ведь существуют люди, не знающие ни борьбы, ни преодоления, потому что они равнодушны. Но, конечно, нет!

Существо Иисуса преисполнено глубокой теплоты. Все живо в Нем. Все бодрствует и полно творческой силы. С каким участием Он подходит к людям! Его любовь к ним не проистекает из долга и воли, а возникает сама собой. Любовь – основная движущая сила Его существа. Когда Он подзывает к себе ребенка, чтобы показать Своим ученикам, какая настроенность пригодна для Царства Божия, Он его обнимает. Несмотря на усталость, Он благословляет малышей, которых матери приводят к Нему, и нет сомнения, что юные существа хорошо чувствовали себя с Ним. Его ученики были для Него не просто вестниками Его благовестия, – Он любил их. «Я уже не называю вас рабами... но Я назвал вас друзьями», – сказал Он им (Ин 1.15). Те часы, когда Он с ними прощался, были преисполнены любви. Особенно близок был Ему Иоанн, «ученик, которого любил Иисус» (Ин 13.23) . Как красноречиво то, что в последний вечер он возлежал у груди Иисуса, и, видимо, не в первый раз! Когда их потрясло ужасное оповещение – «один из вас предаст Меня» – и никто из них не решался задать вопрос, Петр сделал знак Иоанну: Спроси, о ком Он говорит, – и тот, «припав к груди Иисуса», спросил: «Господи! кто это?» (Ин 13.21-25). Мы узнаем о преданной заботе окружавших Его женщин, на которую Он без сомнения отвечал благодарностью и теплом (Лк 8.2-3). Мы читаем о брате и сестрах в Вифании, которых «Он любил» (Ин 11.3). Рассказ о трапезе в двенадцатой главе Иоанна показывает, как дорога была Ему Мария, сестра Лазаря. Какая близость была между Ним и Марией из Магдалы, явствует из божественно прекрасной встречи в саду после Воскресения: «Мария!.. Раввуни!.. Учитель!» (Ин 20.16).

Но ни один человек со зрячими глазами и неискалеченным сердцем не усмотрит в этом чего-либо похожего на тайную связь или подавленное желание. Это проявления чистой, теплой свободы. Когда мы вдумываемся в образ Иисуса, мы обнаруживаем в нем богатство и живость сил, но все эти силы сосредоточены в сердце, стали сердечными силами, обращенными к Богу и устремленными к Нему в беспрестанном движении. Все время Он впитывает в Себя святое влечение, любовь и самоотдачу Отца как «пищу и питие» Своего самого интимного существа, воплощая их затем в деяния и творчество любви (Ин 4.32 слл.). Так полнота сил без малейшего напряжения, без отклонений, бесхитростно течет к Богу и от Бога к человеку, все необыкновенно чисто и прозрачно – и именно это составляет непостижимое в личности Иисуса. Именно от Него, почти не касавшегося полового начала, исходит успокоительная, очищающая мощь, обуздывающая эти силы. В чем состоит христианский порядок половой жизни, следует определять не по тому, как смотрели на него тот или другой христианин или та или другая доктрина, но по тому, каким желает видеть его Иисус. Он стоит надо всеми, в том числе и над величайшими святыми и учителями. Чтобы определить правоту отдельного человека, целой эпохи или какой-либо доктрины мы вправе апеллировать к Нему. Он один «путь, истина и жизнь» (Ин 14.6) – как во всем, так и в этом. А теперь вернемся к нашему тексту.

Ситуация, о которой в нем идет речь, похожа на другие, уже встречавшиеся нам. Фарисеи – богословы, юристы, специалисты по ортодоксии – спрашивают: «По всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женою своею?» Вопрос этот ставится с не более честными намерениями, чем вопрос о «величайшей заповеди», о котором мы уже говорили (Мф 22.34-40). Они совсем не хотят поучиться, – они хотят заманить Его в ловушку. В связи с этой темой существовала детально разработанная казуистика: достаточна ли та или другая причина для выдачи разводного письма; когда данная причина действует отягощающе, а когда смягчающе; какие допускаются исключения, и так далее – с бесконечными примечаниями и оговорками. Противники рассчитывают на то, что Иисус, придающий мало значения ухищрениям закона нической науки и все время говорящий о делах Провидения, о любви и чистоте сердечной, не разберется в этих хитросплетениях и, так или иначе, обнаружив свою некомпетентность. Но Он одним мановением руки отметает все и переносит вопрос совсем в иную плоскость: человеку вообще не позволительно разводиться!

Брак основан Богом. Бог сотворил человека как мужчину и женщину, имея, следовательно, в виду их соединение. Этот союз, будучи заключен, представляет собой единство, происходящее от Самого Бога. Супруги соединяются по велению Бога, причем настолько тесно, что образуют уже только «одну плоть», и то, что касается одного, затрагивает и другого. Человек может разъединить то, что он сам соединил, но соединенное Богом неподвластно человеку. Человек может вступить в брак по свободному решению, это в его власти. Но если он это сделал, то тем самым завязывается связь от Бога, над которой он уже не властен. В этом – сверхчеловеческий характер брака, который может стать блаженной тайной, приносящей во всех превратностях мир и поддержку, но может стать и тяжким роком.

Вопрошающие возмущенно возражают: почему же тогда Моисей дал все эти предписания о выдаче разводного письма? Иисус отвечает: ради жестокосердия вашего. Потому, что нет у вас ни любви, ни любовью порождаемой верности. Потому, что вы своекорыстны и чувственны и, если бы вам не было сделано уступок, вы взбунтовались бы, – Бог же слишком милосерден, чтобы это допустить. Закон – как мы уже говорили – не был выражением первоначальной Божией воли, которая говорила еще к Аврааму, тем более что она действовала в раю и проявилась в творческом замысле; закон – это свидетельство отпадения народа, порядок, созданный Богом после того, как люди не удержались в истинном порядке веры и свободы.

Ученики потрясены. Возможно, что до их сознания доходят теперь и слова Иисуса из Нагорной проповеди: «Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» (Мф 5.27- 28). Если так, то жениться – значит связать себя ужасающим образом! Брак с одной- единственной женщиной, без возможности его расторжения, при том, что даже похотливый взгляд на другую оказывается уже прелюбодеянием! Если так обстоит дело с отношениями между мужем и женой, то человеку лучше не жениться! На это Иисус говорит: «Не все вмещают слово сие, но кому дано» (Мф 19.11). Такой оборот речи часто встречается в словах Иисуса, например, когда Он восклицает: «Кто имеет уши слышать, да слышит» (Мф 11.15). Он всегда указывает на то, что сказанное Им нельзя понять, исходя из человеческого опыта или закона, но только из веры и благодати. Так и здесь: сказанное вам о браке вы не можете понять, исходя из человеческой природы, мира и закона, но только на основе веры. И исполнить это вы можете не собственным усилием, а только по благодати. Но теперь мысль продвигается дальше: существует порядок вещей, еще более далекий, чем брак, от того; что «может вместить» каждый, а именно – отказ от всякого полового общения. И чтобы было совсем ясно, что Он имеет в виду, Он делает различие: не вынужденный отказ, вызванный неспособностью к браку вследствие телесного недостатка или постороннего вмешательства, отрицательно повлиявшего на половые потенции, но тот, который возникает из свободной воли, и притом ради Царства Небесного. Существует жизненный порядок и образ жизни, при котором человек всю силу своей любви направляет непосредственно на Бога и Его Царство, и уже только от Него она переходит к человеку. Об этом в законе написано еще меньше. И к этому в еще большей степени относятся слова: «Кто может вместить, да вместит».

Ставится вопрос, который из этих двух порядков выше. Им мы займемся в дальнейшем. Сейчас важно то, что, согласно словам Господним, оба они вырастают из одного корня. В обоих содержится некая тайна, противоречащая естественной природе. Оба означают нечто большее, чем то, что «может вместить» каждый. Ни тот, ни другой не может быть выведен из непосредственного импульса или из законов человеческого общества, или из сердца – они могут быть поняты только из Откровения, усвоены верой и исполнены по благодати.

Принято говорить, что христианский брак соответствует природе человека. Это можно понимать правильно, но можно и превратно. Конечно, он соответствует природе человека, но такой, какой она была, когда несла в себе ясный образ Божественной воли, была устремлена к Богу и пронизана действенностью Его благодати. Для человека в раю была бы «естественной» единственность и нерасторжимость брака, заключенного в свободе и любви его богопослушного сердца, – а для человека, каким он стал вследствие греха? Пожизненная связь с другим существом – может ли она также и падшему человеку казаться чем-то «естественным», – не потому, что он осмыслил ценности и цели, физические и духовные связи, а по непосредственному чувству и опыту? «Естествен» прежде всего инстинкт, но он стал своевольным и