который был спрятан под фотографией. О'Тул смотрел на него с изумлением.

— Пожалуйста, — произнес мистер Висконти. — Что-нибудь не так?

— Я-то думал, это будет Мадонна.

— Леонардо прежде всего интересовали совсем не Мадонны. Он был главным инженером в папской армии. Папы Александра VI. Слыхали про такого?

— Я не католик.

— Он из Борджиа.

— Темная личность?

— В некоторых отношениях он напоминал моего патрона, — подтвердил мистер Висконти, — покойного маршала Геринга. Это, как вы можете видеть, хитроумное устройство для разрушения городских стен. Нечто вроде землечерпалки, похожей на те, что используют в наше время на строительных площадках. Только тогда их приводили в действие человеческие мускулы. Она подкапывается под стену, забрасывает камни вверх, в катапульту, а та мечет их в город. Фактически город бомбардируется с помощью своих же стен. Остроумно, не правда ли?

— Десять тысяч долларов за остроумие. А эта штука сработает?

— Я не инженер, — ответил мистер Висконти, — и не могу оценить ее с практической стороны, но хотел бы я видеть того, кто сегодня сделал бы такое прекрасное изображение землечерпалки.

— Пожалуй, вы правы, — ответил О'Тул и добавил с уважением: — Вот, значит, какой он, этот шедевр. Чуть не двадцать лет мы гонялись за ним и за вами.

— И куда ее передадут теперь?

— Князь умер в тюрьме, так что, скорей всего, мы передадим ее итальянскому правительству. — О'Тул испустил вздох. Я не понял, разочарования или удовлетворения.

— Рамку можете оставить себе, — любезно добавил мистер Висконти.

Я проводил О'Тула через сад до ворот. Престарелого телохранителя нигде не было видно.

— Где тут здравый смысл? Правительство Соединенных Штатов выкладывает десять тысяч долларов за краденую картинку.

— Доказать, что она краденая, трудно, — сказал я. — Может быть, это был своеобразный подарок Герингу. Интересно, почему они посадили князя?

Мы постояли около его машины. Он проговорил:

— Сегодня я получил письмо от Люсинды. Первое за девять месяцев. Пишет про своего дружка. Они добираются на попутках в Гоа. Вьентьян ее дружку не подошел.

— Он художник, — объяснил я.

— Художник? — О'Тул аккуратно пристроил Леонардо да Винчи на заднем сиденье.

— Он рисует картины, на которых изображены банки консервированных супов «Хайнца».

— Вы шутите.

— Нарисовал же Леонардо землечерпалку, а вы уплатили за нее десять тысяч.

— Наверно, я так никогда и не научусь разбираться в искусстве, — сказал О'Тул. — Где это — Гоа?

— На индийском побережье.

— Девчонка вот где у меня сидит. Одни сплошные заботы, — сказал он.

Но если бы не она, подумалось мне, он все равно нашел бы себе другой источник забот, заботы всегда будут липнуть к нему, как мухи к открытой ране.

— Спасибо за то, что вызволили меня из тюрьмы, — сказал я.

— Друг Люсинды всегда…

— Передайте Тули привет, когда будете ей писать.

— Я отправлю вашего приятеля Вордсворта со следующим рейсом в Европу. Почему бы и вам с ним не уехать?

— У меня тут семья…

— Висконти вам не родня. И он не вашего поля ягода, Генри.

— Моя тетя…

— Подумаешь — тетя. Тетя не мать. — Мотор у него никак не желал заводиться. — Пора бы дать мне машину поновее. Так подумайте, Генри.

— Подумаю.

Когда я вернулся в дом, мистер Висконти хохотал, а тетушка смотрела на него с неодобрением.

— Что такое?

— Я сказала, что десять тысяч долларов слишком малая цена за Леонардо.

— Но ведь Леонардо ему не принадлежал, — возразил я. — И вдобавок он получил безопасность. Дело закрыто.

— Мистера Висконти не волнует безопасность.

— Послезавтра отправляется обратно пароход, и О'Тул отсылает на нем Вордсворта. Он хочет, чтобы я тоже уехал.

— Она считает, что надо было просить вдвое больше, — проговорил мистер Висконти. — За Леонардо.

— Да, считаю, — сказала тетушка.

— Но это вовсе не подлинный Леонардо. Это копия. Потому-то немцы и арестовали князя. — Мистер Висконти слегка задыхался от смеха. — Копия безупречная. Князь боялся грабителей и держал оригинал в банке. К несчастью, в банк попала американская бомба. И никто, кроме князя, не знал, что подлинный Леонардо уничтожен вместе с банком.

— Но если копия была так совершенна, каким образом гестапо догадалось? — спросил я.

— Князь был очень стар, — сказал мистер Висконти с законной гордостью восьмидесятилетнего. — Когда я зашел к нему по просьбе маршала — он послал меня за обещанной картиной, — князь сказал мне, что это всего лишь копия, но я ему не поверил. И тогда он мне кое-что показал. Если посмотреть в лупу на шестерню землечерпалки, то можно разглядеть инициалы копииста, написанные зеркальным способом. Я сохранил чертеж на память о князе — ведь он мог когда-нибудь и пригодиться.

— Вы и сообщили в гестапо?

— Я боялся, что они, чего доброго, дадут чертеж на экспертизу, — ответил мистер Висконти. — А ему оставалось жить недолго. Он был очень стар.

— Как вы сейчас.

— Ему не для чего было жить, а у меня есть ваша тетушка.

Я взглянул на тетушку Августу. Уголок рта у нее подергивался.

— Вы поступили очень дурно, — только и сказала она. — Очень-очень дурно.

Мистер Висконти встал и, взяв фотографию Фритауна, изорвал ее на мелкие клочки.

— А теперь — на заслуженный отдых.

— Я же хотела отослать ее Вордсворту, — запротестовала было тетушка. Но мистер Висконти обнял ее за плечи, и они начали подниматься рядышком по мраморной лестнице, как пара стариков, которые сохраняют любовь друг к другу на протяжении всей долгой и многотрудной жизни.

— Они мне вас описали как аспида, — сказал я мистеру Висконти.

— Неужели?

— Собственно, описание это исходило не от детективов, а от шефа Римской полиции.

— Фашист.

— В сорок пятом году?

— Значит, коллаборационист.