Они миновали ответвление к круглой площадке с фонтаном, немного другим, чем в земной секции.

— Кто здесь живет? — спросил Тревельян.

— Похарас, все четверо. В следующем отсеке — ни, а в третьем и последнем — слуги.

— Где же твое жилище?

— В отсеке между похарас и ни.

— Значит, ты не тот и не другой?

— Правильное заключение. Я, Ивар, ветвь того же древа, но растущая у самых корней. Мой статус ниже, чем у Пятого Вечернего. — Иутин смолк, затем, искоса взглянув на Тревельяна, спросил: — Ты все еще хочешь посетить мое жилище?

— Я воспитан в демократических традициях. И я подозреваю, что ты тут единственный, с кем стоит водить компанию.

Свернув в небольшой коридор, что ответвлялся от галереи, и миновав дверь первого лунного цвета, они очутились в таком же просторном зале, как в тревельяновых апартаментах. Планировка была стандартной: за арками угадывались спальня, рабочая комната и ванная. Но мебели, если не считать низкого стола и пары подушек при нем, не оказалось вовсе; пол был устлан циновками, и пустоватое помещение напоминало теннисный корт. Или музейную залу, решил Тревельян, оглядывая стены. Тут, меж дверец немногочисленных шкафов, висело оружие: кривые мечи из кости на длинных рукоятях, дротики и пики с каменными наконечниками, внушительного вида дубинки, кремневые молоты с хищно изогнутым клювом, топоры и бумеранги. Коллекция выглядела внушительно — пожалуй, этими смертоносными штуками можно было вооружить целое племя.

— Изделия туземцев? — полюбопытствовал Тревельян, опускаясь на жесткую подушку.

— В основном тазинто. Терре не охотятся, и у них есть только дротики для защиты от хищных зверей. Вот такие. — Иутин снял со стены копье длиною метра полтора, с обсидиановым лезвием размером с ладонь.

— Камень отлично обработан.

— В этом они мастера, как и в метании таких снарядов — попадают в цель со ста шагов. Но они безобидные существа, если их не трогать. Собиратели-вегетарианцы — питаются плодами, корнями и корой. Тазинто, те совсем другие.

Тревельян кивнул:

— Больше похожие на нас, землян. Бьют дичь, едят мясо и дерутся с терре и друг с другом... Я уже ознакомился с наблюдениями антрополога и биолога. Мне показалось, что Первый Лезвие и Второй Курс не благоволят тазинто. Собственно, рекомендуют их уничтожить и прогрессировать терре.

— То говорит инстинктивное отвращение к существам, поедающим живых тварей, — задумчиво промолвил Иутин. — К тому же они оба — ни, и клан их воевал с Землей. Похарас более терпимы. Религия смягчает нравы.

— Смотря какая, — возразил Тревельян, рассматривая коллекцию туземного оружия. — В нашей истории было множество религиозных войн, отличавшихся изощренной жестокостью.

— Я знаю об этом, Ивар. Но Йездан непохож на ваших воинственных богов. Он говорил: способность дивиться чуду жизни — вот что питает корень человеческой души.

— Но разве не сказано им: клинок существует, чтобы поддерживать в мире справедливость?

— Сказано. Но справедливость не есть зло, и чтобы ее добиться, все средства хороши.

В Книге Начала и Конца было не меньше противоречий, чем в Библии или Коране, но Тревельян решил не спорить. Вера инопланетян, особенно похожих на людей обличьем, могла отличаться от земных религий в худшую или лучшую сторону, но без двойных стандартов в ней не обходилось. То, что свершает истинный праведник — хорошо, а то, что делает грешник — плохо. Кто праведник, кто грешник, решало оружие, после чего одержавшие верх жгли на кострах проигравших и вспарывали животы их женщинам.

— Ты третий генетик и изучаешь мутации терре и тазинто, — сказал Тревельян, меняя направление беседы. — Это важнейшая тема исследований и, к тому же, весьма ответственная и трудоемкая. Могу я узнать, чем занимаются первый и второй генетики?

— Второй — тем же самым. Считается, что я работаю по указаниям Ифты Кии.

— Только считается? Иутин усмехнулся.

— Она молодая женщина из хорошего рода, близкого к императорской семье. Она красива и богата, но не очень умна. Чтобы преуспеть в своей профессии, ей нужен влиятельный покровитель. И если такой нашелся, и если он не глуп, то что он сделает? — Его темные глаза, столь необычные для кни'лина, сверкнули и сразу погасли. — Он отыщет генетика с опытом и неплохими мозгами, но не богатого и уж во всяком случае не знатного — из тех людей, которых лишь терпят среди достойных. Для него участие в престижной экспедиции — дар Йездана, и он на все готов, даже нюхать прах своего погребального кувшина... Стать третьим генетиком при втором и поделиться результатами и славой? Почему бы и нет!

— Ясно, — промолвил Тревельян. — Ну, а Третья Глубина, ваш ведущий генетик? Что скажешь о ее исследованиях?

— В них меня не посвящали. Думаю, об этом знают только достойные Джеб Ро и Первый Лезвие.

— А Зенд Уна? Кажется, он тоже принадлежит к руководству вашей экспедиции?

Всколыхнулись золотые перья — совсем человеческим жестом Иутин пожал плечами.

— Не думаю, что Третья Глубина обсуждает с ним свою работу. Согласись, генетика и лингвистика слишком разные области. Это одно, а другое... — Он помедлил, затем придвинулся к Тревельяну на расстояние метра и тихо произнес: — Она его ненавидит, Ивар... она, — его, а он — ее...

— Есть причина для этого?

— Они оба с Тизаны. Все остальные с Йездана или с Кхайры, как я... почти все... Второй Курс, кажется, с Toy... а Зенд Уна и Третья Глубина — с Тизаны.

— Это, как мне помнится, одна из ваших новых колоний, — заметил Тревельян, не желая задавать прямого вопроса.

— Да. И один из немногих миров, где ни и похарас примерно поровну, так что чья это колония, пока не решено. На нее претендуют оба клана, и конфликт из-за этого длится уже столетие. В метрополии и на других мирах он незаметен, но на самой Тизане ночной зверь давно уже грызет дневного.

То была идиома, обозначавшая вражду; в вольном переводе — драка псов, черного и белого. Кажется, третий генетик пустился откровенничать, подумал Тревельян и решил, что это достойно похвалы. Во всяком случае, дружеского поощрения.

Он расстегнул камзол с вышитыми орденами, добрался до внутреннего кармана, вытащил плоскую фляжку с коньяком и предложил:

— Скрепим знакомство по нашему обычаю, Иутин: выпьем каждый свое, но непременно соединив токары. Дай мне пустой сосуд, а себе возьми тинтахское... Его, надеюсь, ты пьешь?

Иутин кивнул и потянулся к нише пищевого автомата. Золотистый коньяк и вино с Тинтаха были почти одной цветовой гаммы и схожи запахом — казалось, что в белых фарфоровых чашах один напиток. Они чокнулись, вытянув руки на всю длину, и выпили за братство гуманоидов, мир среди звезд и нарождавшуюся дружбу. Потом Тревельян сказал:

— Найя Акра делала так. — Он повторил ее жест, собрав в горсть нечто невидимое и как бы отбросив от стола. — Это что-то значит, Иутин?

— Ритуал верующих в божественность Йездана. Так очищают пищу и питье.

— Но другие похарас обошлись без этого.

— Найя Акра очистила трапезу для всех. Она жрица йездан'таби.

— Вот как? Психолог — жрица?

— Чтобы вести паству к богу, надо быть хорошим психологом. Разве у вас иначе?

Тревельян оставил вопрос без ответа. В Земной Федерации верующие обходились без священников