нанятые Грегерсоном, поспешили заняться куда более неотложным, а главное, прибыльным делом. На раскопках осталось только несколько бродяг, ленивых и бестолковых. Один из них забыл с похмелья все указания, полученные накануне, и принялся рыть шурф в совершенно неположенном месте. Эта ошибка и привела к открытию, которое должно было впоследствии прославить Грегерсона. Бродяга случайно наткнулся на неразграбленную могилу. Впрочем, это была даже и не могила, а обыкновенная яма, куда без соблюдения похоронных обрядов швырнули мертвое тело. Тут же находился и бронзовый меч, несомненно, являвшийся орудием убийства.

— Из чего это видно? — поинтересовался я.

— Его острие застряло в позвоночном столбе покойника… Скелет и меч — вот и все, что досталось Грегерсону. Ни доспехов, ни богатых украшений, обычных для такого случая. Однако вскоре его разочарование сменилось восторгом. Все кости скелета отличались необыкновенной массивностью. Особенно выделялся череп. По описанию Грегерсона, объемом он превосходил человеческий едва ли не в полтора раза. Кроме того, этот череп имел громадные височные выросты, в которых, по-видимому, находились придатки мозга, отсутствующие у нынешнего человека.

— Уж не о Минотавре ли идет речь? — догадался я.

— Представьте себе — нет. Хотя это была первая мысль, посетившая Грегерсона. Скелет принадлежал вовсе не человеку-быку, что было бы нонсенсом, а именно человеку, пусть и человеку иной биологической формации. Куда более мощному и, если судить по отпечаткам коры головного мозга, оставшимся на внутренней поверхности черепа, куда более сообразительному, чем мы с вами… Находка, несомненно, была сенсационной, но, дабы греческие власти не наложили на нее лапу, Грегерсон решил не поднимать лишнего шума. Землекоп, так и не понявший, какое открытие он совершил, спешно получил расчет, а сверх того бутылку виски. Грегерсон, опасаясь прибегнуть к услугам местного фотографа, самолично зарисовал свои трофеи и тщательно упаковал их в заранее припасенный ящик. Спустя сутки он покинул остров на английском пароходе. Так уж совпало, что в течение следующей недели Германия последовательно объявила войну всем странам Антанты. Началась неограниченная подводная война. Пароход, на котором плыл Грегерсон, был торпедирован в Бискайском заливе. Его груз, естественно, погиб, а пассажиров и экипаж подобрали португальские рыбаки. Военное время Грегерсон пересидел в Лиссабоне, где сначала поправлял здоровье, а впоследствии торговал сукном, скорее всего контрабандным. Интерес к археологии он утратил, как тогда казалось — навсегда. После возвращения домой наш герой приумножил свои капиталы и даже основал небольшой банк. Романтическое прошлое забылось. О своем открытии Грегерсон вспомнил только на закате жизни, заболев тяжелой формой костного туберкулеза и целиком отойдя от дел. Вот тогда-то и был написан его единственный научный труд, снабженный сделанными по памяти рисунками. Автор прямо указывал, что не может поручиться за их точность, и тем не менее гравировка, якобы имевшаяся на лезвии бронзового меча, весьма напоминает избранный вами символ. Вот полюбуйтесь.

Мордасов подал мне пару листков, отпечатанных на ксероксе. С точки зрения современной эргономики древнегреческий меч имел чересчур вычурную форму. На клинке, у самой рукоятки, просматривался неясный рисунок, в котором если что и узнавалось, так только начальное О.

На другом листке тот же самый рисунок приводился в увеличенном виде. Из курса металловедения, прослушанного в институте, я помнил, что бронза отличается редкими антикоррозийными свойствами, недаром ведь из нее изготовляют водопроводные краны. Однако двадцать пять веков пребывания в сырой могиле наложили свой отпечаток даже на этот сверхстойкий металл. Естественно, что пострадала и гравировка.

О по— прежнему не вызывало никаких сомнений, а вот Н скорее походило на римскую цифру II. Что касается даты «1977», то ее можно было читать как угодно -и как единицу с тремя кривыми нулями, и как замысловатый китайский иероглиф. Вот вам и палата мер и весов!

— Можете не сомневаться, — заверил меня Котяра. — Графологическая экспертиза дала положительный результат. Все основные элементы вашего символа совпадают с рисунком, сделанным Иоганном Грегерсоном. Случайное сходство исключается.

И все же тождественность не абсолютная, — задумчиво произнес Мордасов.

— Разве девяносто процентов вам мало? — нахмурился Котяра. — Перестраховщик! Это как раз тот случай, когда излишний скепсис только вредит.

— Ну хорошо! — вмешался я. — Сказано уже предостаточно. Но что из этого всего следует? Кто возьмется сформулировать окончательный вывод?

— Позвольте мне. — Котяра отставил в сторону опустевшую бутылку. — Двадцать пять веков назад вы посетили остров Крит и убили выродка, чье дальнейшее существование угрожало местному населению, а возможно — и всему роду человеческому. Для удобства будем придерживаться его общепринятого имени — Минотавр. Акция сия была не спонтанной, а заранее спланированной, о чем свидетельствует предварительно помеченное оружие. Память об этом драматическом событии сохранилась в форме легенды о злобном полубыке-получеловеке Минотавре и бесстрашном Тесее. С чем вас и поздравляю. — Котяра с чувством пожал мою правую руку

— А если все было иначе? — возразил Мордасов. — Наш юный друг, вселившийся в сознание своего дальнего предка, по собственному неразумению прикончил существо, благодаря наследственным качествам которого люди могли стать более сильными, живучими, сообразительными, а главное — более миролюбивыми и милосердными. Недаром ведь жертвой схватки стал силач и умница Минотавр, а не заурядный, но коварный человечишко.

— Это вы обо мне? — я не преминул обидеться.

— Нет, это я про афинянина Тесея, погубившего не только уникальный экземпляр сверхчеловека, но и великую цивилизацию, которую несомненно создали бы его потомки… Только не надо защищать Тесея с точки зрения мифологии. Мелкая была душонка. Вспомните, как он обошелся с несчастной Ариадной. А гибель его отца Эгея? Тут не ошибкой пахнет, а преднамеренным доведением до самоубийства. Что касается мрачной сказки о людоеде Минотавре, то ее придумали позже, дабы оправдать преступления Тесея, к тому времени ставшего властелином Афин.

— Все это ваши домыслы, коллега, — отрезал Котяра. — Плод, так сказать, горячечного воображения. Кто сейчас живет на земле? Потомки людей или потомки этого рогатого урода? История выбрала свой путь. Раз и навсегда. И мы не вправе осуждать существующую реальность, а тем более — пытаться ее изменить.

— Погодите, отцы! — Спор достиг такого накала, что я просто вынужден был вмешаться. — Зачем зря грузить друг друга! Давайте разберемся беспристрастно. Я убил Минотавра или нет?

— Конечно, убили, — сказал Котяра. — Факт, безусловно, имел место. Налицо все улики, включая останки потерпевшего и орудие убийства. То, что все это хозяйство покоится на дне Бискайского залива, принципиального значения не имеет.

— И да, и нет, — сказал Мордасов. — В тринадцатом веке до нашей эры убийство свершилось. Не возражаю. Но ведь убийца еще даже не собирается посетить место преступления. Следствия не бывает без причины. Пока ваши руки не замараны кровью Минотавра, вас нельзя назвать убийцей.

— Не пытайтесь запутать нас своими парадоксами, — ухмыльнулся Котяра. — Все и так яснее ясного. Законы логики верны только для обычного мира. При малейшем соприкосновении с явлениями, порождаемыми ментальным пространством, они превращаются в свою противоположность или вообще рассыпаются в прах. Поэтому не будем дурить друг другу головы. С завтрашнего дня начинается подготовка к путешествию во времена царя Миноса. И вам, коллега, придется принять в ней самое непосредственное участие. Так что отбросьте лишнюю фанаберию.

— Минотавр должен умереть! — патетически воскликнул я.

— Вот именно, — кивнул Котяра. — В этом заключается наш долг перед человечеством. И отвертеться от него не удастся.

А я бы предпочел родиться Минотавром, — вздохнул Мордасов.