Кляеву. Дворовая солидарность, это вам не пустой звук. Но чтобы чувствовать себя спокойно, нужна водка, и здесь без Кабанихи никак не обойтись. Между прочим, это именно она, как в эпоху тотального дефицита, так и в эпоху безденежья, всегда приходила на помощь страждущим мужикам родного дома, за что была в подозрении у жен, которые и в глаза и за глаза называли Кабаниху змеей – искусительницей.

– А почему здесь сейчас лето, когда у нас уже поздняя осень? – обернулся Кляев к Михееву.

– Говорят, что здесь зимы вообще не бывает, так побуранит месячишко, а потом опять теплынь.

– А откуда взялись железные болваны и что они из себя представляют?

Вопрос Царевич задал не только Михееву, но и Бердову, однако, ни тот, ни другой отвечать не спешили.

– Ты не крути носом, Валера, – решил облегчить задачу соратнику по писательскому цеху Царевич. – Если Костенко догадается, что ты прячешься от него в Берендеевом царстве, то он найдёт способ известить своих подручных болванов, и они пойдут по твоему следу.

– Я и сам не знаю, откуда взялись эти закованные в железо рыцари, – нехотя отозвался Бердов. – Честное слово не знаю. Наташка говорила, что Малюта Селютинович привёл их на подмогу Киндеряю из дальних земель.

Замок Кабанихи возник пред взором впавшего в задумчивость Царевича столь неожиданно, что он невольно вздрогнул. Кляев без смущения подрулил ко рву, окружающему замок, и врубил милицейскую сирену. То ли у Кабанихи оказались слабые нервы, и она испугалась представителей власти, то ли по какой-то другой причине, но подъемный мост опустился в мгновение ока, и Кляев без раздумий воспользовался столь любезным и недвусмысленным приглашением.

По двору довольно обширного замка гуляли куры. Пейзаж был настолько мирным и несоответствующим имиджу бабы Яги, что любого другого человека наверняка заставил бы расслабиться. Но Царевич, имевший почти сорокалетний опыт общения с Кабанихой, в её благодушие не верил. Как не верил и улыбке рта, под завязку забитого золотыми зубами. Кабаниха лично, в окружении десятка прихлебателей, вышла встречать прибывших с визитом незваных гостей. Царевич, вылезая из машины, поправил волчью шкуру на плечах, дабы клыки как можно более устрашающе скалились в сторону коварной бабки. Кляев демонстративно засунул за широкий пояс маузер. Бердов скромно держался в тылу у отважных витязей, крепко прижимая к груди драгоценный чемоданчик с валютой.

– Нарушаем, гражданка Кабанова, – вместо приветствия укорил хозяйку Кляев. – Да где ж нарушаем, Васенька, – всплеснула руками баба Яга. – А главное, что нарушаем?

– Обычаи нарушаешь, Егоровна. Дорогим гостям ни водки, ни медовой браги не поднесла.

Пока Кабаниха причитала по поводу своей бедности и неожиданности визита, Царевич разглядывал её хоромы, которые, надо самокритично это признать, превосходили роскошью дворец Мокрухи. Одно красное крыльцо, сработанное, к слову, из чёрного мрамора, чего стоило. Да и весь замок, сложенный из белого кирпича, вполне мог довести до синевы завистливую Веронику, не говоря уже о Верке. Пока Кабанихина челядь суетилась с закуской, Иван разглядывал картины в обширнейшем зале, отделанном золотистым камнем. Картины показались писателю знакомыми. Конечно, полной уверенности у него не было, но, кажется, он их уже видел на одной из выставок, устраиваемых Ириной Аркадьевной Полесской. Слегка ошарашенный авангардистскими вкусами Кабанихи, Иван перешёл к скульптурам, которые устрашающе отражались в начищенном до зеркального блеска полу звериными мордами. Древний зооморфизм настолько полно гармонировал с современным авангардом, что Царевичу оставалось только удивляться художественному вкусу представительницы нечистой силы.

Водку гостям поднесли в хрустальных фужерах, на золотом подносе, украшенном летающими уродами. Подобных гарпий Царевич уже видел на гобеленах, украшающих гробницу фараона, а потому отнёсся к чужим причудам без содрогания в сердце, а поднесённую водку выпил, не моргнув глазом.

– Михееву с Вепревым тоже налей, – распорядился Кляев. – Они теперь социально близкие новой власти.

Кабаниха распоряжение Кляева выполнила с большой неохотой, видимо преображение подельников ее сильно огорчило, она даже подмигивала Михееву, но тот, уже почуявший запах спиртного, к предупреждениям работодательницы отнёсся индифферентно.

– А какая такая у нас новая власть, Васенька? – ласково пропела Кабаниха и зло покосилась в сторону помалкивающего Царевича.

– Ну, ты даёшь, Егоровна, – вскинул бровь Кляев. – Я тебя не узнаю. Царя Долдона скинули. Теперь главой Берендеева царства назначен Вадим Гораздович Матерый. – Кем назначен-то? – взвизгнула Кабаниха – Сама знаешь кем, – указал пальцем на потолок Васька. – Такие вот дела. Короче, кончилось ваше время. – Это что же, и бизнес запретят? – ахнула Кабаниха. – Бизнес не запретят, – твердо взял нить разговора в свои руки Царевич, – а вот с мелкофеодальными замашками вам придётся расстаться, гражданка Кабанова. Крепостничество и вампиризм теперь, по новому УК, наказуемые деяния. И по совокупности, вам, дражайшая, грозит как минимум двадцать пять лет каторжных работ.

– Так мы же ни сном, ни духом, – затрепетала баба Яга. – Сидим тут в дыре, вдали от просвещённых умов. Так ведь закон обратной силы вроде бы не имеет? – Закон принят ещё месяц назад, – соврал Царевич, не моргнув глазом. – Он опубликован во всех средствах массовой информации. Вам ли не знать, гражданка Кабанова, что незнание законов не освобождает от уголовной ответственности. Однако чистосердечное раскаяние и сотрудничество с властями, бесспорно, облегчит вашу участь. Вы меня понимаете, гражданка?

– А как же, – поддакнула Кабаниха. – Я всегда готова искупить вину.

Во искупление феодальных грехов хозяйка тут же пригласила грозных гостей к столу, накрытому, надо признать, с вызывающей роскошью. Царевичу таких разносолов есть ещё не доводилось. Только мясо на столе было двадцати сортов, не говоря уже о рыбе, жареной, вареной, фаршированной, под немыслимым количеством соусов. Царевич собрался было попенять Кабанихе за истребление местной фауны, но потом передумал. В конце концов, этот грех не был самым крупным, из совершённых ею на землях Берендеева царства.

– Сдашь нам Киндеряя, получишь индульгенцию за все свои преступления, – сказал Васька, изрядно захмелевший на пиру. – Это я тебе говорю, Кляев. Мандат выдам с печатью и подписью, всё как у людей. Но спекулировать не позволю. Возвращайтесь назад, гражданка Кабанова, и видите образ жизни, достойный российской пенсионерки.

– Ну, спасибо, Вася, – вперила руки в боки Кабаниха. – Я, значит, недостойный образ жизни веду, а Люська Шишова вся в достоинстве купается. Одних любовников у этой стервы три десятка. Такие шабаши закатывает у Лебяжьего озера, что даже русалки сгорают от стыда.

– Ты мне зубы не заговаривай, – погрозил Кляев пальцем бабе Яге. – Секс у нас законом пока не запрещён. А недостойное поведение гражданки Шишовой рассмотрит товарищеский суд.

– А порча законом запрещена? – Безусловно, – важно кивнул головой Васька. – Тогда арестуй эту негодяйку, – потребовала Кабаниха. – Милка сначала напускает на мужиков порчу, вгоняя их в слабость, а потом с помощью шампуня излечивает их от импотенции. Это как, по-твоему, коммерция?

Негодование Кабанихи было вполне искренним: и глаза пылали, и щёки розовели, как у молодой. Впрочем, порозоветь они могли не только от негодования, но и от выпитой в немалом количестве водки. В одном только Царевич не сомневался: баба Яга ненавидела ведьму Милу в Берендеевом царстве столь же искренне, как Кабаниха Люську Шишову в Российской Федерации. Кабаниха, к слову, кроме торговли спиртным, подрабатывала ещё и ворожбой и знахарством, так что появление в соседнем подъезде конкурентки она восприняла очень болезненно. Судя по всему, возникшая в хрущобе борьба перекинулась и в Берендеево царство, тем более что дворцы вышеназванных особ оказались и здесь по соседству. – Факт порчи ещё доказать надо, – вздохнул Васька, которому явно не хотелось ссориться с Люськой по столь пустяковому поводу как чужая импотенция. – Ах, Вася, Вася, – укоризненно покачала головой Кабаниха. – Хоть и при мандате ты и при маузере, а всё же кобелиное берёт в тебе верх над праведным. Думаешь, не знаю, почему ты ведьму защищаешь, а несчастную старуху злобно гнетёшь.

– Ты эту агитацию брось, Егоровна, – смущённо прокашлялся Васька. – Мне доказательства нужны и свидетели.

– А я чем тебе не свидетель? – вскинулась Кабаниха. – Вы лицо заинтересованное, – поспешил Царевич на помощь слегка растерявшемуся Кляеву. – Нужен, по крайней мере, ещё один свидетель, причем это должно быть независимое от вас лицо.

– А собственным глазам вы верите? – не на шутку распалилась Кабаниха. – Так вот сегодня в полнолунье ведьма Мила проводит шабаш на соседней горе. Мало сама срамотину разводит, так ещё заезжую Иштар пригласила. А эта вобла сушёная мужиков и вовсе кастрирует, тут уж никакой шампунь им не поможет. – Стоп, – остановил бабу Ягу Царевич. – Об Иштар-Кибеле попрошу подробнее.

Кабаниха смутилась, огонь негодования, полыхающий в глазах, угас. Похоже, старуха осознала, что сболтнула в запале лишнее. Во всяком случае, она тут же попыталась увести разговор в сторону, переведя стрелки на вурдалака Сеню, который-де совсем выпустил вожжи из рук и превратился в подкаблучника, позоря тем самым всю вурдалачью породу. Однако Царевича Сеня в данную минуту не волновал вовсе, и он упрямо гнул свою линию, вынуждая Кабаниху вернуться к нежелательной для неё теме.

– Как эта Иштар сюда попала? – А мне откуда знать, – возмутилась баба Яга. – Она ещё с незабвенных времён зарится на наши земли. Первенство своё хочет утвердить над всеми прочими богами. Во времена оны Иштар взращивала дракона, чтобы он сожрал солнечного бога Ра, а теперь она, видишь, ополчилась на Перуна. Стерва она, а не богиня, что ей мужики, коли она с быками путается. Дочку вот прижила невесть с кем. Жаловалась мне, что та совсем от рук отбилась.

– Так она была у тебя? – ошалело уставился на Кабаниху Васька.

– Сегодня по утру, – махнула рукой Кабаниха. – А я женщина честная, не извращенка какая-нибудь. Двадцать лет уже вдовствую, а никто обо мне худого слова не сказал. А от этой воблы муж сбежал.

– От какой воблы? – не понял Васька. – Так от Ираиды, в миру-то она Ирина Полесская. – Она у вас была? – аж подпрыгнул на лавке Валерка Бердов. – Она же в корову превратилась, – не удержал рвущегося из груди вопля Кляев. – Ты, милый, сам посуди, – мягко улыбнулась Ваське Кабаниха, – ну как тут коровой не стать, если с быками путаешься. А дочка у неё и вовсе кобыла кобылой. Подавай ей, видишь ли, жеребца. Семирамидой она захотела стать. Видали мы таких ассирийских цариц.

Царевич не то чтобы утерял нить разговора, а просто у него этой нити и не было. Кабаниха страдала какой-то новой формой шизофрении, когда мысли гражданки Кабановой мешались с мыслями и воспоминаниями древней сказочной старухи Яги. В том, что баба Яга помнила Иштар-Кибелу, ничего удивительного не было, но вот её знакомство с Ириной Аркадьевной Полесской явилось для Царевича сюрпризом, впрочем, на эту мысль его уже наводили авангардистские полотна, висевшие на стенах Кабанихиного дворца. – Так это по заданию Полесской вы прикармливаете драконов? – Моё дело маленькое, – вильнула глазами Кабаниха. – Они мне яблочко, я им жвачку. Бедной старушке больше ничего и не надо.

– Вижу я, какая ты бедная, – сказал Васька, – раскулачивать тебя пора. Яблочко-то в нашем мире тысячу долларов стоит, а жвачка в любом киоске – гроши.

– Да где же ты, Васенька, такие цены видел? – удивилась Кабаниха. – Люська художнику Самоедову три яблока за три тысячи долларов продала, вот и Царевич свидетель.

– А ты говоришь, не стерва! – всплеснула руками Кабаниха. – Да ведь красная цена тому яблоку двести долларов, а я и вовсе оптом за сто пятьдесят отдаю. Торгую себе в убыток. Потому как сирота и защитить некому.