На КПП сидели трое. Опер Борташевич тасовал измятые, лоснящиеся карты. Караульный Гусев пытался уснуть, не вынимая изо рта зажженной сигареты. Я ждал, когда закипит обложенный сухарями чайник.
Борташевич вяло произнес:
– Ну, хорошо, возьмем, к примеру, баб. Допустим, ты с ней по-хорошему: кино, бисквиты, разговоры… Цитируешь ей Гоголя с Белинским… Какую-нибудь блядскую оперу посещаешь… Потом, естественно, в койку. А мадам тебе в ответ: женись, паскуда! Сначала загс, а потом уж низменные инстинкты… Инстинкты, видишь ли, ее не устраивают. А если для меня это святое, что тогда?!..
– Опять-таки жиды, – добавил караульный.
– Чего – жиды? – не понял Борташевич.
– Жиды, говорю, повсюду. От Райкина до Карла Маркса… Плодятся, как опята… К примеру, вендиспансер на Чебью. Врачи – евреи, пациенты – русские. Это по-коммунистически?
Тут позвонили из канцелярии. Борташевич поднял трубку и говорит:
– Тебя.
Я услышал голос капитана Токаря:
– Зайдите ко мне, да побыстрей.
– Товарищ капитан, – сказал я, уже, между прочим, девятый час.
– А вы, – перебил меня капитан, – служите Родине только до шести?!
– Для чего же тогда составляются графики? Мне завтра утром на службу выходить.
– Завтра утром вы будете на Ропче. Есть задание начальника штаба – доставить одного клиента с ропчинской пересылки. Короче, жду…
– Куда это тебя? – спросил Борташевич.
– Надо с Ропчи зека отконвоировать.
– На пересуд?
– Не знаю.
– По уставу нужно ездить вдвоем.
– А что в охране делается по уставу? По уставу только на гауптвахту сажают.
Гусев приподнял брови:
– Кто видел, чтобы еврей сидел на гауптвахте?
– Дались тебе евреи, – сказал Борташевич, – надоело.
Ты посмотри на русских. Взглянешь и остолбенеешь.
– Не спорю, – откликнулся Гусев…
Неожиданно закипел чайник. Я переставил его на кровельный лист возле сейфа.
– Ладно, пойду…
Борташевич вытащил карту, посмотрел и говорит:
– Ого! Тебя ждет пиковая дама.
Затем добавил:
– Наручники возьми.
Я взял…
Я шел через зону, хотя мог бы обойти ее по тропе нарядов. Вот уже год я специально хожу по зоне ночью. Все надеюсь привыкнуть к ощущению страха. Проблема личной храбрости у нас стоит довольно остро. Рекордсменами в этом деле считаются литовцы и татары.
Возле инструменталки я слегка замедлил шаги. Тут по ночам собирались чифиристы.
Жестяную солдатскую кружку наполняли водой. Высыпали туда пачку чаю. Затем опускали в кружку бритвенное лезвие на длинной стальной проволоке. Конец ее забрасывали на провода высоковольтной линии. Жидкость в кружке закипала через две секунды.
Бурый напиток действовал подобно алкоголю. Люди начинали возбужденно жестикулировать, кричать и смеяться без повода.
Серьезных опасений чифиристы не внушали. Серьезные опасения внушали те, которые могли зарезать и без чифиря…
Во мраке шевелились тени. Я подошел ближе. Заключенные сидели на картофельных ящиках вокруг чифирбака. Завидев меня, стихли.
– Присаживайся, начальник, – донеслось из темноты, – самовар уже готов.
– Сидеть, – говорю, – это ваша забота.
– Грамотный, – ответил тот же голос.
– Далеко пойдет, – сказал второй.
– Не дальше вахты, – усмехнулся третий…
Все нормально, подумал я. Обычная смесь дружелюбия и ненависти. А ведь сколько я перетаскал им чая, маргарина, рыбных консервов…
Закурив, я обогнул шестой барак и вышел к лагерной узкоколейке. Из темноты выплыло розовое окно канцелярии.
Я постучал. Мне отворил дневальный. В руке он держал яблоко.
Из кабинета выглянул Токарь и говорит:
– Опять жуете на посту, Барковец?!
– Ничего подобного, товарищ капитан, – возразил, отвернувшись, дневальный.
– Что я, не вижу?! Уши шевелятся… Позавчера вообще уснули…
– Я не спал, товарищ капитан. Я думал. Больше это: не повторится.
– А жаль, – неожиданно произнес Токарь и добавил, обращаясь ко мне: – Входите.
Я вошел, доложил как положено.
– Отлично, – сказал капитан, затягивая ремень, – все документы, можете ехать. Доставите сюда зека по фамилии Гурин, Срок – одиннадцать лет. Пятая судимость. Человек в законе, будьте осторожны.
– Кому, – спрашиваю, – он вдруг понадобился? Что, у нас своих рецидивистов мало?
– Хватает, – согласился Токарь.
– Так в чем же дело?
– Не знаю. Документы поступили из штаба части.
Я развернул путевой лист. В графе «назначение» было указано:
«Доставить на шестую подкомандировку Гурина Федора Емельяновича в качестве исполнителя роли Ленина…»
– Что это значит?
– Понятия не имею. Лучше у замполита спросите. Наверное, постановку готовят к шестидесятилетию советской власти. Вот и пригласили гастролера. Может, талант у него или будка соответствующая… Не знаю. Пока что доставьте его сюда, а там разберемся. Если что, применяйте оружие. С Богом!..
Я взял бумаги, козырнул и удалился.
К Ропче мы подъехали в двенадцатом часу. Поселок казался мертвым. Из темноты глухо лаяли собаки.
Водитель лесовоза спросил:
– Куда тебя погнали среди ночи? Ехал бы с утра.
Пришлось ему объяснять:
– Так я назад поеду днем. А так пришлось бы ночью возвращаться. Да еще в компании с опасным рецидивистом.
– Не худший вариант, – сказал шофер.
Затем прибавил:
– У нас в леспромхозе диспетчеры страшнее зеков.