удостоверения и дуйте в Вологду. Хотите – на твоей, Анжелика, машине, хотите – дам Сашкины «Жигули». Здесь, – главный протянул Нагайцеву и Анжелике конверты, – командировочные, включая деньги на бензин туда и обратно. Даю вам час на сборы. Сегодня до конца дня вы должны быть в Вологде. Вам предоставят комнаты для ночлега и питание, а завтра запишете интервью и обратно. После интервью обязательно звоните мне – сюда или на мобильный. Вопросы? И как насчет машины...

– Вопросов нет, – пожал плечами Нагайцев, обожающий дальние поездки и потому всегда радующийся командировке в любое место, где он раньше никогда не был. – Только вряд ли целесообразно ехать в такую даль на «мерседесе», – он покосился на сидящую слева Анжелику. – Лучше будет, если...

– Мы поедем на моей машине, – твердо произнесла журналистка. – Быстрее обернемся и не надо бояться, что где-нибудь на полдороге заглохнет мотор...

– Ваше дело, ребята, ваше личное дело! – обрадовавшись, что не надо гонять стоящую на балансе редакции технику, проворковал главный редактор. – Мне главное, чтобы вы сумели раскрутить этих убийц – особенно Завьялова! – на откровенность. Про мотивы преступлений, про чувства, которые они испытали, когда им вынесли смертный приговор и когда пришло помилование, про условия их содержания в тюрьме особого назначения и прочее и прочее... Сами знаете, что спрашивать, – не маленькие, – шеф вопросительно взглянул на Анжелику, и она кивнула. – Ну и чудненько. Тогда собирайтесь и – в путь. Дело срочное. Вечером жду вашего звонка на сотовый. И не забудьте свои диктофоны. Счастливого пути! – Редактор поочередно пожал руки Нагайцеву и Анжелике, а потом обрушил свое грузное тело обратно в кресло и стал набирать чей-то телефонный номер, тем самым объявляя конец аудиенции.

Когда журналисты покинули просторный кабинет, на том конце линии сняли трубку.

– Константин Петрович, как и договаривались, я отправил своих ребят в командировку... – сообщил собеседнику шеф редакции... – Анжелика Гай, наша восходящая звезда, она, к счастью, сегодня вернулась из отпуска, и заведующий криминальным отделом Дмитрий Нагайцев. Что?.. Знаете его?.. Да, очень способный журналист!.. Нет, Константин Петрович, его борода никуда не делась, ха-ха!..

Ладно, всего хорошего... До свидания.

Главный редактор еженедельника «Невский репортер» повесил трубку и довольно постучал кончиками пальцев по крышке стола. Предстоящий материал в тандеме с чисто символическим популистским снижением розничной цены журнала «грозил» очередным повышением тиража, и такая заманчивая перспектива не могла не радовать главного редактора. И он, надо отдать ему должное, радовался...

Тем же вечером, благополучно добравшись до Вологды и отыскав нужную больницу, со всех сторон обнесенную высоким забором с тремя рядами колючей проволоки, утомленные долгой дорогой журналисты встретились с дожидающимся их приезда начальником учреждения подполковником Захаровым и с главным врачом полковником Толмачевым, переговорили с ними о предстоящем на завтра интервью и узнали, что встреча с заключенными из тюрьмы особого назначения запланирована на восемь утра и что сопровождать журналистов по больнице, а также присутствовать во время записи интервью в отдельных палатах Завьялова и Дронова будет капитан Гарин. В завершение разговора улыбчивый и веселый, несмотря на нелегкую службу, гаавврач вдруг вспомнил, что в настоящее время в их больнице проходит лечение священник из тюрьмы на острове Каменный.

– Максим Борисович! – обратился он к деловито заседающему за своим безразмерным столом Захарову. – А про отца Павла мы с вами как-то совсем забыли! Почему бы не предоставить ребятам возможность побеседовать и со священником, настоятелем тюремной церкви? Он регулярно общается с заключенными и мог бы много интересного им рассказать!

– Да, это было бы неплохо, – с энтузиазмом отозвался Нагайцев, разглядывая неизвестно как оставшийся с незапамятных времен портрет Горбачева в рамке, висевший за спиной полковника. – Никогда не доводилось брать интервью у тюремного священника!..

– Простите, вы сказали... настоятель? – удивленно переспросила Анжелика, чувствуя, как ее сердце резко увеличило число ударов. – И он здесь, у вас?!

– Тюремный врач с Каменного, Семен Аронович, попросил нас немного подлечить их священника, – не слишком охотно сообщил подполковник Захаров. – Раньше, до поступления в духовную семинарию, он служил в армии и даже, по-моему... – начальник встретился усталыми, покрасневшими глазами с главврачом, – воевал в Афганистане. Верно, Николай Арсеньевич?

– Так точно, – подтвердил врач. – Отец Павел – настоящий вояка, даже имеет боевые награды! Думаю, он не откажется дать интервью своим землякам.

– Землякам? – переспросил Нагайцев, отвлекшись от созерцания хорошо всем знакомого родимого пятна на лысине последнего генсека.

– Он прибыл к нам из Ленинграда, то есть нынешнего Санкт-Петербурга, – подтвердил Толмачев, – по рекомендации Московской Патриархии. Ну так что, – главврач переглянулся одновременно с Анжеликой и полковником Захаровым, – будем просить отца Павла о встрече или с вас хватит двух зеков?

– Конечно, просите! – обрадованно отозвалась журналистка. – Если священник согласится на интервью, у нас получится просто потрясающий материал!

– Тогда я еще сегодня переговорю с ним, – кивнул Толмачев. – Надеюсь, он еще не спит. Коща выйдет журнал, не забудьте прислать нам с Максимом Борисовичем по экземпляру, так сказать, на память, с автографом... А сейчас, с вашего разрешения, – полковник в очередной раз стрельнул глазами в сторону обворожительной длинноногой блондинки в сексуально облегающем ее стройную фигурку бежевом костюме, – я должен идти в операционную. Ночное дежурство, знаете ли. Надо вырезать одному пахану аппендикс...

Доктор попрощался за руку с Нагайцевым, мельком кивнул начальнику учреждения и скрылся за дверью. А полковник Захаров, подавив зевок прижатой ко рту ладонью, нажал на кнопку у себя на столе, и через несколько секунд в кабинет вошел азиатской наружности сержант в форме внутренних войск.

– Отведите наших гостей в их комнаты и передайте мои распоряжения насчет ужина, – сухо приказал начальник, вставая из-за стола и протягивая ладонь бородачу Диме. – Завтра в семь тридцать вас разбудит капитан Гарин.

Позавтракаете, а после можете приступать к работе. Если Николай Арсеньевич договорится с отцом Павлом, то я не возражаю против встречи и с ним. Завтра с утра я уезжаю в Петрозаводск, и, стало быть, мы с вами больше не увидимся. Так что желаю вам всего доброго и прошу меня извинить – служба...

– До свидания! – улыбнулась Анжелика, при первом же взгляде на которую полковник подумал, что она «та еще штучка». Но хороша, чертовски хороша! – Было очень приятно встретить понимающее отношение к прессе и познакомиться с таким интересным человеком, как вы. Ну а по поводу журналов не беспокойтесь, я лично пришлю их вам заказным письмом.

– Не стоит беспокоиться, – буркнул Захаров, мечтающий лишь о том, чтобы скорее добраться до дома и выспаться перед завтрашней поездкой. – Работайте...

Он проводил взглядом покинувших кабинет журналистов и, сняв со спинки стула форменный китель, стал собираться домой. Смахнул со стола несколько документов в старый, из черного кожзаменителя, «дипломат», погасил свет, вышел в коридор и направился к КПП тюремной больницы.

Понимающее отношение к прессе!.. – мысленно усмехнулся произнесенным смазливой девчонкой словам подполковник. Если бы не этот странный позавчерашний звонок из управления с приказом разрешить интервью с «полосатыми», то я бы вас к моему режимному учреждению и на пушечный выстрел не подпустил! Писаки чертовы...

Капитан Гарин оказался коренастым мужчиной лет тридцати с подпорченным оспой лицом и бегающими маленькими глазками. Он вторично появился в похожей на одиночную тюремную камеру комнате Анжелики без пятнадцати минут восемь и, взглянув на не тронутую девушкой тарелку с рисовой кашей, усмехнулся.