Пэлем Гринвел Вудхауз
Находчивость Дживса
Я с негодованием уставился на него:
— Ни слова больше, Дживс. Это уже слишком! Шляпы — да. Носки — да. Пиджаки, брюки, рубашки, галстуки, воротники — во всем этом я полагаюсь на ваш вкус. Но фарфоровая ваза, — нет, уж увольте!
— Слушаю, сэр.
— Вы говорите, что ваза нарушает стиль комнаты. А мне она нравится. Я считаю ее художественной, во всяком случае, стоящей заплаченных за нее пятнадцати шиллингов.
— Очень хорошо, сэр.
— Итак, с этим покончено. Если будут спрашивать, то я буду у мистера Сипперлея, в редакции «Майфэр Газетт».
Я вышел, недовольный Дживсом.
Недавно, бродя по Стренду, я попал на один из тех аукционов, куда вас затаскивают почти насильно с улицы за рукав, и купил китайскую вазу с пурпурными драконами, птицами, собаками, змеями и странным зверем вроде леопарда. Весь этот зверинец теперь стоял на полке над дверью моего кабинета.
Ваза мне нравилась. Она была очень ярка и декоративна. Вот почему я так напал на Дживса, который начал ее критиковать. Разве в обязанности камердинера входит критика китайского фарфора?
Я зашел в редакцию «Майфэр Газетт», чтобы излить свою скорбь моему старому другу Сиппи. Когда мальчик впустил меня в кабинет, я увидел, что Сиппи так занят, что совестно его отрывать от дела. Вся эта пишущая братия всегда ужасно занята! Шесть месяцев тому назад Сиппи был веселым, жизнерадостным малым, печатал рассказики и стихи. Но с тех пор, как он стал редактором журнальчика, он сделался чертовски серьезен.
Сегодня Сиппи выглядел еще более занятым, чем обычно. Отложив излияния о моих домашних неприятностях, я решил польстить ему, похвалив последний номер его журнала, который я, конечно, и не думал читать.
Сиппи очень обрадовался.
— Тебе в самом деле понравился журнал?
— Очень.
— Много интересных статей?
— Все, без исключения.
— А поэма «Одиночество»?
— Превосходна. Кстати, кто автор?
— Там есть подпись, — несколько холодно ответил Сиппи.
— Ах, я всегда забываю имена.
— Поэтесса мисс Гвендолен Мун. Ты знаешь ее?
— Не имею чести. А что она, интересная?
— Божественная…
Сиппи откинулся в кресле с устремленным в пространство взглядом, рассеянно кусая резинку, и я немедленно поставил диагноз: Сиппи влюблен.
— Расскажи мне все, дружище.
— Берти, я люблю ее.
— Ты ей признался?
— Как можно!
— А почему бы и нет? Хотя бы в разговоре между прочим.
Сиппи вздохнул.
— Берти, знакомо ли тебе такое состояние, когда чувствуешь себя ничтожным червяком?
— И даже очень. Сегодня Дживс вел себя невозможно… Он стал критиковать купленную мной вазу.
— Она много выше меня…
— Неужели она такая высокая?
— Выше в переносном смысле! Я перед нею прах.
— Неужели?
— Разве ты забыл, что в прошлом году я получил тридцать дней без замены штрафом за то, что ткнул кулаком в пузо полицейского?
— Об этом давно все забыли.
— Все равно. Смею ли я после этого любить ее?
— Ты слишком сгущаешь краски, старина. Ты был выпивши и полез в драку с полицейским.
Сиппи покачал головой.
— Все-таки это нехорошо, Берти. Не утешай меня. Твои слова бесполезны. Ах, я могу только обожать ее издали! В ее присутствии я робею, язык прилипает к гортани. Мои нервы… Кто там? Войдите!
В дверях появился представительный джентльмен с глазами навыкате, римским носом и выдающимися скулами. Видно, важная и авторитетная персона, хотя мне не понравился его воротничок, а Дживс мог бы отпустить несколько нелестных замечаний относительно его брюк. Он держался, как железнодорожный жандарм.
— А, Сипперлей, — грозно сказал он.
Сиппи вскочил и стоял навытяжку, вылупив глаза.
— Садитесь, садитесь, Сипперлей, — произнес незнакомец. Меня он не удостаивал вниманием, смерив искоса величественным взглядом и повернув свой римский нос в мою сторону. — Я вам принес еще одну статейку. Просмотрите ее в свободное время.
— Хорошо, сэр, — предупредительно ответил Сиппи.
— Думаю, что статейка вам понравится. Надеюсь, Сипперлей, вы отведете ей более видное место, чем моей прошлой статье «Земельные отношения в деревне Тосканы». Я понимаю, что в еженедельном журнале места мало, но все же прошу не помещать мою статью в объявлениях среди портных и театров варьете. Запомните это, Сипперлей?
— Слушаю.
— Я вам очень благодарен, друг мой, — продолжал незнакомец. — Вы должны извинить меня за мои замечания. Я вовсе не собираюсь вмешиваться в вашу редакторскую политику. Ну, всего доброго, Сипперлей, я зайду к вам завтра часа в три.
Незнакомец удалился, освободив пространство объемом десять на шесть футов.
— Кто это? — спросил я.
Сиппи расстроился. Он обхватил руками голову, подергал волосы, потом свирепо стукнул кулаком по столу и откинулся в кресло.
— Чтоб его! — выругался Сиппи. — Он никогда не поскользнется на банановой корке и не вывихнет себе ногу.
— Кто это?
— Черт бы его подрал!
— Кто это?
— Инспектор колледжа, где я учился. Ты понимаешь?
— Ни черта.
