Но он сказал:
— Серве, я хочу, чтобы ты закрыла глаза, когда они будут здесь.
— Но ведь ты же обещал! — всхлипнула она. Келлхус погладил ее по щеке, молча отошел и встал плечом к плечу со скюльвендом. Серве увидела за ними какое-то мелькание, услышала ржание и храп бешеных боевых коней.
Потом из тени на солнце вылетели первые жеребцы в кольчужных попонах. Их всадники были одеты в бело-голубые накидки и тяжелые кольчуги. Когда всадники выстроились неровным полукругом, Серве увидела, что лица у них серебристые, бесстрастные, точно у богов. И она поняла, что они посланы — посланы защитить его! Сохранить обещание.
Один подъехал ближе остальных и снял свой шлем с султаном из черного конского хвоста. Потом отстегнул два ремешка и стянул со своего широкого лица серебряную боевую маску. Всадник оказался на удивление молод. Он носил квадратную бородку, характерную для людей с востока Трех Морей. Наверно, айнон или конриец.
— Я — Крийатес Ирисс, — представился молодой человек. По-шейски он говорил с сильным акцентом. — А эти благочестивые, но мрачные господа — рыцари Аттремпа и Люди Бивня… Вы не видели тут поблизости никаких беглых преступников?
Ошеломленное молчание. Наконец Найюр спросил:
— А почему вы спрашиваете?
Рыцарь искоса взглянул на своих товарищей, потом подался вперед. Глаза его весело блеснули.
— Потому что я до смерти соскучился по откровенному разговору!
Скюльвенд улыбнулся.
ЧАСТЬ V
Священная война
ГЛАВА 15
МОМЕМН
«Многие осуждали тех, кто присоединился к Священному воинству с корыстными целями, и, несомненно, если эта скромная повесть доберется до их праздных библиотек, они осудят и меня тоже. Что ж, должен признаться, я и впрямь присоединился к Священному воинству с „корыстными“ целями, если это означает, что я присоединился к нему вовсе не ради уничтожения язычников и отвоевания Шайме. Однако в войске было немало таких корыстных, как я, и они, подобно мне, немало способствовали достижению целей Священной войны, честно убив свою долю язычников. Так что в том, что Священная война претерпела крах, нашей вины нет.
Я сказал — «крах»? Вернее было бы сказать «метаморфозу»».
«Вера есть истина страсти. Но поскольку ни одну страсть нельзя назвать более истинной, чем другая, то вера есть истина пустоты».
— Помни то, что я тебе говорил, — шепнул Ксинем Ахкеймиону, пока стареющий раб вел их в огромный шатер Пройаса. — Держись официально. Будь осторожен… Он согласился увидеться с тобой только затем, чтобы заставить меня заткнуться, понимаешь? Ахкеймион нахмурился.
— Как все-таки времена поменялись, а, Ксин?
— Понимаешь, Акка, в детстве ты имел на него слишком большое влияние, оставил слишком глубокий след. Ревностные люди часто путают чистоту с нетерпимостью, особенно когда они еще молоды.
Хотя Ахкеймион подозревал, что дело обстоит куда сложнее, он ответил только:
— Ты снова читал, да?
Они следом за рабом миновали несколько проходов, занавешенных вышитыми тканями, сворачивали налево, направо, снова налево. Несмотря на то что Пройас прибыл несколько недель тому назад, комнаты чиновников, которые они проходили, все еще пребывали в беспорядке, а некоторые ящики стояли наполовину нераспакованными. Ахкеймиона это смущало. Обычно Пройас был аккуратен до мелочности.
— Разброд и шатания, — сказал Ксинем в качестве объяснения. — С самого его приезда… Половину своих людей разогнал цыплят считать.
Ахкеймион вспомнил, что «считать цыплят» — это конрийское выражение, означающее бестолковую возню.
— Что, все настолько плохо?
— Еще хуже, Акка. Он проигрывает в той игре, которую затеял император. И про это ты тоже помни.
— Может, мне стоит подождать пока… пока… — начал было Ахкеймион, но оказалось уже поздно.
Старый раб остановился у входа в более просторное помещение и торжественно взмахнул рукой так, что стала видна потемневшая подмышка. На лице его читалось: «Входите на свой страх и риск!»
Тут было прохладнее и темнее. Курильницы наполняли помещение ароматом душистого дерева. Вокруг центрального очага разбросаны ковры, так что пол превратился в уютное нагромождение айнонских пиктограмм и стилизованных сцен из конрийских легенд. С противоположной стороны смотрел на них принц, восседающий среди подушек. Ахкеймион немедленно упал на колени и поклонился. Он мельком увидел струйку дыма, поднимающуюся от отлетевшего из очага уголька.
— Встань, адепт, — велел Пройас. — Сядь на подушку у моего очага. Я не стану требовать, чтобы ты целовал мне колено.
На наследном принце Конрии была только льняная юбочка, расшитая гербами его династии и страны. Лицо его обрамляла коротко подстриженная бородка — такие сейчас носила вся знатная молодежь Конрии. Лицо у него было каменное, как будто он изо всех сил сдерживал себя, чтобы не выносить суждения заранее. Большие глаза смотрели враждебно, но без ненависти.
«Я не стану требовать, чтобы ты целовал мне колено…» Не особо многообещающее начало.
Ахкеймион перевел дыхание.
— Мой принц, вы оказали мне неслыханную честь, даровав мне эту аудиенцию.
— Быть может, большую, чем тебе кажется, Ахкеймион. Еще никогда в жизни вокруг меня не вертелось столько людей, требующих, чтобы я их выслушал.
— И все по поводу Священной войны?
— А по какому же еще?
Ахкеймион внутренне поежился. Он понял, что не знает, как начать.
— Это правда, что вы совершаете рейды по всей долине?
