— Во-первых, это человек неординарный. С точки зрения организации, с точки зрения постижения азов рыночной экономики, которую мы вообще не знаем. Мы были законопослушные государственные чиновные люди, ждали всевозможных указаний, приказов, распоряжений, директив и так далее и четко их выполняли. Старались, по крайней мере. Брынцалов ворвался к нам, можно сказать, как вихрь.

— Это в каком году было?

— Это — где-то в начале девяностого года.

— То ест приехал в Москву, пришел в министерство… Какое впечатление он произвел?

— Нет не в министерство. Когда он пришел, уже министерства не было. Он пришел в производственное объединение «Мосмедпрепараты» имени Карпова.

— Сюда пришел?

— Да.

— А вы здесь работали?

— А я в этот момент, после того как министерство приказало долго жить, уже работал здесь, заместителем генерального директора по капитальному строительству.

— Какое первое впечатление он произвел?

— Ну, первое впечатление было такое, будем говорить, противоречивое. С одной стороны, это был деятельный, активный человек, методы его, они, конечно, в первое время не наши были, не советские, не проминистерские методы. Честно говоря, первое впечатление было такое… все эти его замахи… они могут и не реализоваться. Но оно очень быстро развеялось, это впечатление.

— А в качестве кого он пришел сюда?

— Он пришел просто как компаньон, предложивший свои услуги — он поставляет сырье, мы его перерабатываем, это сырье, в готовую форму. Из этого пчелиного молочка производилось несколько препаратов — апилактоза так называемая, стимулятор очень активный, препарат не новый, он, в принципе, выпускался и раньше, но в малых количествах, не имел особой рекламы. Мы тогда вопросами сбыта, коммерции вообще не занимались. Мы говорим — пожалуйста, мы переработаем, а вы вопрос реализации берите на себя, нас это не касается. Он говорит: «Меня это вполне устраивает». Он лично пробил все согласования этого препарата, мы в этом участия не принимали, — причем очень быстро и оперативно, что тоже сразу к нему расположило. Мы переработали этот препарат, он стал реализовывать и на этой реализации заработал, как я понимаю, очень хороший капитал.

— А почему другое… У других же была возможность молочко собирать? Давно же в книжках написано, что оно полезное? А вот почему именно он вырвался?

— Ну, наверное, его заслуга в том, что он организовал это дело в больших масштабах, крупномасштабное производство. Одно дело — продавать на рынке в баночке неизвестно что, а другое — привлечь к этому официальную организацию, которая брала на себя ответственность за качество, потому что это все проходило через наши лаборатории, соответственно, сертификат выдавался на это дело. Он первый, по сути дела, догадался и организовал это производство.

— Где он скупал это молочко — только там, у себя?

— Насколько я знаю, только у себя. Ну, вы представляете это место — Северный Кавказ, это житница медовая.

— Ни «черной» работой не гнушался, ни «белой», все делал?

— Да, не гнушался никакой работой. На мой взгляд, он окончательно победил тогда, когда… Конечно, были в этой области, как вы говорите, конкуренты. Конкурентами являлись предприятия балтийские, они начали всячески на него и на нас накатывать. Накатывание было такое, что якобы «Мосмедпрепараты» стали под видом пищевой добавки, продавалось во всех магазинах и аптеках, — что под видом пищевой добавки выпускается медицинский препарат. В общем, было раздуто кадило, были подключены все из бывшего министерства, тогда еще существовал народный контроль, и все это дошло до народного контроля.

— А чего прибалтийцам-то не сиделось?

— Дорогу им перешли потому что.

— они тоже делали?

— Они делали в виде медицинского препарата, в невзрачном виде, стоило это копейки. Но они делали не совсем то, что делали мы. Мы делали действительно биологически активную стимулирующую пищевую добавку на основе пчелиного молочка. В общем, начался накат, чисто коммерческий, начали появляться ростки этих самых отношений, рыночных. Прибалтика тогда уже уходила от нас…

— Но все-таки скандалила?

— Но рынок-то сбыта все равно оставался. Они отделялись забором, а рынок-то — это вся Россия. Ну и кончилось тем, что нашего генерального директора строгой бумагой пригласили на ковер в Народный контроль Союза. Наверное, не следует вам объяснять, что это такое. Мне приходилось часто бывать в этом заведении. Я помню, как там у входа стояли одна или две реанимационные машины, потому что вопрос там…

— Да что вы! Расскажите!

— Да ведь это была игра в одни ворота, избиение… Избиение людей до полусмерти… Вы приходите туда, становитесь на ковер, вас начинают…

— Надо стоя выслушивать все?

— Конечно, стоя.

— Независимо от возраста?

— Неважно. Короче говоря, дело сейчас не в этом…

— Но все же это тоже детали.

— Ну, деталь такая, что после этого по крайней мере вылетаешь с работы. Из партии — это точно. А человек без работы, без партии в то время — вы понимаете, что это такое. Ну, и, конечно, наш генеральный директор, когда получил это «приглашение» на ковер, имел очень неприглядный вид, — вот, мол, претензии определенные появились к Брынцалову, ты нас втравил в это дело, мы — государственное предприятие… Что будет, что будет! А Брынцалов и говорит: «Что это у тебя за бумага?» Директор отдает бумагу. Он разорвал эту бумагу. У того ноги подкосились. А Брынцалов: «Ничего! Никуда не ходи! Если их интересует этот вопрос — пусть они приезжают в наш пятитысячный коллектив и принародно, в нашем пятитысячном коллективе, рассматривают проблему».

— Кем тогда был Брынцалов?

— Никем. Просто советник неофициальный. Занимался проблемой апилактозы…

— Откуда у него такая уверенность была, что все сойдет?

— Уверенность, приобретенная опытом, я так понимаю. В принципе ему пришлось пройти довольно сложный жизненный путь и добывать место под солнцем. В одиночку очень тяжело. Но это его закалило и придало силу такой необычности, неординарности решений. Правильно он поступил тогда.

— Сколько лет было вашему директору?

— Он — мой ровесник. В девяностом — пятьдесят четыре года.

— А как дальше события развивались?

— А дальше — очень просто. Товарищи высокопоставленные из Народного контроля — тогда министерство еще теплилось, — руководители министерства, значит, приехали в наш коллектив, в актовый зал, где обралось порядка шестисот человек. Причем эти люди, начальство, привыкли к тому, что от них все зависит, они руководят процессом, проводят основную линию. А тут все не так. Тут их встретили с кинокамерами — «Пожалуйста, давайте на весь мир разберемся в этой проблеме: что тут дурного мы делаем?»

— А кто камеры организовал — Брынцалов?

— Все организовал Владимир Алексеевич. И министерские дрогнули. В общем, ушли они побитые, буквально извиняющиеся, что неправильно их сориентировали чиновники, которые устроили уже почти уголовное дело.

— А какое их главное обвинение?

— В том, что мы нарушили фармакопейные статьи, под видом пищевой добавки выпускаем медикамент…

— Брынцалов выступал? Или сидел тихо?