подводка — и кисточкой — цветной блеск для губ.

Лизавета перед эфирами то красилась сама, то ходила к гримерам. Конечно, гримеры — это более профессионально, но не хватало иногда времени, а иногда настроения. Поэтому Лизавета всегда держала в кабинете необходимый минимум средств. Она была сторонницей легкого грима. Ей казалось, что сильно накрашенное лицо выглядит вульгарным, особенно у ведущих новостей, там совершенно неуместна вызывающая боевая раскраска. Во всех заграничных командировках Лизавета покупала косметику из естественной или натуральной коллекции, специальный грим, помогающий создать эффект чисто умытого лица.

Когда она спустилась в студию, Саша Маневич и оператор уже ждали ее в полной готовности. Камера на штативе, место съемки определено, свет поставлен. Оставалось только приколоть микрофон- петличку. Саша сразу приступил к делу:

— Лизавета, с чем может быть связан этот взрыв?

— Не знаю, мне трудно говорить. Ранен наш оператор, Володя Баранович. Говорят, что ранение не опасное, но все равно… — Лизавета на секунду замолчала. Задавать вопросы гораздо проще, чем отвечать на них. Ей больше нравилось быть ведущей новостей, а не героем программы. — Я не понимаю, кому и зачем понадобилось подкладывать взрывное устройство в мой автомобиль.

— И никаких угроз, никаких предупреждений?

— Нет.

— Ты недавно делала репортаж о террористическом акте в мини-пекарне «Тутти-Фрутти»…

— Не думаю, что это как-то связано. Нас там было много.

— А другие репортажи, расследования?

— Ничего конкретного в голову не приходит. Может быть, кто-то что-нибудь перепутал?

— Все, снято. Спасибо. Бегу писать.

Бежать далеко никакой нужды не было. Саша устроился за одним из компьютеров в ньюсруме.

— Лизавета, Борюсик просил тебя позвонить, — отвлекся от экрана своей персоналки выпускающий редактор.

— Хорошо. — Лизавета подошла к редакторскому столу, где стоял прямой телефон к главному. Но в кабинете их шефа никто не отзывался. Она положила трубку.

— Ты в самом деле не знаешь, что произошло? — воспользовался случаем редактор. Все присутствующие насторожились. Лизавета почувствовала напряженную тишину. Чрезвычайные происшествия с родственниками и сослуживцами всегда вызывают жгучее любопытство, а здесь естественное человеческое любопытство было помножено на профессиональное репортерское. В огромной студии висели незаданные вопросы.

— Нет. Честно не знаю. И я честно не думаю, что это имеет отношение непосредственно ко мне.

— А к кому же? Машина-то твоя! — не выдержал кто-то из молодых.

— Могли заминировать любую студийную машину. А Лизаветина попалась случайно. Я эту версию не исключаю, — оторвался на секунду от текста Саша Маневич.

— Лизавета, там тебя милиция ищет, сразу трое, — просунула голову в двери студии Женя Хвостова, коллега Ирочки Рыбкиной по отделу информации. Лизавета кивнула и пошла к выходу.

— Ой, кошмар какой, — затараторила Женя, едва она с ней поравнялась, — взрыв ужасный, и Володю жалко. Наши ездили в больницу — поснимать и навестить. Говорят, ничего страшного, хоть завтра может выписываться, но все равно жуть. А тут еще эти кретины приволоклись. Вчера Ирочку целый день дурацкими вопросами изводили. Теперь за тебя взялись. Ходят, требуют, мандатами своими трясут, хорошо за оружие не хватаются. Я их в твой кабинет отправила.

Странное дело, медлительная в работе Женя могла тарахтеть со скоростью сто сорок слов в минуту. Остановить ее было практически невозможно. Особенно быстро и долго она говорила по телефону. Не с теми, кто хотел оповестить «Петербургские новости» о программе пребывания в городе Тони Блэра или об улетевшем из зоопарка попугае, а с подругами и поклонниками. Женя висела на телефоне так долго и так упорно не замечала окружающих, пристающих со своими дурацкими вопросами о работе, что как-то один из редакционных остряков заявил: «Когда Женя говорит по телефону, ее можно даже трахнуть, она ничего не заметит».

Шутка народу понравилась, и Хвостову за глаза стали называть «секс-по-телефону». Прозвище никоим образом не соответствовало действительности. Женя отличалась строгим нравом.

Поднявшись на свой этаж, Лизавета увидела трех мужчин в штатском, которые в живописных позах стояли и сидели возле дверей ее кабинета. Один, похожий на мускулистую обезьяну, — его она уже видела на «паперти», — стоял, устало опустив голову и свесив руки. Второй, среднего сложения и ничем не примечательный, разве что губы очень толстые, подпирал стену, сидя на корточках. Третий, маленький блондин с веселыми глазами, устроился удобнее всех — он просто сидел на полу. Блондин и заметил Лизавету первым.

— О, вот и она, точь-в-точь как на экране. Даже лучше!

— Елизавета Алексеевна, мы хотели бы с вами поговорить. Насчет сегодняшнего происшествия и насчет «Тутти-Фрутти».

— Проходите, — Лизавета распахнула дверь, — присаживайтесь.

Она оглядела имеющиеся в комнате сидячие места, собрала раскиданную на диване косметику. Высокий уселся в кресле, двое других выбрали освобожденный Лизаветой диван. Она же села за рабочий стол.

— Я готова.

— Вы хорошо себя чувствуете? — заботливо спросил гориллообразный.

— Вполне.

— Меня зовут Игорь Горный. Со мной мой коллега Дмитрий Сунков. — Он указал глазами на веселого блондина. — Мы из РУБОПа, занимаемся делом о попытке отравления в «Тутти-Фрутти». А Алексей Николаев — из Петроградского РУВД. Он старший оперуполномоченный уголовного розыска, будет заниматься взрывом. Учитывая ситуацию, мы решили объединиться, чтобы не отнимать у вас слишком много времени.

— Не думаю, что понадобится много времени. Я ведь ничего не знаю. — Лизавета пристально рассматривала своих гостей.

Примечательная троица. Три милицейских богатыря. Илья Муромец — как и положено, большой и слегка похожий на медведя, в наши дни таких могучих мужчин чаще сравнивают с заморскими гориллами. Маленький, русоволосый, веселый — типичный Алеша Попович. Такие лица бабам нравятся, как писал классик. Средний — менее заметный, но даже сквозь кожу куртки проступают ощутимые мускулы. Былинный Добрыня Никитич, скорее всего, выглядел посолиднее, но для современного Васнецова и так сойдет.

Все вместе они вполне могли бы попозировать плакатисту, вдруг решившему поднять престиж российских правоохранительных органов в стиле традиционного лубка.

Пока Лизавета рассматривала милиционеров, они изучали ее и все, что их окружало в комнате. Лизавета следила за тем, чтобы комната была свободной от политики, поэтому здесь не нашлось места для предвыборных плакатов. Зато были репродукция Магрита — облачко влетает в запертую комнату, картина Дейнеки — на афише из Русского музея, календарь «Красавицы глазами художников» и географическая карта мира. Ярким пятном у окна горел экран телевизора. И большое зеркало, на котором помадой был начертан вечный вопрос, гораздо более животрепещущий, чем «Кто виноват?» и «Что делать?»: «Ты доволен?»

Гости почему-то не спешили начать разговор.

— Вы хорошо себя чувствуете? — еще раз спросил Горный.

— Да, нормально. Насколько это возможно, — усмехнулась Лизавета.

— Я уже сказал, мы специально пришли вместе, чтобы не мучить вас повторными расспросами. Понимаете?

Лизавета кивнула.

— Только я действительно не вижу, чем могу быть полезна. Я ничего толком не знаю. И не