подкошенный. Однако прошла минута, потом другая, и Дарий, с трудом переведя дух, промолвил:

— Будем считать, что первый инфаркт я перенес на ногах… Спасибо, что не добил…

— Пробовал. Не вышло, — Соломон развел руками.

— И не пробуй больше… В следующий раз такой номер не пройдет… Тем более что для тебя следующего раза не будет.

Дарий утер с лица черную кровь, вперил свой взгляд в беса и, почти не разжимая губ, стал произносить короткие, звучные слова, явно не принадлежащие ни к одному из ныне существующих языков.

Каждое такое слово таило в себе некий грозный запредельный, недоступный человеческому пониманию смысл. Выстроенные в определенной последовательности, они могли влиять не только на живые существа, но и на неодушевленные стихийные силы. Знаменитые «мене, текел, упарсин…» были, наверное, из того же грамматического ряда.

Шум сражения на флангах сразу затих, а бесов, во множестве собравшихся у лесопилки, уже и след простыл. Даже на Синякова, которому эти слова вовсе не предназначались, они действовали как тяжелые и размеренные удары бича.

Именно при помощи таких слов жрецы допотопных культов усмиряли своих кровожадных богов, а ветхозаветные пророки останавливали светила. Откуда эти слова-мечи, слова-булыжники, слова-молнии попали в человеческий лексикон, можно было только догадываться.

Первое время Соломон еще крепился и даже отпускал по адресу Дария издевательские замечания, но вскоре Синяков стал замечать, что с каждым новым словом в бесе что-то меняется,

Сначала пошел на убыль прежний апломб, потом сгорбились плечи, а фигура утратила молодецкую стать. В конце концов дело дошло до того, что Соломон стал терять свою материальную сущность, постепенно превращаясь в бестелесный призрак.

Нужно было последнее усилие, од но-единственное завершающее слово, и владыка бесов перешел бы в разряд эфирных созданий, чье зловещее естество представляет опасность лишь для них самих, но тут силы вдруг покинули Дария.

Из его горла вдруг фонтаном хлынула кровь, и со стоном: «Все!» — он рухнул на корявые доски пола.

— Нельзя употреблять такие заклятия всуе, — произнес Соломон, мало-помалу приобретая былой облик. — Это то же самое, что баловаться с огнем. Если и не сгоришь дотла, то крепко обожжешься.

Хотя в поединке с Дарием он формально одержал верх, даже самому туповатому из солдат было ясно, какой дорогой ценой куплена победа. Если бы речь шла о человеке, а не о бесе-оборотне, то можно было бы сказать, что он в одночасье постарел лет на двадцать.

Погрозив кулаком толпе людей, сгрудившихся в центре лесопилки, Соломон доковылял до Дария и стал кружить возле него, как шакал возле раненого буйвола.

— Имей совесть, — с трудом вымолвил тот. — Следующий удар за тобой, но дай мне время очухаться.

— Какая может быть совесть у бесов, если ее и у людей-то давным-давно нет, — ответил Соломон. — Ты причинил много вреда нашему племени, а потому обречен. За твою жизнь даже объявлено вознаграждение.

— Цистерна крови? — попытался усмехнуться Дарий.

— Нет, мое благорасположение. Поверь, это не так уж и мало.

— Верю. Любой мелкий бесенок только об этом и мечтает… Но ты, как видно, своим благорасположением зря не разбрасываешься, а потому решил расправиться со мной самолично. Так?

— Я постараюсь, чтобы ты не мучился понапрасну, — пообещал Соломон.

В это время снаружи раздался простуженный голосок, заслышав который Синяков выпустил Димку из рук.

— Семечки! Кому семечки! — нараспев приговаривала Дашка (не хотелось верить, что это проделки какого-нибудь очередного беса). — На любой вкус! Тыквенные! Подсолнечные! Жареные! Не жареные! Соленые!

— А это кто еще? — удивился Соломон.

Воспользовавшись всеобщей заминкой, Димка подхватил стебелек травы, едва не погубивший могущественнейшего из бесов, и тут же растворился в толпе, вне зоны досягаемости Синякова.

А тот этого события даже не заметил, потому что во все глаза пялился на Дашку, уже проникшую вовнутрь лесопилки. Как и прежде, она была одета в коротенькие шортики и безобразную старушечью кофту. За плечами Дашка имела туго набитый рюкзачок, а в руке — полиэтиленовый пакет с изображением Джулии Роберте, которую Ричард Гир (видный лишь со спины) употребляет прямо на фортепьянных клавишах.

Бесцеремонно оттолкнув Соломона, оказавшегося у нее на пути, Дашка бросилась к брату, корчившемуся в луже крови.

— Господи, что с тобой? — воскликнула она, роняя свой пакет, из которого обильно посыпались семечки.

— Надорвался… — хмуро ответил Дарий. — А ты откуда взялась?

— Потом расскажу… Ах жаль, я никаких зелий с собой не прихватила! Чем же тебе помочь?

— Не лопочи… Мы здесь не одни. — Появление сестры скорее удручило, чем обрадовало Дария.

— Действительно, — поддержал своего врага Соломон. — Ты бы, девочка, шла своей дорогой. Не мешалась у взрослых под ногами.

— Это ты кому говоришь, чучело гороховое? — Дашка положила рюкзачок под голову Дария, а сама приняла позу, характерную для уличных скандалисток — руки в бока и хищный наклон вперед.

— Хотел бы знать, с кем имею честь… — Жестокий и лукавый бес на сей раз демонстрировал удивительную кротость, которую нельзя было объяснить ни полом, ни возрастом собеседницы.

— А сам разве не видишь? — Похоже, Дашка обнаглела вконец.

— Ты ненастоящая… —заявил Соломон не очень уверенно.

— Настоящая, — заверила его Дашка, но потом, правда, уточнила: — Почти…

— Не понимаю… — Соломон переминался с ноги на ногу, как часовой на морозе. — Ты же рискуешь. Эту вылазку тебе не простят. Свои же и проклянут… Никто из прибывших оттуда так и не смог вернуться назад.

— А может, я туда и не собираюсь! — расхохоталась Дашка. — Нет, не поймешь ты меня, нечистый! Даже и не старайся.

Из этого странного диалога Синяков понял только одно — употребляя термины «туда» и «оттуда», Соломон и Дашка подразумевали вовсе не срединный мир, нечто совсем иное.

— Хихоньки свои брось, — обиделся Соломон. — Молодая еще… Если надо, и на тебя управа найдется. Но ты попробуй войти в наше положение. Мы не претендуем ни на срединный, ни тем более на верхний мир. Упаси боже, как говорят люди. Просто нам деваться некуда. Верните нас в преисподнюю, и все распри сразу прекратятся.

— В общем-то это не моего ума дела. — Дашка чихнула и утерла нос рукавом кофты. — По-своему ты, конечно, прав. Но тот, кто не хочет видеть вампиров на пороге своего дома, прав стократ. Больше мне сказать нечего. В нижнем мире случайностей не бывает. Ищите того, кто является первоисточником вашей беды.

— В общем-то, тут нет никакой тайны. Но не все зависит от воли бесов, а тем более людей. Иногда разрушительные лавины порождает самая ничтожная причина. И уж если такое случилось, остается лишь посыпать голову пеплом. Никто не в силах одолеть предначертания судьбы… Возьми, к примеру, хотя бы этого человека, — Соломон кивнул на беспомощного Дария. — Еще вчера хозяева преисподней трепетали перед ним, а сейчас он валяется у меня в ногах.

— Ничего… еще посмотрим, кто где будет потом валяться, — прохрипел Дарий.

— Значит, это ты его изувечил, поганка! — И без того осипший голос Дашки перешел в зловещее шипение.

— Но, но! Грабли-то убери, сикуха! — Соломон отшатнулся назад, но Дашка почти неуловимым