предвыборной рекламой.

Корреспондент искренне недоумевал, как можно найти политический душок в полбе, бегал к начальникам, а те убежденно доказывали: «Сейчас не время». Они едва ли кривили душой. Лизавета порой даже завидовала их способности видеть и поступать «как надо». Они все или почти все родились со специальными шорами на глазах — когда надо, видели и соломинку, а когда надо, не замечали бревна.

Впрочем, предвыборная страда миновала, рожь на всех политических делянках была сжата, жить журналистам стало полегче. Так что экстренный вызов и присутствие Ярослава в кабинете главного показались Лизавете подозрительными. Последний раз Ярослав трепал их компанию — Лизавету, Савву и Сашу Маневича, — когда разразился скандал со «школой двойников». После того как выяснилось, что журналисты оказались правы даже не на сто, а на двести процентов, Ярослав оставил их в покое. Видимо, считал, что они обзавелись источником в высших политических сферах. Теперь, значит, пошло по- новой.

— Здравствуйте, вы хотели меня видеть? — Лизавета терпеть не могла стандартное «вызывали». Этот глагол пах чиновничьим присутствием и армейской субординацией.

— Присаживайтесь, Елизавета Алексеевна. — Борюсик указал на свободный стул. Главный сидел на своем, председательском месте, в торце широкого и дорогого офисного стола. Справа на приставном столике — компьютер, естественно, «пентиум», хотя вся редакция знала: Борюсик боится техники, как черт ладана и как вампир осинового кола.

«По имени-отчеству обращаются — значит, будет публичная казнь», — подумала Лизавета.

Ярослав сидел сбоку, вальяжно устроившись на стульчике, добротно сработанном фирмой «Раумамебель». Рядом лежал сотовый. В общем, было совершенно ясно, кто здесь на самом деле главный.

— Да, Лизавета, садись, — повторил приглашение Ярослав. Обращение это ничуть не было фамильярным. Они перешли на «ты» год назад, после настойчивых приставаний Ярослава. Он очень убедительно рассказывал, что все «информационщики» всегда общаются на «ты», традиция сия возникла еще во времена царя Гороха, пережила смутные времена царизма и военного коммунизма и не нам ее губить.

— Спасибо. — Лизавета постаралась устроиться на фирменном стульчике как можно удобнее.

— Разговор будет неприятный. — Генеральный продюсер вытащил пачку «Парламента», достал сигарету и закурил. Сигареты эти были самые обыкновенные и отличались от других только ценой.

— Отчего же неприятный?

— Зачем тебе нужен репортаж о страховой медицине? — спросил Ярослав. Главный редактор кивнул, подтверждая вопрос.

«Ах, вот откуда ветер дует!» — Лизавете все стало ясно-понятно. Их генеральный продюсер еще в стародавние времена питал особую слабость к медицине. То ли по причине не слишком крепкого здоровья, то ли потому, что в ту эпоху сия тематика считалась благодатной и безопасной. А может, это дело ему поручили вышестоящие начальники. На студии уже лет пятнадцать ходили слухи, что Ярослав или при погонах, или только что их снял. Только откуда он узнал, что у Лизаветы запланировано продолжение?

— Это важная тема… — расплывчато сказала она.

Страховой медициной, точнее, Фондом обязательного медицинского страхования Лизавета начала заниматься полгода назад. Через день после того, как первый сюжет вышел в эфир, ей позвонили из газеты «Финансовый Петербург».

«Вы на телевидении первая, кто затронул эту тему. — Девушка на том конце провода явно нервничала. — Вы знаете, что у нашей газеты два иска от этого Фонда?»

«Нет», — осторожно ответила Лизавета.

«Понимаете, там творятся жуткие злоупотребления. Наш городской закон об обязательном медицинском страховании противоречит общероссийскому. Вы затронули только один аспект проблемы. Там крутятся колоссальные деньги!»

Лизаветин репортаж, вышедший в эфир два дня назад, был снят по материалам проверки Счетной палаты Законодательного собрания. Ревизоры обнаружили, что на деньги, выплаченные предприятиями и бюджетом, Фонд построил шикарный офис, обставил его дорогостоящей мебелью. Кроме того, функционеры обзавелись компьютерами и дорогими автомобилями, активно пользовались сотовыми телефонами и прочими благами высокой технологии. При этом катастрофически не хватало денег на операции, медикаменты и прочее. Больницы бедствуют, а чиновники процветают. Лизаветин репортаж был именно об этом.

«Мы уже полгода занимаемся Фондом. Тут возник конфликт интересов», — прерывисто говорила девушка из «Финансового Петербурга».

«Конфликт интересов» — понятие коммерческое. Есть все основания быть осторожной. После этого звонка Зориной показалось, что она разворошила змеиное гнездо. Хотя, когда Лизавета принималась за страховой репортаж, картина выглядела простой и ясной, как сама правда. Злые чинуши против несчастных больных. Все получилось, как теперь принято говорить, сложнее.

Как только Ярослав помянул Фонд обязательного медицинского страхования, Лизавета успокоилась. Материалов о злоупотреблениях было больше, чем достаточно. В эфир попало меньше половины. Причем каждое прошедшее в репортаже слово было подкреплено документами Счетной палаты.

Ярослав повторил вопрос, немного изменив его:

— Объясни, зачем тебе эти медицинские разборки?

Лизавета решила, что ничего не потеряет, если прочитает начальникам небольшую лекцию.

— Как вам должно быть известно, наше здравоохранение находится в критическом состоянии. Социалистическая бесплатная медицина умерла. Ее должна была заменить медицина страховая. Но к денежному делу присосались пиявки, тратившие перечисляемые средства, — Лизавета кашлянула, — скажем так, нерационально.

На Ярослава политинформация не подействовала. За четверть века на студии он выслушал миллион лекций. И за советскую власть и против нее.

— Послушай, там ситуация по-настоящему сложная. Я не думаю, что нам стоит вмешиваться.

— А мы и не вмешиваемся. Мы только отражаем происходящее. Счетная палата…

— Не приплетай Счетную палату! У нее своя задача. И здравоохранение тут ни при чем! Только сейчас назначен новый председатель комитета. Начинаются преобразования. Их работе не стоит мешать. — Ярослав тонко улыбнулся. Борюсик в очередной раз многозначительно кивнул. Лизавета тоже улыбнулась в ответ:

— А мы и не мешаем. Мы хотим помочь.

— Вот помогать как раз и не следует. И вообще, неужели вам не о чем снимать сюжеты? — Это был вопрос «ниже пояса». Ярослав давал понять, что дальнейшие споры бессмысленны.

— Тем много, но здравоохранение одна из самых…

— Тогда пока и снимай другие самые!

— Вот, например, сегодня. — Борюсик поддержал генерального продюсера. — Ты что-то там снимала про терроризм. Тоже важная тема…

Лизавета чуть не застонала от ужаса и отчаяния. Человек работает начальником информации. Она стажировалась в США, Дании, Германии, Великобритании, наконец. Общалась с разноязыкими главными редакторами газет и шеф-редакторами телестудий. Попадались всякие. Педанты, политиканы, пьяницы. Но ни один не мог позволить себе роскошь заявить в конце дня: «Тут у нас что-то про терроризм», — когда речь шла о новости номер один.

Что же у них происходит, в конце-то концов?

С утра Лана Верейская мучается, как бы сюжетом о ядовитом хлебе не вызвать в городе панику, и выдергивает из постели Лизавету, у которой выходной. Лизавета пускается во все тяжкие, разыгрывает специально для полковников круглую дурочку, лишь бы заполучить плохонький, но оригинальный синхрон, копается полдня в архивах, почти опаздывает на свидание, а глубокоуважаемое начальство мямлит «что-то там про терроризм».

Иногда Лизавете казалось, что подведомственную ему программу Борюсик вообще не смотрит. А за сюжетами следит исключительно «по звонкам». Будь то звонки из соседнего корпуса, от руководства