— Да, одну из ламп вывернули, вложили в патрон медный пенни, потом снова ввернули лампу. Как только включили свет, произошло замыкание.

— А вы проверили, есть ли на медной монетке отпечатки пальцев?

— Протестую: вопрос неправомерный, не относящийся к делу, — заявил Самсон.

Судья нахмурился и посмотрел в сторону Самсона:

— Разве позиция прокурора — помешать защитнику воспользоваться уликами, обнаруженными полицией? Они, возможно, указывают на то, что преступление совершил другой человек.

— Если суду угодно, позиция прокурора в том, чтобы поменьше напускалось туману. В деле нет никаких доказательств, что кто-либо, кроме обвиняемой, заходил в дом, — ответил Самсон.

— Но насколько я понимаю, вы в предварительном заявлении утверждали, что мотивом преступления было ограбление и…

— Извините, что я вас прерываю, но порой обвинению приходится менять тактику из-за различных обстоятельств, возникающих в ходе процесса.

— Понятно, — кивнул судья Барнз, — но эти показания имеют прямое отношение к делу. Жаль, что это обстоятельство не вскрылось при допросе сержанта в качестве свидетеля обвинения. Сейчас он выступает как свидетель защиты. Протест отклоняется. Так вы исследовали отпечатки пальцев на монете, сержант Голкомб?

— Да.

— А у обвиняемой вы брали отпечатки пальцев? — спросил Самсон.

— Да, брал.

— Сравнивали ли вы отпечатки пальцев обвиняемой с теми, что были обнаружены на монете?

— На ней были перчатки, — сказал Голкомб. — Она не могла оставить отпечатков.

— Я не об этом спрашиваю, — настаивал Мейсон. — Меня интересует, сравнивали ли вы отпечатки пальцев?

— Да, сравнивал.

— Они совпадают?

— Нет.

— А теперь, если суд позволит, — сказал Мейсон, — я попросил бы сержанта Голкомба дать мне фотографии отпечатков пальцев, снятых с медного пенни. Я предоставлю возможность своему свидетелю Дрейку продемонстрировать, что они совпадают с отпечатками пальцев Пита Ченнери, чье уголовное прошлое установлено.

— Я протестую. Протестую против самого заявления, против процессуального нарушения, против того, каким образом сделано это заявление перед присяжными, — сказал Самсон. — Это явная попытка запутать дело. Суд уже постановил, что свидетель Дрейк не может знать, принадлежат ли взятые им отпечатки Питу Ченнери.

— Стало быть, обвинение хочет помешать защите установить личность человека, сунувшего медный пенни в патрон, не так ли? — Судья Барнз нахмурился.

— Я не вижу, какое это имеет отношение к делу, — упорствовал Самсон. — Расцениваю это как попытку запутать дело. Ну, допустим; некто побывал в доме с целью грабежа до убийства. Установление его личности не имеет отношения к делу.

— Ну, нет, — решительно произнес судья Барнз. — А что, если этот человек вошел в дом в то время, когда было совершено убийство?

— В таком случае, — Самсон пожал плечами, — какая разница, кто это был? Суд уже выслушал показания свидетеля, что отпечатки пальцев на медном пенни не принадлежат обвиняемой, это все, что свидетельствует в ее пользу… Я, ваша честь, вовсе не хочу показаться человеком, с ходу отвергающим любое разумное доказательство. Но с формальной точки зрения защита доказала лишь, что обвиняемая не участвовала в ограблении и не устроила замыкание. И в свете этого факта установление личности устроившего замыкание, не относится к делу, если только этот человек не сообщник обвиняемой. А обвинения подобной версии не выдвигало.

Мейсон поднял руки:

— Да будет так. Если обвинение не желает, чтобы присяжные узнали, кто убил Остина Галленса, я не намерен тратить попусту время, выполняя работу обвинения. Вопрос снимается. Свидетель свободен.

— Это нечестно. Вы пытаетесь заморочить голову жюри.

— Это вы…

Судья Барнз стукнул молотком по столу.

— Джентльмены, призываю вас к порядку, — строго проговорил он. — Воздерживайтесь впредь от подобных замечаний. Мистер Мейсон, ваше заявление неуместно. Мистер Самсон, ваши обвинения по поводу целей, которые преследует мистер Мейсон своими вопросами, совершенно неправомочны. Суд вынес бы вам более строгое порицание, не будь ваши слова спровоцированы явно неуместным замечанием мистера Мейсона. Но факт остается фактом, джентльмены, — суд больше не допустит перехода на личности. Это последнее предупреждение.

Мейсон откинулся на стуле и примирительно сказал:

— Согласен. Факты в пользу подсудимой.

— Имеется в виду, что вы выходите из игры? — спросил Самсон.

— Ваша честь, поскольку я должен обращаться к суду, прошу указать представителю обвинения, что ему не подобает извлекать выгоду для себя, адресуя вопросы защитнику. Я полагаю, присяжные понимают, что защита приложила все усилия, чтобы разъяснить обстоятельства дела, и единственная причина, по которой она не смогла этого сделать…

— Осторожнее, мистер Мейсон. — Судья Барнз нахмурился.

— Слишком очевидна — вот что я хотел сказать, ваша честь, — с улыбкой заключил Мейсон.

— Вы хотите перейти к обсуждению, джентльмены? — спросил судья.

Первым взял слово Самсон. Комментируя неспособность обвиняемой опровергнуть выдвинутые против нее обвинения, он явно повторялся. Речь снова пошла о туфле обвиняемой, представленной в качестве вещественного доказательства, о предательском пятне на подошве. Он потребовал от адвоката объяснения, как пятно оказалось на туфле, если обвиняемая не виновна в убийстве.

— Это доказательство само по себе настолько убедительно, — громогласно заявил Самсон, — что до сих пор остается бесспорным и неопровержимым.

Самсон сослался на попытку обвиняемой приписать убийство мифическому преступнику, который якобы проник в дом и убил Остина Галленса. Но яростнее всего Самсон обрушился на Мейсона, старавшегося навести тень на ясный день, намеренно сбить с толку сержанта Голкомба, внести путаницу в экспертизу с пулями.

Когда Самсон закончил свое выступление, Мейсон подошел к перилам и с улыбкой взглянул на присяжных.

— Леди и джентльмены, — начал он, — суд еще укажет вам на то, что при вынесении обвинительного приговора на основании косвенных улик следует учесть одно обстоятельство: эти улики должны не только подтверждать вину обвиняемой, но и не допускать иного истолкования. Если существует разумная гипотеза, исключающая вину, иначе объясняющая косвенные улики, ваш долг — оправдать обвиняемую.

В данном деле обвинение целиком строится на косвенных уликах. Что касается револьвера как вещественного доказательства, то оно сработало, как бумеранг. Револьвер был обнаружен в сумке обвиняемой. Я допускаю, леди и джентльмены, что это сумка обвиняемой. Не то чтобы она сама мне сказала — у нее провал в памяти, просто это разумное заключение. Так вот, Остин Галленс был убит не из этого револьвера. Но из него был убит Джордж Трент. В деле фигурируют только две пули. Если пуля из револьвера Брил не убила Галленса, значит, она убила Трента. В тот вечер, когда погиб Галленс, из револьвера Брил выстрелили всего один раз. Стрелял Остин Галленс — в того, кто находился вместе с ним в комнате. Пуля застряла в спинке кресла. Галленс носил револьвер в правом кармане брюк, потому-то следователь ничего не обнаружил в этом кармане.

Леди и джентльмены, куда убедительнее выглядит другая версия. Миссис Брил догадалась, что ее