И в доказательство, как удачно приуроченная реплика, раздался шум спускаемой воды.

Я ждал мистера Висконти, изнывая от любопытства. Не много найдется мужчин, кого бы так любили или кому столько прощали. В воображении моем сложился образ высокого черноволосого сухощавого итальянца под стать своей аристократической фамилии. В комнату, однако, вошел низенький, толстый и лысый человек; когда он протянул мне руку, я заметил, что мизинец у него скрючен и от этого рука напоминает птичью лапу. Его выцветшие карие глаза ровно ничего не выражали. В них можно было прочесть что угодно. Если тетушке было угодно читать в них любовь, то О'Тул, не сомневаюсь, прочел в них отсутствие совести.

— Вот наконец и вы, Генри, — проговорил мистер Висконти. — Ваша тетушка беспокоилась. — По- английски он говорил отлично, фактически без всякого акцента.

— Вы мистер Висконти? — спросил О'Тул.

— Моя фамилия Искьердо. С кем имею удовольствие?..

— Меня зовут О'Тул.

— В таком случае «удовольствие», — мистер Висконти улыбнулся, и в передних зубах обнажилась большая дыра, отчего улыбка получилась фальшивой, — не совсем удачное слово.

— Я считал, что вы надежно упрятаны за решетку.

— Мы с полицией сумели договориться.

— За этим и я сюда пришел, — сказал О'Тул, — чтобы попробовать договориться.

— Договориться можно всегда, — произнес мистер Висконти так, словно цитировал известный источник, скажем Макиавелли, — если обе стороны получают равные преимущества.

— Думаю, в данном случае так оно и есть.

— Мне кажется, — обратился к тетушке мистер Висконти, — на кухне осталось еще две бутылки шампанского.

— Две? — переспросила тетушка.

— Нас четверо, дорогая. — Он повернулся ко мне. — Шампанское не самого лучшего качества. Оно проделало долгий и весьма бурный путь через Панаму.

— Из этого следует, — вставил О'Тул, — что с Панамой у вас все утряслось.

— Именно, — подтвердил мистер Висконти. — Когда полиция арестовала меня по вашему наущению, она предполагала, что опять имеет дело с неимущим. Но я сумел убедить их, что я потенциально человек со средствами.

Тетушка принесла из кухни шампанское.

— И бокалы, — напомнил мистер Висконти, — вы забыли бокалы.

Я наблюдал за тетушкой как зачарованный. Впервые я видел, чтобы ею командовали.

— Садитесь, садитесь, друзья мои, — сказал мистер Висконти. — Не взыщите, если стулья несколько жесткие. Мы пережили период лишений, но теперь, я хочу надеяться, наши затруднения позади. Скоро мы сможем принимать наших гостей подобающим образом. Мистер О'Тул, я поднимаю свой бокал за Соединенные Штаты. Я не питаю неприязни ни к вам, ни к вашей великой стране.

— Очень великодушно с вашей стороны, — отозвался О'Тул. — А скажите, что за человек у вас в саду?

— В моем положении приходится принимать меры предосторожности.

— Он нас не остановил.

— Меры только по отношению к моим врагам.

— Как вас лучше называть — Искьердо или Висконти?

— Я успел уже привыкнуть и к той, и к другой фамилии. Давайте докончим эту бутылку и откроем вторую. Шампанское, если вы хотите дознаться истины, развязывает язык лучше всякого детектора лжи. Оно поощряет человека к откровенности, даже к опрометчивости, в то время как детекторы лжи побуждают его лгать изощреннее.

— Вам приходилось сталкиваться с ними? — поинтересовался О'Тул.

— Да, один раз перед тем, как я покинул Буэнос-Айрес. Результаты, подозреваю, не принесли большой пользы ни полиции… ни вам. Ведь вы, полагаю, ознакомились с ними? Я заранее подготовился самым тщательным образом. Мне обмотали обе руки резиновыми бинтами, и я даже решил было, что они собираются измерять кровяное давление. Возможно, они и это заодно проделали. Меня предупредили, что, сколько бы я ни лгал, прибор всегда распознает ложь. Можете себе представить мою реакцию. Скепсис у католиков в крови. Сперва мне задали ряд невинных вопросов: например, какое мое любимое кушанье и задыхаюсь ли я, когда поднимаюсь по лестнице. Отвечая на эти невинные вопросы, я усердно думал о том, какое счастье будет в один прекрасный день встретиться вот с этим моим милым дружочком, и сердце у меня колотилось, пульс скакал, и они никак не могли взять в толк, почему одно упоминание о подъеме по лестнице или поедании canneloni [нечто вроде толстых фаршированных макарон (итал.)] приводит меня в такое возбуждение. Они дали мне успокоиться, а затем неожиданно выпалили мое имя — Висконти. «Вы — Висконти? Вы — военный преступник Висконти?!» Но на меня это не произвело никакого впечатления, потому что я научил мою старую приходящую служанку, отдергивая по утрам шторы, будить меня криком: «Висконти, эй ты, военный преступник, просыпайся!» Для меня эта фраза стала обыденной, домашней, означающей «Кофе готов». После этого они вернулись к одышке на лестнице, и на сей раз я был совершенно спокоен, но, когда меня спросили, почему мне нравятся canneloni, я опять начал думать о моей любимой и снова возбудился, зато при следующем вопросе, вполне серьезном, кардиограмма — она, кажется, так называется? — получилась спокойной, потому что я перестал думать о моем сокровище. Под конец они совершенно разъярились и на прибор, и на меня. Замечаете, как подействовало на меня шампанское? Я разговорился, я готов рассказать вам все.

— Я пришел, чтобы заключить соглашение, мистер Висконти. Вообще-то у меня был план изъять вас на время из обращения и попробовать договориться в ваше отсутствие с мисс Бертрам.

— Я не поддалась бы ни на какие уговоры, — заметила тетушка, — пока не посоветовалась бы с мистером Висконти.

— Мы еще и сейчас можем причинить вам кучу неприятностей. Всякий раз, как мы будем оказывать нажим на полицию, для вас это будет означать все новые взятки. А вот если, скажем, нам удастся убедить «Интерпол» закрыть ваше дело и мы известим полицию, что вы нас больше не интересуете и вам разрешается ездить взад-вперед когда заблагорассудится…

— …то я бы вам не поверил, — закончил мистер Висконти. — Я бы предпочел остаться здесь. Я уже свел кое-какие знакомства.

— Само собой, оставайтесь, коли хотите. Полиция не сможет вас больше шантажировать.

— Любопытное предложение, — сказал мистер Висконти, — и вы, очевидно, думаете, в обмен на него у меня что-то имеется? Разрешите, я налью вам еще.

— Мы готовы заключить с вами сделку, — подтвердил О'Тул.

— Я бизнесмен, — проговорил мистер Висконти. — В свое время я вел дела со многими правительствами. С Саудовской Аравией, Турцией, Ватиканом.

— И с гестапо.

— Увы, поведение их нельзя было назвать джентльменским. Обстоятельства вынудили меня войти с ними в контакт. — Его манера выражаться напомнила мне тетушку Августу: должно быть, годы сделали их похожими. — Вы, разумеется, понимаете, что у меня есть и другие предложения неофициального порядка.

— Человек в вашей ситуации не может позволить себе принимать неофициальные предложения. Если вы не пойдете на соглашение с нами, и не мечтайте жить в этом доме. Я бы на вашем месте не стал обзаводиться мебелью.

— Мебель, — возразил мистер Висконти, — уже не составляет проблем. Моя «дакота» вернулась