говорил: «они» за мной следят, «они» хотят меня убить, помогите мне ради всего святого…» А я его не слышала! Бедный мальчик!.. Никогда я этого себе не прощу… Вы приказали его убить!..

— Да вы сумасшедшая! — воскликнула Амбруазина, срываясь на визг, — Что вы там плетете насчет сообщников? И ведь уже второй раз… Нет у меня сообщников…

— Тогда как же это письмо попало к вам в руки?

— Оно лежало на столе, между нами. Я взяла его и все…

Это было похоже на правду.

«Но почему тогда мальчик убежал? — подумала Анжелика. — Когда она вошла… Он боялся ее, как и мой котенок… Он чувствовал в ней исчадие зла; но где же он сейчас?

Она вспомнила малышку Аббиала, шведского мальчика, который пришел к ней за помощью после кончины своего благодетеля. А она не помогла ему! Такое не прощается!

— Это письмо у вас, я уверена, — продолжала Амбруазина, — но тем хуже для вас. Не надейтесь, что вы сможете хоть как-то использовать его против меня. Иезуит мертв, а слова умерших всегда нуждаются в подтверждении. Я скажу, что вы его околдовали и заставили написать это письмо, чтобы погубить меня, так как я была готова разоблачить мерзости, творившиеся в Голдсборо. Я скажу, что вы его совратили, что он был вашим любовником… И он действительно вас любил! Это бросалось в глаза. Овладев этим фальшивым письмом и удостоверившись, что свидетельство иезуита поможет вам оправдаться, вы приказали уничтожить его в вашем гнезде разбойников и еретиков, в Голдсборо. И кто знает, как он погиб? Кому из свидетелей поверят? Только мне, ведь я там присутствовала. Кто еще может рассказать в Квебеке о том, что я видела, о том, как этот ужасный англичанин набросился на несчастного священника и безжалостно убил его, тогда как толпа, и вы в первых рядах, поощряла убийцу криками и громким смехом… Я расскажу, как была поражена, присутствуя на подобном спектакле, с какими трудностями пришлось мне, рискуя жизнью, выбраться из этих проклятых мест, в которых вы властвуете.

Она сделала своей холеной рукой приглашающий жест, как бы призывая Анжелику собрать вокруг них всех жителей Тидмагуша.

— Ну, давайте… Укажите на меня!.. Крикните, вот Дьяволица… Герцогиня де Модрибур… Я без всяких колебаний разоблачаю ее перед вами… И кто же вам поверит? Кто вас поддержит?.. Ваш облик хорошо уже известен французам из Канады и других мест, и, оказавшись здесь, я не преминула добавить к вашей биографии несколько пикантных деталей… В их глазах вы бесчестная и опасная злодейка, и ваше поведение за это время ни в коей мере не способствовало опровержению этого мнения… Вы вышли из леса в сопровождении ваших дикарей. Вы снюхались с этим Виль д'Авре, которого все ненавидят и считают самым отъявленным жуликом из всех когда-либо правивших губернаторов этой области. Вас не видно было на мессе сегодня. А я там была…

Она тряхнула головой и тихо рассмеялась.

— Нет, мадам де Пейрак… На сей раз ваша красота вас не спасет. Мои позиции слишком прочны. Как бы вы не потрясали этим письмом в Квебеке или ином месте, из нас двоих Себастьян д'Оржеваль поверит мне.

— Значит, вы знаете отца д'Оржеваля? — спросила Анжелика.

Амбруазина со злости даже топнула ногой.

— Вы это прекрасно знаете, поскольку вы читали письмо. И не пытайтесь переиграть меня, у вас ничего не выйдет. Она протянула руку.

— Верните мне письмо.

Глаза ее сверкали, загораясь временами каким-то странным пламенем. Анжелика подумала, что личность герцогини излучает зло с такой повелительной силой, что простые впечатлительные люди не могут противиться ей, легко поддаются ее нажиму и запугиванию и, как загипнотизированные, выполняют ее волю. Но не такова была Анжелика. Она сказала герцогине вполголоса:

— Успокойтесь! На нас смотрят, и вы можете нанести ущерб вашей репутации добродетельной и набожной дамы, дав свободу нервам. — И отправилась к себе, не удостоив собеседницу вниманием.

Ночью, запершись на все засовы, она закончила чтение письма иезуита при неверном свете свечи.

В последних строках послания отца де Вернона чувствовалась какая-то спешка.

«У меня есть для вас любопытные соображения относительно Голдсборо, но на них мне уже не хватает ни времени, ни места. Я передаю письмо курьеру Сен-Кастина. Я покидаю эти края, где больше не чувствую себя в безопасности. Но я не хочу уезжать слишком далеко, так как мое присутствие будет в какой-то мере сдерживать деятельность угнездившихся здесь колдовских сил. Хорошо бы вы нашли возможность повидать меня в поселке X., где я должен встретить отца Дамьена Жанруса. Мы договоримся с вами о встрече, и я изложу вам наблюдения, на которых построены мои выводы».

Далее следовали формулы вежливости, которые, несмотря на их несколько официальный характер, свидетельствовали о взаимном уважении и дружеских чувствах двух церковников.

Анжелика решила не рассказывать своему сыну и губернатору об этом письме. Она понимала, что Амбруазина не так уж и не права, утверждая: «Кто вам поверит?» Действительно, кто ей поверит? Такое послание, да еще умело прокомментированное, может обернуться против нее, Анжелики. В нем ведь не было ни одного указания, которое могло бы подкрепить ее вывод о существовании сообщников Амбруазины, о том, что она действовала не одна, а была душой и мозгом широкого заговора, направленного на их уничтожение совершенно, впрочем, бессмысленное. Дне определенного контекста утверждения иезуита могли показаться безумными и надуманными. Плодом гипноза. Если бы он мог раскрыть и доказать факты и ход мысли, которые привели его к столь важным выводам. Но его нет. Обвинения против Амбруазины показались малообоснованными как с теологической, так и с политической точек зрения. Они были направлены против представительницы высшей знати, широко известной своей ученостью и обладавшей определенной репутацией в высших сферах теологических наук. Похоже, что Амбруазина довольно умело делила сферы деятельности, сохраняя безупречную репутацию в глазах тех, чьей поддержки и одобрения добивалась, и совершенно распоясывалась, когда была уверена, что любую клевету может обратить себе на пользу.

Располагая столь грозным оружием, как это свидетельство, Анжелика чувствовала тем не менее всю шаткость своего положения. Но она предпочитала не слишком задумываться в этот вечер, а утешать себя тем, что вместе с письмом отца де Вернона она нашла друга, который и после своей гибели старался ее защитить.

На следующий день по прибытии в Тидмагуш Барсампюи попросил Анжелику выслушать его. Он хотел обратиться к ней с просьбой.

Анжелика, разумеется, не забыла, что именно он по заданию Золотой Бороды захватил ее в плен на косе Макуа, и знала, что, несмотря на молодость, он был способен на любые авантюры, хорошие и плохие. Тем не менее, между ними сложились самые добрые отношения. Ему были органически присущи такие качества, как смелость, рыцарство, предприимчивость, плюс отличное образование, полученное в фамильном замке, унаследовать который ему было, увы! не суждено, поскольку, судя по всему, он был пятым или шестым отпрыском в многодетной семье разорившихся дворян. Теперь, после благополучного урегулирования вопроса с экипажем «Сердца Марии» и назначения Золотой Бороды на пост губернатора Голдсборо, его помощник Барсампюи стал олицетворением преданности графу и графине де Пейрак.

Когда разбился «Единорог», именно он разыскал Кроткую Марию и на своих руках донес ее до форта. Он влюбился в нее сразу, но, к сожалению, идиллия была прервана отъездом герцогини де Модрибур со всеми девушками в Порт-Руаяль…

Анжелика тотчас же обратила внимание на его осунувшееся лицо. Куда девалось то радостное возбуждение, которое к исходу каждого дня овладевало этим «пиратом без страха и упрека» от того, что он не погиб, продолжал жить…Между тем, придя к Анжелике, молодой человек увидел, что она не одна: рядом с ней в гамаке лениво покачивался губернатор, маркиз де Виль д'Авре, который явно никуда не торопился.