время, и решил побеседовать с дворничихой. Дворники в старых районах по-прежнему знают все, хотя и не числятся сотрудниками полиции, как во времена былинные, теперь почти забытые. Тогда они делились своими знаниями по долгу, а теперь от полноты сердечной. Только надо найти верный тон.

Митя запер машину и принялся озираться по сторонам. Потом дошагал до изувеченного бюста и снова завертел головой.

— Как все изменилось за двадцать-то лет! — Он бросил фразу в пространство, только убедившись, что дворничиха не может его не услышать. — Это же надо… И памятник, и садик… — Женщина в рыжем жилете с желтыми, флюоресцентно поблескивавшими полосками дисциплинированно продолжала работать. Митю ее молчание не смутило. — Даже окна совсем другие, белые…

Дворничиха молчала.

— Трудно мести? Грязи больше стало? Пионеры не хулиганят? Мы, бывало…

Придумывать, что они, бывало, здесь вытворяли, Мите, родившемуся и выросшему на Гражданке, не пришлось.

— Нету теперь пионеров. Теперь вся грязь от этих… ларечников да от ресторанов. В каждом подвале ресторан, понимаешь, — ворчливо откликнулась наконец женщина с метлой.

— Ну так бизнесменов, богатых людей много… Вот и рестораны. А ларьки — это бизнес.

— Знаю я, что такое бизнес. Стырить, где что плохо лежит, и в бега. То-то хозяева в квартирах меняются. Там пенсионерка жила, — дворничиха махнула рукой в сторону именно тумановского подъезда, — теперь, вишь, племянники поселились. А какие племянники, если старуха всю жизнь одна куковала?

Мите понравилось, что разговор сразу потек в нужном русле: удобнее будет про других жильцов спросить. Но он не спешил и правильно делал.

— Да, жуликов много. Но ведь и честные люди есть…

— Есть, да не про нашу честь! Вон, в третьей квартире… — Митино сердце заныло в предчувствии удачи. В третьей квартире жил Эдуард Иванович Туманов. — Милиционер проживает. Евройремонт сделал. — Труженица метлы так и произнесла — «еврой», получилась забавная композиция из «евро» и «еврей». Может, дворничиха, как наследница «прислужников городовых», еще и в «черной сотне» состоит? — Окошечки беленькие, три месяца строители старались. Я горы кирпича вымела. Мойку, ванну, унитаз, хорошие еще, на помойку выкинули, «евроем» заменили, и все остальное тоже «еврой». Так теперь они через день то соседей зальют, то электричество на весь квартал выбьют. И хоть бы хны, а главное, на какие доходы? У меня зять тоже милиционер, говорит, этот «еврой» много тыщ стоит!

— Да, — скорбно согласился Митя. — А что ж соседние жильцы не возмущаются?

— Возмущаются, только что сделаешь! Я ж говорю, в милиции служит и так роскошествует!

— Да быть того не может, что в милиции!

— Он хоть недавно въехал, а я знаю. — Дворничиха даже мести перестала. — Вон его машины стоят! Сам посмотри, будет на таких честный человек ездить? Одну еще не продал, а другую уже купил!

Митя оглянулся. В проезде стояли серый, довольно старый «Опель» и оранжевая красотка «Ауди». На заднем стекле «Опеля» белело объявление о продаже.

— Вот и рассуди, откуда у честного человека такие деньжищи?

Какой богатый урожай для службы внутренней безопасности! И как быстро он собран! Почему они не ведут такого рода проверки? Впрочем, квартира и быстро сменяемые автомобили еще не повод для служебного расследования. Не в тридцать седьмом году живем. О партийной скромности говорить немодно, да и тогда скромность шла лишь на внешнюю отделку жизни и быта, внутри все обставляли дорого и богато. А сейчас таиться резона нет. Красивую жизнь можно списать на счет жены, работающей агентом в конторе по недвижимости, или на тестя, владеющего бензоколонкой, или на тетушку, унаследовавшую контрольный пакет акций «Газпрома».

Митя вздохнул. Факты есть, а к делу не подшить.

— А вот и он, с хмырем каким-то… — Дворничиха начала шаркать метлой с удвоенной энергией и зашагала в сторону.

Митя последовал за ней, стараясь не упускать из виду занятную пару. Туманова он не раз видел на Чайковского. Довольно высокий, гибкий, с задумчивым лицом и мечтательными глазами, тот ходил по коридорам, словно манекенщик по подиуму, и благоухал дорогим одеколоном. Лицо второго тоже показалось знакомым, однако Митя не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах он встречался с квадратноплечим черноволосым крепышом в рыжей кожаной куртке и темно-зеленых джинсах. Двое мужчин дошли до стоявшей чуть поодаль землистого цвета «девятки», принадлежавшей, вероятно, гостю. Остановились. Тихий, явно занимательный разговор продолжился. Митя пошел к своей машине. Чего ему, в конце концов, бояться? Вряд ли Туманов его помнит. Он же не начальство, не звезда сыска. А стоит «четверка» так, что им номеров не видно.

Туманов и крепыш говорили не просто тихо, а очень тихо. Ни слова не разобрать. Митя вспомнил боевик, который они с Людмилой смотрели в воскресенье. Там бравый сотрудник МИ-5 или, может быть, МИ-6, если хотел услышать нечто не предназначенное для его ушей, включал маленький, висящий на поясе приборчик, вставлял в ухо динамик, и пожалуйста — конфиденциальная информация в твоем распоряжении. Можно ехать и расправляться с бандитами. А тут бьешься с одним пистолетом в кармане, машину и то не всегда дают. Пока Сунков мечтал о чудо-технике, Туманов и его гость уселись в машину. Митя быстро запрыгнул на водительское место пикапчика. Брюнет с мучительно знакомым лицом к своему автомобилю относился бережно, долго грел двигатель, и Митя, основываясь на холмсовском дедуктивном методе, пришел к выводу, что встретились они давно, рано утром, если не вчера вечером. Что же это за тема, которую много часов мусолить надо?

«Девятка» аккуратно тронулась и выехала в Кузнечный переулок, дважды мигнув поворотником. И правила брюнет соблюдает. Какой сознательный!

По Владимирскому на Литейный, потом Чайковского — всего минут десять езды. Митя не упускал из виду землистую «девятку», но и старался не мозолить глаза пассажиру, который какой-никакой, а все же рубоповец, первичную подготовку прошел. Попутно он размышлял о другом приборчике из того же фильма. Выстрелил микрофоном с присоской, попал в стекло, а дальше можешь пить чай — и разговор слышишь, и на экране весь маршрут интересующего тебя автомобиля. Впрочем, маршрут он и так выяснил — из дома на работу.

Митя видел, как мужчины в «девятке» обменялись крепким рукопожатием с небольшим восточным акцентом. Сначала вроде ударили по рукам, а потом уже сцепились ладонями, как люди. Сунков задумался. Он мог проследить за ранним гостем Туманова и выяснить, кто это такой. Или не выяснить, если тот поедет не на работу, а к любовнице или на дачу. Поехать же квадратноплечий мог куда угодно. Он не производил впечатления человека, высиживающего за канцелярским столом от звонка до звонка. Нет, идея не из лучших. Лицо знакомое, стоит покопаться в оперативных фотографиях, наверняка где-нибудь мелькнет. Митя выждал еще три минуты, вышел и запер автомобиль.

Горный встретил подчиненного молчанием и грозным взглядом. Сунков, опоздавший минут на тридцать, старался держаться гордо и независимо. В конце концов, он не под теплым жениным бочком отлеживался, а материал собирал. Митя стремительно прошел к своему столу, покопался в ящиках, разложил папки. Горный не шевелился. Лицо его, и обычно-то мрачное, потемнело еще больше. Молчание стало надоедать. И Митя решил его разрушить:

— Привет! Как дела?

— Если тебя на самом деле интересуют дела, — ответил Игорь, помедлив, — то мог бы явиться вовремя и постоять на ковре у Бойко!

— А что, так плохо?

— Он даже похудел от злости, пока объяснял мне, кто есть я, ты и прочие члены группы, брошенной на расследование взбудоражившего город происшествия и ради этого освобожденной от всех прочих дел и обязанностей.

— От чего это он нас освободил? — возмутился Митя. — И кто такие прочие члены группы? В этой комнате даже тараканов нет! Ты ему сказал, что мы работаем?

— Нет, он сам мне сказал, что ему нужна не работа, а результаты. У нас же вместо результатов —