— Бесподобно! Самое оно! Вот теперь поехали.
Да, это будет нечто.
Нащелкав целый ролик, Харли решил, что с него хватит, и Нэш снова заглянул в зеркало, на этот раз прижимая к щеке комок жестких, гофрированных бумажных полотенец. Когда он отвел от лица руку с импровизированным тампоном, кровь хлынула с новой силой.
— Надо наложить швы, — сказал Харли.
— Ты думаешь? — поморщился Нэш.
— Безусловно.
— Может, если стянуть края вот так…
— Держаться не будет.
— А вдруг?
— Попробуй. Ну, что я говорил?
— Да, ты прав.
— Подвезу тебя до приемного пункта “Скорой”. Они были уже у дверей, когда обоих осенила одна и та же мысль. Они обменялись взглядами и произнесли в унисон:
— Камера.
Нэш остался ждать, прислонившись к стене и прижимая к рассеченной скуле комок из бумажного полотенца, а Харли тем временем сбегал за камерой.
Три часа спустя, когда ему наложили пять швов и поставили диагноз “множественные внутренние гематомы”, Нэш вернулся в редакцию “Дырявой луны”. Харли предложил отвезти его на эту ночь к себе домой, но Нэш сказал, что у него есть работа.
И вот теперь, лежа на раскладной кушетке, он поставил телефон к себе на бедро и в таком неустойчивом положении ухитрился набрать номер.
Телефон прозвонил шесть раз, после чего ему ответил сонный голос.
— Мейсон? Привет, старина, — сказал Нэш. — Мне нужна информация.
— Одюбон? Это ты? — переспросил Мейсон, еще не вполне проснувшись.
До Нэша донесся сонный женский голос, спросивший откуда-то издалека:
— Кто это, милый? Что-то случилось?
Нэш представил себе образцовую пару из телесериала, уютно устроившуюся в своей теплой двуспальной кровати.
Не понижая голоса и не отрывая рта от телефонной трубки, Мейсон ответил жене:
— Да просто этот ненормальный… Одюбон. Спи, не обращай внимания.
“Я тоже рад тебя слышать”, — мысленно сказал ему Нэш.
— Ты хоть когда-нибудь смотришь на часы, прежде чем позвонить? — спросил Мейсон. — Может, у тебя нет в жизни никакого распорядка, но у меня есть. По утрам я встаю, а по ночам сплю. Все нормальные люди так поступают.
— Ты же не банкир, ты частный детектив, — напомнил ему Нэш. — Поздние звонки — часть твоей профессии.
— У меня есть право на частную жизнь, — буркнул Мейсон.
— Мне нужна информация, — повторил Нэш, ничуть не смущенный такой строгой отповедью. Они все это уже проходили раньше.
Мейсон обреченно вздохнул:
— Тебе это обойдется недешево.
— В прошлый раз я дал тебе четыре билета на матч “Черных ястребов” [10]. За тобой должок.
— Билеты были паршивые, на стоячие места, — возразил Мейсон. — Ни черта не было видно.
— Шутишь.
Нэш забыл, что билеты были плохие, иначе он не стал бы о них напоминать.
— Ничего я не шучу. Тебе-то они небось даром достались. А ты попробуй сводить на хоккейный матч двух ребятишек, когда у тебя билеты на стоячие места и им все равно ни черта не видно.
— Ладно-ладно, я тебе все верну сполна.
— То же самое ты говорил и в прошлый раз.
— На этот раз я серьезно.
— Чего тебе надо?
— Вся грязь, какую сможешь накопать на Сару Айви.
— На Сару Айви? В смысле, на жену Донована Айви?
— Вот именно.
— А она не слишком шикарна для тебя?
— Все они слишком шикарны для меня.
— Вот тут ты попал в самую точку, — сказал Мейсон и повесил трубку.
Два дня спустя Нэш уже оправился настолько, что решил нанести визит в библиотеку. Он направился прямиком в отдел микрофильмов, нашел нужный ему материал и получил ролик. Все проекторы были заняты, но он остался в дверях, ожидая, пока кто-нибудь уйдет. Первым обернулся какой-то мужчина средних лет в приличном консервативном костюме. Заметив Нэша, он пристально вгляделся в его лицо, торопливо собрал свои ролики и убрался восвояси.
Нэш уселся перед экраном, загрузил ролик в проектор и повернул ручку. Нужную ему заметку он нашел в колонке “Жизнь в Чикаго” газеты “Трибюн”. Иллюстрированный репортаж о доме Айви.
Впечатляющий домик, ничего не скажешь. “Показуха” — вот было первое слово, пришедшее ему на ум. “Показуха” — вот было второе слово, пришедшее ему на ум. “Показуха”, — повторил он про себя, потому что больше на ум ничего не приходило.
Первый же снимок, сделанный от ворот и запечатлевший подъездную аллею и фасад здания, вызвал у Нэша целую цепочку совершенно определенных ассоциаций. Система охранной сигнализации. Бриллиантовое колье. Доберман-пинчеры, свободно бегающие по двору. Дворецкий. Норковое манто. “Роллс-Ройс”.
Дальше шло сопровождаемое фотографиями описание внутреннего убранства дома. Широченная парадная лестница, как в фильме “Унесенные ветром”, оснащенная непременными канделябрами. В хозяйской спальне — необъятных размеров кровать под балдахином, точная копия ложа, на котором в незапамятные времена нежился какой-то монарх. К спальне примыкали две ванные комнаты, обе с биде, а также гардеробные и дамская туалетная.
Великолепно.
Так, теперь кухня. Наверное, у них французский шеф-повар, на меньшее это помещение не было рассчитано. При кухне находились холодильная камера промышленных размеров и винный погреб. Так, дальше солярий с ванной-джакузи, способной вместить двенадцать человек за один сеанс. На участке возле дома был устроен искусственный водопад, окруженный экзотическими растениями в цвету. Образцово- показательный сад, над которым потрудились ландшафтные дизайнеры. Теннисный корт, черт бы его побрал. Домик для гостей. Бассейн, формой напоминающий амебу. Бассейн специально сфотографировали в ночное время, чтобы продемонстрировать потрясающее подводное освещение.
Да, шикарное жилище.
Хорошо бы заснять Сару Айви с Крэем, а потом наложить их изображения на фото бассейна! Заголовок: “Купание голышом в цементном пруду” или что-то в этом роде.
Нэш скопировал фотографию бассейна. Потом он вернул изображение назад, к снимку, сделанному сквозь кованую решетку ворот: на нем была видна подъездная аллея и парадный вход в особняк. Это фото он тоже скопировал.
Перед возвращением в редакцию Нэш заскочил в магазин карнавальных костюмов и взял напрокат дешевый фрак. Для Сары Айви ничего не жалко.
Серебряные приборы звякали о парадный фарфор: официанты торопливо убирали со столов. Обед стоимостью в двести долларов за персону подходил к концу. Женщины ненадолго покидали общество, чтобы подкрасить губы. Мужчины толпились в вестибюле и курили в ожидании начала аукциона. Сара Айви