мелочь, не заслуживающая внимания славного витязя Ивана Царевича.

– Тебя как зовут, голубчик? – Лешие мы, ваше благородие, – обиженно проговорил мужичонка, – а уж никак не голубые, иначе его высокопревосходительство и близко нас к службе не подпустили бы. А кличут меня Тетерей.

– Ну, извини, Тетеря, – поправился Царевич. – Люди мы в ваших краях пришлые и обычаев не знаем.

– Я и то удивляюсь, чего это вас в наши края занесло, да ещё столь малым числом. Может, вы парламентеры какие-нибудь?

– Какие там парламентёры, – отмахнулся Кляев. – Киндеряев замок мы приехали брать.

Леший аж присел в ужасе от такого Кляевского заявления. Страх на его лице был написан такими яркими красками, что Царевичу стало не по себе.

– Перун вам, конечно, в помощь, – сказал слегка опомнившийся Тетеря. – Вот только дружина у вас мала. А у Киндеряя полтысячи железных болванов за стенами. – А кто они такие, эти болваны? – спросил Васька.

– Да кто ж их знает, – развёл руками леший. – Прежде у нас такие не водились, а сейчас что ни день, то новая, значит, элита.

– Какая ещё элита? – не понял Кляев. – Упыри разные, вурдалаки, чудища и прочий, значит, просвещённый элемент. Раньше-то мы по-простому жили. А как начались у нашего батюшки-царя метаморфозы, тут всё поехало наперекосяк.

– Что ещё за метаморфозы? – насторожился Царевич. – Сначала наш царь Долдон решил завести опричнину, потом мы, значит, флот строили, а уж опосля его угораздило из мужского обличья в женское перестроиться. Пошли фавориты один за другим, едва начисто землю не разорили. А потом он вышел к народу и сказал, что не хочу-де быть господином, хочу-де быть товарищем. Ну тут опять началось…

– Гонения? – насторожился Бердов.

– Нет, – покачал головой Леший, – Сажать, конечно, сажали, ссылать ссылали, случалось казни лютой предавали, но так, чтобы сразу гонения, этого не было.

– А перестройка у вас была? – заинтересовался чужими бедами Кляев. – А как же! Полцарства как корова языком слизнула. А уж как реформы начались, тут они, значит, из всех щелей и полезли.

– Кто полез-то? – Так элита. Гоблины эти ещё появились, гнусь заморская. Слова не скажи, сразу в морду норовят. Сильно нечисти прибавилось в последнее время, в смысле элиты. И всё лезут, лезут. Кощей-то у нас уже сколько лет сидел тихо в оппозиции, а сейчас, говорят, и он духом воспрянул. А его высокопревосходительство сказали, что Кощей хоть и оппозиция, но конструктивная. А мы люди маленькие, нам сказано быть лешими, вот мы, и справляем службу.

– А я-то думал, что лешими рождаются, – невесть отчего расстроился Кляев. – И мил человек, – протянул Тетеря, – такое хлебное место, да еще чтобы на нём родиться, это вообще совести не иметь.

– По тебе видно, какое оно доходное, – хмыкнул Васька. – Кабы не чудище, я бы как сыр в масле катался. Так поможете или нет?

Вопрос был задан в лоб, и увильнуть от него добрым молодцам не было никакой возможности, потому Царевич и сказал лешему с вздохом:

– Ладно, садись. Разберёмся, что тут у вас за мафия орудует.

Тетеря с удовольствием забрался в Уазик и с удобствами разместился на заднем сидении, оттеснив Валерку Бердова в угол. Писатель явно боялся нахвататься вшей, а потому и морщился недовольно на соседа.

– Ты хоть бы подстригся, что ли, а то выглядишь как огородное пугало. – Мне по уставу положено быть в волосьях, – обиделся Тетеря. – Я же леший, а не водяной какой-нибудь.

– Грязи на тебе с избытком, – покачал головой Кляев. – Или умывание по уставу тоже не положено?

– Грязь не сало, высохла и отстала, – бодро отозвался леший. – Зато вшей на мне нет. Я, брат, средство знаю. У одного вурдалака на банку маринованных грибов выменял. Шаньпень называется.

– Может, шампунь? – поправил Царевич.

– Во, – обрадовался Тетеря. – Веришь, флакон выпил, усы прокладкой вытер, заклинание прочёл, и все насекомые на голове начисто передохли. А ещё, говорят, эта шаньпень от импотенции здорово помогает и от радикулита.

– А от плоскостопия и скудоумия не помогает? – ухмыльнулся ехидно Бердов. – Не слышал, – почесал затылок Тетеря. – А у тебя, вашество, с этим проблемы.

То ли лесок был не слишком велик, то ли Тетеря знал короткую дорогу, но не прошло и десяти минут по Царевичевым часам, как Уазик выкатил на поляну и остановился возле одноэтажного домишки, строенного из толстых лесин, может быть, тысячу лет тому назад. За пролетевшее птицей время лесины успели изрядно обрасти мхом, а само строение ушло в землю чуть не по самые окна. – Раньше здесь кабак был, – пояснил шёпотом Тетеря. – От бражников отбоя не было. А ныне здесь, значит, другое пьют.

– А что другое? – не сразу врубился Кляев. – Литр крови отдай и не греши, – вздохнул Леший. – А если жив ушёл, то легко отделался.

Первым порог бывшего кабака переступил Кляев, держа маузер наготове, Царевич тоже достал пистолет из кобуры. Бердов с Тетерей какое-то время мялись у порога, но потом, видимо, решили, что внутри будет безопаснее, чем снаружи.

Посреди замшелого сруба стоял огромный стол, возможно даже дубовый, а по обеим сторонам стола – широкие лавки. Васька втянул носом воздух, но запах спиртного не уловил. Стол был заляпан бурыми пятнами, про которые Тетеря со страхом сказал, что это кровь. На земляном полу валялись черепки битой посуды и обглоданные кости. Среди костей человеческих вроде бы не было, и Царевич вздохнул с облегчением.

В углу сруба стояла рогатина, с тускло блестевшими при скудном освещении стальными наконечниками. На стойке лежали два тесака устрашающих размеров, больше похожие на короткие мечи. Словом, логово разбойников, с какой стороны не посмотри. Кляев, проводивший обыск с большим тщанием, обнаружил под кучей хлама люк и без долгих раздумий открыл его. Из зева колодца пахнула смрадом, что, однако, не остановило Ваську в сыскном рвении, и он спустился вниз, подсвечивая себе фонариком. Царевич, не отстававший от Кляева, с удивлением разглядывал забранные деревянными решётками камеры подземной тюрьмы. Камер было около десятка, но людей удалось обнаружить только в пяти. Собственно, и камерами эти помещения назвать было нельзя, так небольшие клетки площадью метр на метр и высотой в полтора. Ни лечь, ни встать в этом зарешеченном закутке не было никакой возможности. Бледные зеки с трудом выползали из клеток, с тихим ужасом глядя на своих освободителей. Царевичу и Кляеву только с помощью Тетери и Валерки Бердова удалось их извлечь из страшного подвала. – Эх ты, гаишник задрипанный, – прикрикнул на Тетерю Кляев, – чёрт знает, что у тебя творится на вверенной территории, а ты только репу чешешь да шаньпень пьёшь.

– А что я могу, – развёл руками Тетеря. – У Вепря клыки толщиной в руку, а мне по уставу не положено рогатину даже в руки брать, а уж тем более поднимать её против элиты.

– Гонишь ерунду всякую, – в сердцах плюнул Васька. – Что я, по-твоему, Вепря не знаю, у него клыки давно сгнили, сплошные фиксы во рту.

– Вот ужо посмотришь, как они сгнили, – пообещал Тетеря. – С минуту на минуту они объявятся.

Опрос потерпевших Царевич проводил самолично. Пятеро смертельно бледных мужичков потерянно сидели на лавке и ничего хорошего, похоже, от жизни уже не ждали. С большим трудом Ивану удалось вытянуть у них историю пленения, да и то при помощи Тетери. Все пятеро были крепостными Кабанихи, тихо- мирно платили оброк и пластались на барщине до тех пор, пока хитрой старушке не пришла в голову блажь выстригать на крестьянских полях знаки, уничтожая при этом до половины будущего урожая.

– Какие ещё знаки? – не понял Царевич. – Зачем? – Драконов приманивать, – охотно пояснил Тетеря. – Они высоко летают, им сверху все видно. Как знак увидят, так и пикируют к бабке за жвачкой. – Реклама, что ли? – сообразил Царевич.

– Во, – подтвердил Тетеря. – А эти, тёмные, мешают коммерции. Вот она их отправляет к Вепрю на перевоспитание. А Вепрю с Михеичем отчего не помочь старушке, тём более что они по литру крови с этого имеют, плюс принудительное донорство родных и близких.

– Какое донорство, ты что несешь? – возмутился Царевич. – Раньше упыри всю кровь у встречных-поперечных выпивали, – продолжил свои объяснения Тетеря. – До полного посинения, то есть смерти, а ныне баба Яга говорит, что-де так не пойдёт, вы-де мне всё население перепортите и в упырей превратите. И будет у нас сплошь одна элита без всякого работного люда. Ну и ввела новую технологию. Теперь не желающие идти в элиту, могут добровольно сдавать кровь на прокорм упырей. Значит и упыри у нас сыты, и народ пребывает в полном здравии.

– Ну и шли бы в упыри, то бишь в элиту, чем так вот маяться, – бросил в сердцах Кляев у мужичкам.

– Мы, ваше благородие, крестьяне, – вздохнул самый старший. – Какая из нас элита. – А никакой, – охотно подтвердил Тетеря. – Истинный упырь он же ястребом клекочет, кабаном хрюкает, землю клыком роет, а эти синюшные пищат как комары да просят подаяние. А кто подаст-то? Вот и гонят их с дорог к Водяному в подводное царство. А у Водяного жизнь не нашей чета. Там, брат, не пошуткуешь. Там тебя в бараний рог скрутят и целую вечность заставят водоросли выращивать, как последнее чмо.

– Ну и порядочки у вас, – задохнулся от возмущения Васька – Технологии, – подтвердил Тетеря.

Вот стерва Кабаниха. Царевич и раньше подозревал, что у неё гнилое нутро, но не до такой же степени безобразия. Хотя по меркам народа, находящегося под властью конструктивного оппозиционера Кощея, она, пожалуй, тянет на гуманистку. Пьёт, конечно, кровь из трудового народа, но в меру, не то, что иные- прочие. Такой вот прогресс в Берендеевом царстве.

За стеной послышался хруст ветвей, и раздалось злобное хрюканье. Тетеря, гоголем расхаживавший по срубу, враз скукожился и присел. Мужички попадали

с лавок и заползли под стол. Побледневший Бердов подался было в угол к рогатине, но застыл на полпути, решая мучительнейшую для интеллигента задачу, что делать, сразу сдаваться или маленько покочевряжиться. Царевич вновь обнажил ствол. Васька свой маузер из рук не выпускал, хотя делал это больше для форсу, чем из предосторожности. Уж Михеева с Вепревым он знал как облупленных. Водки, выпитой ими на троих, хватило бы на средней величины бассейн. – Человечьим духом пахнет, – услышал Царевич низкий грубый голос.

Голос, в общем-то, действительно мог принадлежать Вепреву, но было в нём ещё и нечто чужое и явно кровожадное, озаботившее Ивана до лёгкой дрожи в коленях.

– Первачка попробуем, – хихикнул другой голос. – А то у меня от этих доходяг изжога.

Не то чтобы Царевич прежде считал Вепрева красавцем, но то, что сунулось в дверь кабака, вообще ни в какие ворота не лезло. Тетеря оказался прав, клыки у Вепря были невероятной величины, и попади Царевич под их удар, у союза писателей случились бы непредвиденные расходы на венок для собрата по профессии. Да что там Царевич, такими клыками лошадь можно было насквозь пропороть. К несчастью, лошади на пути у Вепря не случилось, и он уставился маленькими кроваво-красными глазками на соседа по дому, явно его не узнавая. Откровенно свинячий пятачок дёрнулся, а щетина на загривке встала дыбом. Габаритами Вепрь, между прочим, превышал свои обычные размеры. Вот и верь после этого в закон сохранения вещества. Из реального мира убыло всего