Он засмеялся и, заметив ее недоуменный взгляд, объяснил:

— Вы хорошо говорите, Алиса. Не в смысле что язык хорошо знаете, а по-другому… Пойдемте в вашу башенку.

Она хотела сказать, что это его башенка, а не ее, но не стала говорить.

Дверь в его квартиру открывалась каким-то замысловатым ключом. Его как будто бы извлекли из старинного пиратского сундука. Алиса с интересом следила, как Тимофей поворачивает этот ключ в замочной скважине. Ей казалось, что сейчас, как в сказке, заиграет таинственная музыка и дверь распахнется прямо в волшебную страну.

Но музыка, конечно, не заиграла, и дверь не распахнулась. Для того чтобы ее открыть, Тимофею пришлось поставить на пол Алисину дорожную сумку и потянуть дверь на себя изо всех сил.

— Замерзла? — спросил он, пропуская Алису перед собою в квартиру. — Сейчас чаем согреемся, у меня хороший. Только еды, кажется, нету.

Есть Алисе не хотелось, но чай, который Тимофей заварил сразу, еще не раздевшись, оказался очень кстати: она в самом деле замерзла, у нее даже губы побелели от мороза, и печка, включенная в такси, не помогла ей отогреться по дороге.

А чай помог.

— Надо было водки! — вспомнил Тим, когда Алиса зябко сжала ладонями чашку с чаем. — Здесь вообще-то внутри не так приятно, в этой башенке, как снаружи кажется. Летом жарко, зимой холодно. Ты подожди, я сейчас за водкой схожу.

— Не надо, — улыбнулась Алиса. — Я и без водки согреюсь. Если только тебе, — спохватилась она.

Они перешли на «ты» сразу, как только переступили порог, и уже через минуту им казалось странным, что они не всегда разговаривали так друг с другом. То есть, конечно, Алиса могла знать это только про себя — что ей кажется странным не быть с ним на «ты», — но она почему-то знала это и про Тима.

Прежде, когда Алиса еще жила в этом доме и смотрела на эту башенку с улицы, ей казалось, что внутри здесь все должно выглядеть как-то невероятно и причудливо. Будто бы по стенам развешано что- нибудь совсем необычное — рыболовные сети, что ли, или по меньшей мере картины с загадочными пейзажами.

Но жилище Тима не содержало в себе ровно ничего невероятного или тем более причудливого — оно выглядело аскетично. Простые стол и стул, железная кровать, застеленная льняным покрывалом, несколько книжных полок, на которых лежат, стоят и громоздятся книжки…

— У тебя лицо удивленное, — заметил Тим.

Он в этот момент резал хлеб прямо на тарелке, поэтому взглянул на Алису лишь мельком. Но выражение ее лица разглядел.

Нож неловко елозил по фаянсу, соскальзывал, хлеб то и дело тоже соскальзывал с тарелки на стол.

Алиса вспомнила, как коротко и точно он прижимал обеими руками кнутовище к Маратову горлу, как угрожающе были при этом перекручены вены над его широкими пальцами, и ей стало немножко смешно от его теперешней неловкости.

— Я не очень удивленная, — улыбнулась она. — Но все-таки немножко.

— Чем?

— Тем, что твоя квартира как-то… ничего о тебе не говорит. Ты один, а она другая.

— Наверное, — пожал плечами он. — Я о ней не думал.

— Давай я нарежу хлеб, — предложила Алиса.

— Не надо. Ты лучше возьми вон тот плед и в него завернись. Там в середине есть дырка, в нее можно голову просунуть. И еще надень вон те носки. Тогда тебе будет тепло даже без водки.

Это был разумный совет. И не то что даже разумный, а какой-то очень живой. И плед, и носки оказались теплыми, как руки Тима. Когда он помогал Алисе снять дубленку в прихожей, то коснулся ладонями ее плеч, поэтому она знала, что руки у него теплые даже в мороз.

— Ты давно здесь живешь? — спросила она.

Тим наконец нарезал хлеб и придвинул к Алисе тарелку, на которой разместил его крупные куски со смешной тщательностью. И баночку с медом к ней придвинул, и белый, без рисунка, заварной чайник.

— Четыре года, — сказал он. — Как универ закончил, с тех пор и живу.

— Ты закончил университет? — удивилась Алиса. — Почему же ты работаешь конюхом?

И тут же спохватилась: ну как можно задавать такие бестактные вопросы! Сейчас он обидится и будет прав. Но Тим не обиделся.

— Это долго объяснять, — улыбнулся он.

И только когда он произнес это слово — «долго», Алиса вспомнила, что не позже как через два часа должна быть в аэропорту, где уже находится ее багаж, а это означает, что не позже как через пятнадцать минут она должна выйти из этого дома.

Она вспомнила это и не поверила, что это в самом деле так. Ей казалось, она не должна уходить из этого дома совсем. А почему? Она не знала. Здесь не было ничего такого, что привязывает к себе человека с первого взгляда, здесь не было даже уюта…

Дело было только в человеке, который жил в этом доме как в чужом и крепко заваривал чай в простом белом чайнике.

— У тебя тень по лицу прошла, — сказал этот человек. — Как будто ты что-то плохое вспомнила. Ты сильно того психа испугалась, да?

— Нет, ничего, — покачала головой Алиса. — Расскажи про своих бандитов. Что у них случилось с конем?

— Они не то чтобы мои, — улыбнулся Тим. — Просто в какой-то момент у них возник ко мне интерес. Как раз из-за коня. Им понадобился именно тот, которого таким, как они, отдавать никак было нельзя. Ахалтекинец племенной, такой, знаешь… Вот Чехов говорил, что он любит в людях нервность и вежливость. А я в конях то же люблю. Ну а Бахтиер сама эта нервность-вежливость и есть. Это не очень понятно? — вдруг спохватился он.

Детское выражение в его глазах становилось тем отчетливее, чем тверже были интонации его голоса.

— Очень понятно, — возразила Алиса. — Ахалтекинцы ведь все такие. Только очень капризные. Двоюродный брат моего деда был… как это называется…

— Конезаводчиком? — подсказал Тим.

— Да! В Техасе. Я ездила к нему, когда была маленькая. У него откуда-то было два ахалтекинца. С ними было очень трудно, но все равно страшно интересно. Но что же ты сделал со своим Бахтиером?

— Бахтиер, к сожалению, не мой, а то и проблем бы не было. А сделал что… Да спрятал просто. Когда бандиты на него глаз положили. С мужиком одним договорился, из дальней деревни, и в сарай к нему поставил. И хозяину его — коня, в смысле, — позвонил. Он в Италию на год уехал, хозяин, а Бахтиера у нас в конюшне оставил, на мое личное попечение. Ну, приехал срочно, когда я позвонил. Коней он любит, не бандитам же лучшего отдавать.

— А бандитам, конечно, не слишком понравилась твоя инициативность, — улыбнулась Алиса. — И в ту ночь, когда мы познакомились, они как раз высказывали тебе свое недовольство. Это верно?

— Это верно, — засмеялся Тим. — Если бы не ты, они довели бы свое мнение до моего сознания с окончательной доходчивостью.

— А если бы не ты, меня сегодня убили бы, — в тон ему сказала Алиса. — Марат тоже был настроен очень решительно.

Она ожидала, что сейчас Тим, как всякий русский на его месте, обязательно спросит, кто такой Марат, в каких отношениях он находится с Алисой, почему хотел ее убить — ну, и так далее.

Тим ничего не спросил.

— Не уходи ты никуда, — сказал он. — И никто тебя не тронет.

Это было такое смешное, такое детское предложение, что в ответ на него следовало бы лишь