— Тебе известно, что Никки уже на свободе? — поинтересовалась я.

— Мама мне об этом сказала. И что, Колин вернется к ней?

— Никки как раз собиралась ехать за ним, когда мы встречались несколько дней назад, — сказала я, изо всех сил пытаясь сохранить свой сандвич целеньким. Однако толстый слой хлеба с каждым новым укусом крошился все сильнее. Но я все же уловила ее огорченный взгляд.

Было очевидно, что Колин ей дорог, а вот Никки — не очень.

— Вы встречались с моей мамой?

— Да, и она мне очень понравилась.

Слегка вспыхнув, Диана не смогла скрыть горделивой улыбки.

— Что до меня, то, по-моему, папаша был настоящий кретин, променяв ее на Никки. В общем-то Никки нормальная женщина, но какая-то холодная, вам не кажется?

Я промямлила что-то невразумительное. Да Диане, похоже, и не нужен был мой ответ.

— Мать сказала, что после смерти отца ты лечилась в психиатрической клинике, — перевела я разговор на другое.

Диана, округлив глаза, отхлебывала в этот момент из чашки мятный чай.

— Я полжизни провела в психушке, и у меня до сих пор еще не все с головой в порядке. Это настоящее мучение. Мой теперешний психиатр считает, что мне надо пройти сеанс психоанализа, но я не могу этого больше выносить. По его мнению, я должна проникнуть в «темную» половину своего подсознания. Старик просто помешан на этой фрейдистской чепухе. Знаете, обычно психоаналитики требуют, чтобы вы поведали им все самые сокровенные мечты и самые интимные фантазии, и только тогда они, дескать, смогут выправить ваши мозги в нужном направлении. До этого меня лечили по системе Рейхиана, но я осатанела от бесконечных дыхательных упражнений и обматываний полотенцами. По- моему, все это несусветная чушь.

Откусив большой кусок своего хрупкого сандвича, я кивнула ей, словно понимала, о чем она говорит.

— Никогда не бывала у психотерапевта, — честно призналась я, прожевывая очередной кусок.

— Даже на сеансе групповой терапии? — с ужасом спросила Диана.

Я утвердительно кивнула головой.

— Господи, да у вас наверняка запущенный невроз, — с видимым уважением произнесла она.

— Ну, во всяком случае, ногти пока не грызу и в постель не писаю.

— У вас, судя по всему, очень порывистая и непредсказуемая натура, не признающая никаких ограничений и тому подобного. Папаша был такой же.

— Какой такой же? — спросила я, оставив без внимания упоминание о моем характере. В конце концов, это была просто ее дикая фантазия.

— Вы сами знаете какой — он непрерывно трахал всех женщин вокруг. Мы с Грегом до сих пор частенько обсуждаем эту тему. Мой психиатр утверждает, что таким способом отец избавлялся от подсознательных переживаний. Моя бабушка очень строго воспитывала его, вот он и обратил свою энергию на других, подчиняя их своей воле, в том числе и нас с Грегом. И маму, и Никки, и трудно представить, скольких еще. Мне кажется, он никого в своей жизни не любил, кроме, может быть, Колина. Просто ужасно!

Разделавшись с сандвичем, она несколько минут вытирала рот и руки салфеткой и, аккуратно свернув, положила ее на тарелку.

— Грег мне говорил, что в тот раз ты не поехала со всеми на Солтон-Си, — сказала я.

— А, незадолго до смерти папы? Да, конечно. Меня свалил грипп, ужасная штука, и я осталась с мамой. Она очень нежная и окружила меня такой заботой. Никогда в жизни я так много не спала.

— Скажи, а как собака оказалась на улице?

— Что? — переспросила она, напряженно стиснув руки на коленях.

— Я говорю о Бруно. Грег сказал, что его сбила машина. Меня просто интересует, кто выпустил пса из дома. Может, там в отсутствие семьи оставалась миссис Восс?

Диана посмотрела на меня настороженно, быстро отвела глаза и тихо произнесла:

— По-моему, ее не было. Она тогда была в отпуске.

Потом взглянула на стенные часы у меня за спиной и, слегка покраснев, пробормотала:

— Извините, мне пора идти в класс.

— С тобой все в порядке?

— Да, просто отлично, — ответила она неуверенно, принявшись собирать сумку и книги. Казалось, она была рада хоть чем-то занять свои руки. — О, я совсем забыла! У меня тут есть кое-что для Колина, если вы увидитесь с ним. — И она достала картонную коробку. — Здесь альбом с фотографиями, который я собрала для него. — Похоже, она вся уже была мыслями в школе, манеры стали более рассеянными, а внимание расплылось. — Сожалею, но у меня больше нет времени, — смущенно улыбнулась она. — Сколько я должна заплатить за свой ленч?

— Я все оплачу, — сказала я. — Может, тебя подвезти?

— У меня машина, — ответила она, но все оживление с ее лица будто ветром сдуло.

— Диана, в чем все-таки дело? — настаивала я.

Она снова резко опустилась на стул, глядя прямо перед собой. Голос у нее упал на целую октаву вниз.

— Это я выпустила пса на улицу, — проговорила она. — В тот самый день, когда они уехали. Никки просила меня дать ему побегать, перед тем как за мной приедет мама. Я так и сделала, но, почувствовав слабость, задремала на диване в гостиной. А когда мама просигналила с улицы, быстро схватила свои вещи и выбежала из дома, совсем забыв про Бруно. Он, должно быть, бегал вокруг дома уже дня два, когда я наконец вспомнила о нем. Вот почему мы с мамой и вернулись туда. Чтобы покормить его и впустить в дом.

Ее глаза наконец встретились с моими, и, казалось, она уже была готова разреветься.

— Бедняга, — прерывисто прошептала она. Похоже, ее захлестнуло чувство неизгладимой вины. — Это из-за меня его сбила машина. Из-за моей дурацкой забывчивости. — Она прикрыла рот дрожащей рукой и часто заморгала. — У меня от этого случая на всю жизнь осталось тяжелое чувство, но я никому, кроме мамы, об этом не рассказывала, да никто и не спрашивал. Вы ведь тоже никому не расскажете? Все были просто убиты горем, узнав о его смерти, и никто даже не поинтересовался у меня, как пес оказался на улице. А сама я промолчала. Если бы Никки узнала, она бы возненавидела меня.

— У Никки нет причин для ненависти, потому что собака погибла в результате несчастного случая, Диана, — старалась я успокоить ее. — К тому же с тех пор прошло много лет. Какая теперь разница, как это случилось?

Она загадочно взглянула на меня, и я наклонилась поближе, чтобы разобрать торопливый шепот.

— Как раз когда собаки не было в доме, туда кто-то заходил. Этот неизвестный проник в дом и подменил лекарство. Вот отчего папа и умер, — расслышала я сквозь ее прерывистое дыхание. Диана судорожно полезла в сумочку за салфеткой. Плечи безвольно поникли, и, задыхаясь от подступивших к горлу слез, она начала часто всхлипывать.

Двое парней за соседним столиком с любопытством оглянулись на нее.

— О Боже милостивый, — приговаривала она хриплым шепотом.

— Давай-ка пойдем отсюда, — предложила я, взяв ее вещи в охапку и оставив на столе деньги по счету — явно больше требуемой суммы. Поддерживая Диану под руку, я подталкивала ее к выходу.

Когда мы добрались до автостоянки, она уже слегка пришла в себя и воскликнула:

— Господи, простите меня! До сих пор не могу поверить, как меня угораздило совершить ту трагическую ошибку. На мне теперь всегда будет висеть груз вины.

— Все в порядке, — успокоила я ее. — У меня и в мыслях не было подозревать тебя в чем-либо подобном. Просто когда Грег упомянул об этом эпизоде, в моей голове словно что-то щелкнуло. Но я вовсе не собиралась тебя в чем-то обвинять.

— Прямо не верится, — проговорила она, снова расплакавшись, и пристально взглянула мне в глаза. — Я ведь подумала, что вам все известно, что вы все уже раскопали. Иначе бы никогда не