вишневой помадой, но он все время облизывал их и в итоге совершенно размазал помаду в углу рта.

— У тебя такой вид, словно ты только что целовался, — «успокоила» Роберта.

Хотя Гарпу было холодновато, Роберта не позволила ему надеть спортивную куртку — плечи в ней казались слишком широкими. На ноги он натянул высокие, до колена, сапоги из мерзкой синтетики вишневого цвета; по словам Роберты, под цвет помады. Увидев свое отражение в одной из витрин, Гарп сообщил Роберте, что выглядит как несовершеннолетняя проститутка.

— Как стареющая несовершеннолетняя проститутка, — поправила его Роберта. Но потом поправилась сама: — Ты выглядишь как самая настоящая женщина, Гарп. Может быть, не обладающая достаточно хорошим вкусом, но все-таки как женщина!

Итак, Гарп ерзал на сиденье в битком набитой женщинами аудитории и нервно крутил дурацкие веревочки, украшавшие нелепую плетеную сумочку с восточным орнаментом, в которую едва поместился