живет не здесь. Вы просто ошиблись поворотом. Однако я бы не советовал вам рисковать. Вас ввели в заблуждение. Это вовсе не спальный район, как вы полагаете, а трущобы, где приличный человек может легко угодить в неприятную историю.
Толстяк остановился, словно налетев на невидимое препятствие. Физиономия его побагровела.
— Выследили все же… — пробурчал он, буравя Настромо ненавидящим взглядом. — Засекли… Ну ничего… Скажи той суке, которая тебя послала, что она занимается пустыми хлопотами. Я сам себе хозяин и гуляю там, где хочу.
Высказавшись подобным образом, толстяк лихо развернулся на месте и засеменил в противоположную сторону. Прежде чем скрыться с глаз Настромо, он приостановился и погрозил ему кулаком.
Вот и верь потом в быкочеловечью благодарность.
Некоторое время набережная была пуста, но затем ее заполнила публика, высыпавшая из туннеля подземки. Добыча, кажется, сама шла в руки Настромо.
— Эй, — крикнул он какому-то типу в широкополой шляпе. — Задержитесь на минутку. Предсказываю будущее, снимаю порчу, корректирую судьбы, диагностирую любые болезни. Вот у вас, например, артрит правого коленного сустава, гипертония, аденома простаты и недолеченный сифилис.
— А у тебя шизофрения! — быстро удаляясь, огрызнулся прохожий.
— Куда же вы! — взмолился Настромо. — Хотя бы на пачку сигарет дали. Разве я что плохое сказал? По нынешним временам вы почти здоровый.
Однако сифилитика-гипертоника уже и след простыл. Следующей была женщина средних лет, только что побывавшая в ближайшем супермаркете, о чем свидетельствовали пестрые целлофановые пакеты, торчавшие из ее сумки.
— Зря вы оставили суп на плите, — сказал Настромо как бы между прочим. — И суп выкипел, и кастрюля прогорела. Хорошо хоть, что пожар не случился.
К сожалению, его слова не произвели на домохозяйку должного впечатления.
— Чтоб у тебя мозги выкипели, засранец! — ответила она, ускоряя шаг. — Развелось тут всяких нищебродов…
Нет, так дело не пойдет, — сказал Настромо самому себе. — Уж если предсказывать, так только что-нибудь отрадное для души. На плохих вестях не заработаешь.
Спустя некоторое время его внимание привлекла юная особа, облокотившаяся на парапет набережной. Сейчас она была занята самым естественным в этой позе делом — плевками на точность, благо привлекательных мишеней в мутной воде канала имелось предостаточно.
— Поздравляю со скорым прибавлением в семействе, — сказал Настромо девушке. — Вы беременны на третьем месяце и, скорее всего, мальчиком.
— Знаю, — с пикантной хрипотцой в голосе ответила девушка. — Вот потому и пришла сюда. Хочу утопиться.
— Дело, конечно, хозяйское… Только я на вашем месте не спешил бы. С утра бывает одно настроение, к вечеру другое. Если вы ссудите мне определенную сумму, кстати, весьма незначительную, все ваши печали можно развеять в мгновение ока.
— Иди умойся, — сказала девушка, доплюнув наконец до проплывающей мимо дохлой крысы. — Если бы у меня эта определенная сумма имелась, я бы давно аборт сделала… Ладно, вижу, что здесь мне утопиться не дадут. Поищу укромный уголок…
— Удачи вам, — Настромо решил быть вежливым до конца. За час с лишним ему удалось разжиться лишь сигаретой с анашой (угадал, сколько патронов осталось в пистолете возвращающегося с дела бандита), да бутылкой какого-то подозрительного пойла, пахнущего скорее скипидаром, чем спиртом (предсказал бездомному бродяге, что следующую ночь тот проведет под крышей и на койке, хотя умолчал, что это будет крыша морга, а под койкой подразумевается стол прозектора).
…Камелия проснулась намного раньше, чем он надеялся, и сразу заканючила:
— Ну достань где-нибудь еще одну дозу… Ну пожалуйста… Я вся просто на огне горю.
Как ни странно, но их выручили ненавистные всем филины, мотопатруль которых в кои-то веки завернул на набережную. Видя в поведении дамы-инвалида признаки тяжелейшей ломки, один из сержантов одарил ее целой горстью шприц-тюбиков с морфином.
Правда, свой поступок он мотивировал довольно оригинальным образом:
— На, курва, колись хоть до усрачки. Авось загнешься от передозировки.
Так бы оно, наверное, и случилось, но Настромо припрятал шприцы, израсходовав только парочку — один на себя, другой на Камелию.
После этого он впал в состояние блаженства и, естественно, вспомнил обо мне.
— Ну как ты себя там чувствуешь? — сказано это, сами понимаете, было не вслух, но сформулировано достаточно ясно.
Я таиться не собирался и честно признался:
— Плохо. А сейчас, боюсь, будет еще хуже. Я ведь наркотики не употребляю.
— Привыкай… А кто ты такой, собственно говоря?
— Человек, — ответил я безо всякой гордыни.
— Я тоже человек. И она, — Настромо перевел взгляд на вновь задремавшую Камелию.
— Нет, не путай, — возразил я. — Вы не люди. Вы совсем другие существа, хотя и имеете с нами много общего. Люди помельче будут, и череп у них совсем другой, без этих ваших излишеств.
— Подожди, дай вспомнить… Сначала на земле жили эти… как их… неандертальцы. Потом кроманьонцы. А уж после них — мы, кефалогереты.
— Верно. Вот я и есть тот самый кроманьонец. Ты случайно не в курсе — они где-нибудь еще сохранились?
— Точно не скажу. Скорее всего вымерли. По крайней мере, мой дед их уже не застал.
— Вымерли они, как же! — горечь обуяла меня. — Извели их всех твои предки.
— Ну прости, если так… А сам ты откуда взялся?
— Долго рассказывать.
— Представляю… Тут бумажник потеряешь, и то разговоров на неделю. А ты как-никак без тела остался. Где оно, кстати?
— В другой реальности, скажем так, — я слегка замялся. — Мне туда сейчас не добраться.
— А что ты делаешь в этой реальности?
— Честно сказать?
— Как хочешь…
— Собираюсь изничтожить все ваше подлое племя под корень. Начиная с самого первого кефалогерета, который и есть истинная причина нынешнего беспредела. Попутно хочу возродить род человеческий, невинно пострадавший от твоих праотцов-живодеров. Устраивает тебя такая программа?
— Хоть сейчас могу под ней подписаться! Кефалогеретов давно пора уничтожить. Они хуже любой заразы. Так все вокруг отравили, что глянуть тошно. Нет им места на земле… А что касается людей, я с тобой не совсем согласен. Зачем их возрождать? Тоже мне голубки нашлись. Неандертальцев за милую душу съели. И всех мамонтов в придачу. Думаешь, они получше нас будут? Ох, вряд ли. Одного поля ягодки. Только кефалогереты оказались покруче, посмелее и пожестче, чем люди. Вот и довели до закономерного финала все ваши абсурдные начинания. Будешь спорить? А-а, не хочешь… Тогда давай оставим планету такой, какой она была до появления первых мыслящих существ. Питекантропов, кажется… Пусть на ней живут вольные звери, птицы, рыбы и микробы.
— Во многом ты, конечно, прав, — вынужден был согласиться я. — Но людей все равно жалко. Родная кровь. Ну, допустим, съели они когда-то неандертальцев. Зато какое великое искусство создали! Видел бы ты античные фрески или кинофильм «Титаник». Да, люди не были ангелами, но надежда на их
