Семей — вести Империю вперед и охранять, а не править методом устрашения и подавления. Но теперь Блю Блок грозит сделать тщетными все эти надежды. Кланы отчаянно хотят вернуть себе утраченную власть и поэтому готовы плясать под чужую дудку. Мы не имеем представления ни о том, что в действительности представляет собой Блю Блок, ни о том, каковы его истинные цели. Кто-то должен его остановить, я не в состоянии справиться в одиночку. У меня есть союзники, отважные, искренние люди, для которых честь и долг — не просто громкие слова. Что вы скажете мне, Роберт Кэмпбелл? Могу я считать, что нашла сегодня еще одного союзника?
— Думаю, да, Констанция Вольф. Но каким образом мы можем что-либо изменить?
— Мы должны подать пример всем остальным. Показать Блю Блоку, что не боимся его. Если мы открыто выступим против, к нам присоединятся многие.
— Не уверен, — возразил Роберт. — На войне я видел иные примеры: тот, кто лезет на рожон, обычно расплачивается собственной жизнью. В одном вы правы —
— Моя прежняя Семья… все связи с ней разорваны, — бесстрастно произнесла Констанция. — Я была старшей дочерью главы Клана Деверо. Предполагалось, что я выйду замуж за достойного молодого человека из Семьи, занимающей менее высокое положение. Это было необходимо, чтобы влить свежую здоровую кровь в жилы Клана. Я не оправдала надежд, вышла за Вольфа, стала членом его Клана, а наша семейная линия оборвалась. Мой отец объявил, что для него я больше не существую. С тех пор как вышла замуж, я не перемолвилась даже словом ни с одним из членов своей прежней Семьи.
— Но так нельзя! — воскликнул Роберт. — Вы должны попытаться наладить отношения с родными, Констанция. Возможно, сейчас, когда обстоятельства изменились, они уже не держат на вас обиды.
— Зато я держу. У меня тоже есть гордость, — проронила Констанция.
— Иногда гордость служит нам плохую службу. Из-за нее мы не успеваем сказать нечто очень важное тем, кого любим. А потом нас разлучают с ними навсегда и исправлять что-нибудь поздно. Я рано лишился родителей. Все свое детство и юность я благоговел перед главой нашего Клана, Кроуфордом Кэмпбеллом. Для меня он был божеством. Если бы он только заметил меня, я пошел бы за него в огонь. Я всегда чувствовал себя виноватым в том, что не оказался рядом с ним в Башне Кэмпбелл в тот день, когда туда ворвались Вольфы. Это чувство тяготеет надо мной до сих пор. Мне все еще кажется — будь я там, исход битвы мог быть другим. Наверное, я ошибаюсь. Скорее всего наш Клан был бы истреблен в любом случае. Но иногда…
— Я понимаю, — перебила его Констанция. — Я все понимаю.
Она подалась к нему и мягким успокаивающим движением накрыла его руку своей. И стоило их рукам соприкоснуться, между ними словно пробежала электрическая искра. Они встретились взглядами, зрачки их одновременно расширились, в глазах мелькнули изумление и испуг. Сердца у обоих бились все быстрее и быстрее. Они не сводили друг с друга глаз и чувствовали, что живыми возносятся в небеса. А потом Констанция убрала свою руку, и наваждение исчезло.
Томительно долгое мгновение они сидели молча, стараясь не смотреть друг на друга. Потом Роберт рискнул поднять глаза на Констанцию и увидел, как на щеках ее догорают пятна румянца. Его собственное лицо тоже предательски горело.
— Как идут приготовления к вашему бракосочетанию с Дезсталкером? — наконец выдавил он из себя.
— Прекрасно, благодарю вас, — ответила Констанция. Голос ее звучал так же невозмутимо, как и всегда. — Предполагается, что свадьба состоится примерно через полгода. Если не будет никаких… затруднений.
— Разумеется, — понимающе кивнул Роберт. — Никогда не знаешь, где могут возникнуть проблемы. Но вы ведь не любите его, правда?
— Правда, — откликнулась Констанция. — Я его не люблю.
— Рад это слышать, — откровенно сказал Роберт. Глаза их вновь встретились, и на лицах обоих заиграли нежные улыбки.
Финли был дома, в своей квартире, расположенной под Ареной, когда в дверь постучали. Он недовольно нахмурился. Для человека, который пытается скрыться, он слишком часто принимает гостей. Нацепив меч и кобуру с бластером, Финли бесшумно приблизился к дверям. Да, зря он не установил над дверью скрытой камеры или хотя бы не сделал глазок. Финли прислушался, однако до слуха его не долетело ни единого звука. Тогда он чуть-чуть приоткрыл дверь. Знакомый голос произнес его имя, кто-то налег на дверь всем телом и распахнул ее. Евангелина вихрем налетела на Финли. Он едва успел подхватить ее, иначе она упала бы на пол. Девушка была закутана в какую-то длинную багровую простыню, один из концов которой, переброшенный через плечо, был завязан в огромный неуклюжий узел. Лицо Евангелины, побледневшее от волнения и усталости, покрывали брызги засохшей крови.
Встревоженный и недоумевающий, Финли пытался расспросить ее о том, что случилось, но та в ответ лишь невнятно бормотала его имя. Дрожа всем телом, она изо всех сил прижималась к нему. Евангелина никак не могла отдышаться, глаза девушки блуждали по комнате, не в состоянии остановиться на каком-либо предмете. Финли бросил всякие попытки добиться толку и решил, что сейчас самое разумное — уложить ее в постель. Но когда он довел ее до кровати, она опустилась на краешек, упорно отказываясь ложиться. Казалось, все, что ей сейчас надо, — это его рука, в которую она судорожно вцепилась. Финли обнял ее, пытаясь успокоить и привести в чувство.
— Что с тобой, любовь моя? Что случилось, дорогая моя девочка? — ласково повторял он. — Здесь ты в полной безопасности. Я рядом. Я никому не дам тебя в обиду. С тобой все в порядке. Скажи, а что у тебя там, в этом узле?
Но она по-прежнему не могла или не хотела отвечать. Тогда, не преставая ласково бормотать, он потихоньку освободился от цепких пальцев и принялся разворачивать простыню, в которую она была закутана. Только тут он обнаружил, что под простыней Евангелина абсолютно обнажена, а все ее тело покрыто пятнами засохшей крови. Тщательно осмотрев ее, он не нашел ни порезов; ни ран, и убедился, что кровь — не ее. Потом он осторожно развязал узел. Что-то маленькое и твердое со звоном упало на пол — рукоятка того самого энергетического ножа, который он раздобыл по ее просьбе. Финли развернул сверток до конца, и его взору открылись две стеклянные банки, в которых находились две человеческие головы — отрубленные, однако все еще живые.
Он был так поражен, что едва не уронил их, однако совладал с собой и трясущимися руками опустил жуткий груз на пол. Рты обеих голов открывались, но оттуда не вылетало ни звука. Финли повернулся к Евангелине. При взгляде на его испуганное лицо из ее груди вырвалось подобие истерического хохота. Наконец ей удалось сделать над собой усилие и прекратить истерику. Евангелина заговорила разумно и связно, хотя голос все еще срывался на хриплый шепот.
— Мужчина там, в банке, — профессор Вакс. Я его не знаю. А женщина — Пенни Ди Карло, моя лучшая подруга. Отец держал их в заточении. Я их спасла.
— Отец? — не веря своим ушам, переспросил Финли. — Ты была у Грегора Шрека? Одна? Как ты могла на такое решиться? И что там произошло? Откуда вся эта кровь?
— Мы с ним поговорили. А потом… дело приняло серьезный оборот.
— Почему ты не сказала мне, куда идешь?
— Пойми, я не могла. Грегор постоянно угрожал мне. Твердил, что убьет Пенни, если я не вернусь. Он настаивал на том, чтобы я пришла одна. И мне пришлось отправиться в Башню Шрек, в самое логово чудовища. А там выяснилось, что Грегор сделал с Пенни. Я заставила его отдать мне их обоих и убежала прочь.
— Как, скажи на милость, тебе удалось заставить Грегора расстаться со своими жертвами?
— Пришлось пустить в ход энергетический нож. Твой подарок пришелся весьма кстати. — Она вновь нервно рассмеялась при виде гримасы недоумения, застывшей на лице Финли. — Не ты один умеешь драться. Охранники пытались меня остановить, так что пришлось прикончить нескольких. Расправившись с людьми Грегора, я направилась прямиком сюда. Просто не знала, куда еще податься.
