из кровати и оделся.

Дом был даже еще радушнее, чем вчера, и цветы, что миссис Гриффин расставила на столах и подоконниках, ликовали всеми своими красками. Входная дверь была распахнута, и, скользнув вниз по сверкающим перилам, Харви выскочил на крыльцо, чтобы рассмотреть утро.

Его ожидал сюрприз. Деревья, которые вчера были тяжелы от листьев, потеряли свои кроны, на каждой ветке были новые крохотные почки, будто в первый день весны.

“Новый день, новый доллар”, — сказал Венделл, рысцой огибая угол Дома.

“Что это значит?” — спросил Харви.

“Мой отец все время так говорит. Новый день, новый доллар. Он банкир, мой Папа. Венделл Гамильтон Второй. А я, я...”

“Венделл Гамильтон Третий”.

“Откуда ты знаешь?”

“Случайно угадал. Я — Харви”.

“Ага, знаю. Тебе нравятся дома на деревьях?”

“У меня никогда такого не было”.

Венделл указал на самое высокое дерево. Там среди ветвей была установлена платформа, на которой высился недостроенный дом.

“Я работаю там уже несколько недель, — сказала Венделл. — Но в одиночку никак не доделаю. Ты мне не хочешь помочь?”

“Конечно. Но сначала мне надо что-нибудь съесть”.

“Иди и ешь. Я буду неподалеку”.

Харви направился в Дом и обнаружил, что миссис Гриффин ставит завтрак, подобающий принцу. На полу было пролитое молоко и кошка с хвостом, изогнутым как вопросительный знак, лакала его.

“Клю Кэт?” — спросил он.

“Совершенно верно, — гордо ответила миссис Гриффин. — Она озорница”.

Клю Кэт взглянула вверх так, будто знала, что говорят о ней. Затем вспрыгнула на стол и стала искать среди блюд с пирожными и вафлями, чего бы еще съесть.

“Она может делать все, что захочет? — спросил Харви, видя, как кошка обнюхивает и то, и это. — Я имею в виду, кто-нибудь следит за ней?”

“О, ну за всеми нами кто-то следит, не так ли? — ответила миссис Гриффин. — Нравится нам это или нет. Ешь же, у тебя впереди какое-нибудь чудесное занятие”.

Харви не нуждался в дополнительных приглашениях. Он накинулся на свою вторую трапезу в Доме Каникул даже с большим аппетитом, чем на первую, и затем отправился наружу, чтобы встретить день.

О, что это был за день!

Ветерок был теплым и пах зеленым ароматом растений, идеальное небо полно ныряющих вниз птиц. Он побрел по траве, держа руки в карманах, как повелитель всего, что обозревает, и выкликивая Венделла при приближении к деревьям.

“Можно подняться?”

“Если у тебя голова не кружится от высоты”, — подзадорил его Венделл.

Лестница трещала, пока он взбирался, но он поднялся на платформу, не нащупывая ни одной ступеньки. Венделл был поражен.

“Неплохо для новичка, — сказал он. — У нас здесь было два ребенка, которые даже до половины не могли долезть”.

“Куда они делись?”

“Обратно домой, я полагаю. Дети приходят и уходят, знаешь?”

Харви поглядел сквозь ветки, на которых лопалась каждая почка.

“Много здесь не увидишь, да? — спросил он. — Я имею в виду, тут нет никаких признаков города”.

“Какая разница? — сказал Венделл. — Он в любом случае отсюда покажется серым”.

“А здесь солнечно, — сказал Харви, разглядывая стену из туманных камней, которая отделяла сады Дома от внешнего мира. — Как это получается?”

Вновь ответ Венделла оказался тем же. “Какая разница? — сказал он. — Мне все равно. Ну, мы начинаем строить или как?”

Они потратили следующих два часа, работая над древесным домом, спускаясь множество раз, чтобы втащить материалы, которые грудой валялись возле фруктового сада, отыскивали доски, чтобы закончить ремонт. К полудню они не только отыскали достаточно деревяшек, чтобы укрепить крышу, но каждый из них нашел еще и друга. Харви понравились плоские шутки Венделла, и это “какая разница?”, которое находило дорогу в каждое второе предложение. Венделл, казалось, был также счастлив в обществе Харви.

“Ты первый по-настоящему веселый ребенок”, — сказал он.

“А Лулу?”

“Что Лулу?”

“Она нисколько не веселая?”

“Она была в порядке, когда я только прибыл, — признал Венделл. — Я имею в виду, она была здесь месяцы, поэтому была так добра, что показала мне это место. Но последние несколько дней она стала странной. Я видел, как она иногда бродит повсюду так, будто ходит во сне, с бессмысленным выражением на лице”.

“Возможно, она сходит с ума, — сказал Харви. — Ее мозг превращается в кашу”.

“Ты знаешь об этой дряни?” — спросил Венделл, его лицо осветилось дьявольским восторгом.

“Конечно, знаю, — солгал Харви. — Мой Папа — хирург”.

Больше всего Венделл был поражен этим, и в течение нескольких секунд слушал с изумленной завистью, как Харви рассказывал ему обо всех операциях, которые он видел: о распиленных черепах и отрезанных ногах, пришитых туда, где обычно бывают руки, о человеке с нарывом на спине, который вырос в говорящую голову.

“Клянешься?” — спросил Венделл.

“Клянусь”, — сказал Харви.

“Вот это здорово”.

Такие разговоры разожгли свирепый голод, и по предложению Венделла они спустились по лестнице и побрели в Дом поесть.

“Что ты хочешь делать в полдень? — спросил Венделл, когда они уселись за стол. — Будет по- настоящему жарко. Всегда так”.

“Мы тут где-нибудь можем поплавать?”

Венделл нахмурился. “Ну да... — сказал он с сомнением. — Тут есть озеро с другой стороны Дома, но тебе оно не особенно понравится”.

“Почему?”

“Вода такая глубокая, что даже дна не увидишь”.

“А там есть какая-нибудь рыба?”

“О, конечно”.

“Может, мы наловим немного. Миссис Гриффин могла бы сготовить ее для нас”.

При этих словах миссис Гриффин, которая стояла у плиты, нагромождая на блюдо луковые кольца, издала тихий вскрик и уронила блюдо. Она с посеревшим лицом повернулась к Харви.

“Ты не станешь этого делать”, — сказала она.

“Почему? — ответил Харви. — Я думал, я могу делать все, что захочу”.

“Да, конечно, можешь, — сказала она ему. — Но я не хочу, чтобы ты заболел. Рыба... ядовитая, видишь ли”.

“Ох, — сказал Харви, — ну, может, мы ее вовсе не будем есть”.

“Поглядите на этот беспорядок, — забормотала миссис Гриффин, суетясь, чтобы скрыть свое смущение. — Мне нужен новый фартук”.

Она заторопилась прочь, чтобы достать его, и оставила Харви и Венделла, которые обменивались