Вот и искомая квартира, номер восемь. Дверь с узорчатыми филенками, цвета мореного дуба, но наверняка это не дерево, а хитроумная броня. Бронзовая ручка в форме львиной морды. Рядом звонок, тоже бронзовый, тоже морда льва, в зубах кольцо. Никаких электронных трелей — где-то в квартире спрятан бронзовый колокольчик. Его звон и услышали все четверо, когда Горный решительно дернул за кольцо.

Вскоре послышались шаги, и дверь открылась без всяких мещанских «кто там?» и «что надо?».

На пороге стоял полуобнаженный молодой мужчина. Полуобнаженный — это значит в брюках и носках, выше пояса на нем ничего не было. Стоящие дыбом черные жесткие волосы, два черных глаза, усы, радостная улыбка — это все, что удалось разглядеть в полумраке. Впрочем, улыбка исчезла, как только мужчина рассмотрел, кому так доверчиво открыл дверь. Он тут же попытался ее захлопнуть, и захлопнул бы, если бы Митя предусмотрительно не поставил на порог ногу.

— Погоди, брат, мы из ЖЭКа, депутата ищем, — миролюбиво сообщил он полуобнаженному жильцу квартиры, в которой был прописан депутат Законодательного собрания Дагаев.

Тот молчал и упорно тянул дверь на себя. Силы были примерно равны, и борьба могла затянуться. Но вмешался Горный. Он, казалось бы, просто сомкнул пальцы на ручке двери. И тут Лизавета, пожалуй, впервые поняла, что такое «гора мускулов». Мужчина в брюках тихонько пискнул и отступил. Митя немедленно последовал за ним, потом вошли Горный, Лизавета и Сергей.

В прихожей было темно. Полоска дневного света из комнаты — вот и все освещение. Впустивший гостей парень остановился в дверном проеме, стало еще темнее.

— Черт, темно, как в котельной. Свет зажги, а? А то ни зги, понимаешь… Тут и впрямь депутат проживает? — Сунков старался говорить экая и гхэкая — так, как говорят разнорабочие и слесари РЭУ и ГРЭПов. Но встал очень толково, чтобы перекрыть в случае чего выход на кухню. И не в дверях, а за ними, чтобы не провоцировать других обитателей депутатской квартиры.

Игорь Горный, мягко оттеснив плечом Сергея, перекрыл входную дверь.

— Слушай, свет зажги. — Он тоже принялся бутафорить.

— Зачем? — не выдержал полуголый жилец. Даже одного слова хватило, чтобы определить, из каких мест он родом. Парень говорил с явным кавказским акцентом.

Неожиданно вспыхнула люстра под потолком. Лизавета догадалась, что выключатель нашел Сергей, остальные не двигались. Парень дернулся, будто собираясь бежать, но усилием воли заставил себя остановиться. Все остальные тоже напряглись.

— О-о-о, старый знакомец, на самолет не опоздаешь? — нарушил молчание Горный. Он больше не притворялся водопроводчиком, заглянувшим к депутату проверить, как работает унитаз.

— Какой самолет? — опешил полуобнаженный жилец и сделал шаг назад.

Митя со своей стороны осторожно сделал шаг вперед.

— Так ты и про билет, и про самолет ничего не знаешь? А остальные где?

— Какие остальные? Ты о чем говоришь? — возмутился парень. Кавказский акцент стал еще отчетливее: мягкое 'и', скособоченное 'ч'. — Почему самолет? — Парень снова отступил назад.

— Постой… — тихо произнес Горный и прыгнул.

Лизавета всегда считала, что у нее хорошая реакция. И что она может оставаться спокойной и хладнокровной даже в очень трудной ситуации. Но события трех последних дней, и особенно сегодняшнего, заставили ее в этом усомниться.

…Она вышла из ступора, когда все уже произошло. Горный в минуту скрутил обитателя дагаевской квартиры и надел на парня наручники, а Митя, неведомо откуда выхватив пистолет, начал обход помещения.

Шел он, как ходят крутые полицейские в боевиках — рывком распахивал дверь, делал несколько осторожных шагов, резкий поворот. И опять, и снова. «Интересно, это актеры точно копируют настоящих полицейских, или полицейские — актеров?» — подумала Лизавета.

— Кажется, никого… — крикнул Митя откуда-то издалека и тут же ойкнул: — Ой, нет, как же я вас не заметил, мадам? Такое пышное одеяло, что вы просто потерялись под ним… Не соблаговолите ли встать?

— Там кто-то есть. — Горный, бдительно стоявший рядом с закованным в наручники парнем, не проговорил фразу, а только обозначил ее губами.

— Совершенно верно, — усмехнулся Сергей. — Причем, мне кажется, что этот «кто-то» — женщина…

Митя продолжал разговор с неведомой особой в постели.

— Вы предлагаете мне отвернуться, мадам? Чтобы не ранить вашу стыдливость? А где гарантии, что, проявив не свойственную мне галантность, я не схлопочу пулю? Я буквально час назад видел, что вытворял законный владелец этого жилища. И если вы из той же компании, то Бог знает, на что вы способны. Даже и не знаю, идти ли вам навстречу… Что? Не слышу ответа?

Горный посмотрел на пленника. Тот никак не реагировал на разговор в соседней комнате. Рубоповец подтащил его к дивану, бросил на белый мех и потянулся к телефону.

— Митя, ты там кокетство сворачивай, я пока вызову подкрепление и справлюсь насчет здоровья Дагаева. А потом побеседуем с этим туристом.

— Почему он сидел здесь? Ведь мог не успеть на самолет… — поинтересовалась Лизавета. Горный одарил ее взглядом, в котором явственно читалась просьба не лезть не в свое дело. Потом набрал номер и начал приказывать. Кого и куда прислать, что и как проверить.

Договорив, он окликнул скованного парня, лежавшего в деревянной позе на диване:

— Эй, ты меня слышишь?

Парень не шевелился. Горный довольно сильно ткнул его в бок кулаком и повторил вопрос. Парень опять не прореагировал. После второго тычка он обнял колени стянутыми наручниками руками. Лицо у него было, как у самурая, уже решившего сделать харакири.

— Ладно, молчи. Ты все равно в дерьме по уши. Паспорт с твоей фотографией мы изъяли. Обыск, пальчики. Сядешь как миленький!

Рубоповец говорил спокойно и рассудительно. Лизавета моментально вспомнила свое знакомство с британской полицией в тот день, когда она встретилась с Сергеем. Тот «бобби» тоже был рассудительным и очень доходчиво объяснял негритенку, что его дело швах и лучше сдать товарищей, с которыми они грабили винную лавку. А негритенок молчал и блестел глазами. Тычков, правда, она не заметила. Хотя их отсутствие можно было объяснить наличием иностранной журналистки. Но здесь она тоже наличествовала. И тоже в качестве журналистки. Или уже нет?

От эфира ее отстранили до выяснения неведомо каких причин неведомо каких происшествий. Причины выясняются. Надо надеяться, что рано или поздно следствие даст ответы на все вопросы. Но сейчас Лизавета никак не могла уразуметь, зачем мстительный Дагаев взорвал ее «Герду», звонил ей женским голосом по телефону, наезжал на нее в автомобиле и подложил здоровенную бомбу в лифт. Может, спросить этого полуголого арестанта? Или Горного?

Спросить Лизавета не успела. В гостиную вошли Митя Сунков и худая девица в черных атласных брюках и серебристом свитере. Митя мягко подтолкнул ее к дивану.

— Вот, вынул из теплой койки. Я так понимаю, что наш герой-любовник задержался и не поспел к представлению в Пулково, потому как был очень занят…

Девица уселась рядом с черноусым самураем и поправила длинные распущенные волосы. Руки у нее были свободны. Видимо, Митя, хоть и говорил, что она способна на все, всерьез эту особу не воспринимал и не считал опасной рецидивисткой. Девица выпрямилась, закинула ногу на ногу и оглядела присутствующих: Горного, прислонившегося к дверному косяку Сергея, потом Лизавету. Взгляд у нее был надменный. Девица не боялась попасть в милицию или в историю. Видно, попадала, и не раз. На Лизавету она смотрела дольше, чем на других. Либо показалось знакомым лицо, либо просто узнала, либо воспринимала как соперницу, которая может претендовать на внимание собравшихся в дагаевской гостиной мужчин. У некоторых баб бывают такие заскоки. Они готовы драться за мужское внимание хоть в аду, хоть в раю. Лизавета, давно забывшая о том, что она небрежно причесана и почти не накрашена, моментально об этом вспомнила. И поежилась. Уж больно оценивающим взором — с ног до макушки и с макушки до ног — окинула ее вынутая из постели Дагаева мадемуазель. Так смотрят высокооплачиваемые стилисты, когда их просят за два дня сделать из деревенской простушки женщину-вамп. Сама незнакомка