его существовании. Так что давайте поищем его, а заодно немного приберемся здесь, а то у вас действительно стало не совсем уютно…

— Это вы называете не совсем уютно? — проговорила Ирина, поднимая тяжелый щит и пристраивая его на специальный крюк, вбитый в стену. — По-моему, для этой картины больше всего подошло бы название «дурдом после землетрясения»., а это случайно не тот посох?

С этими словами она подала профессору резную палку, украшенную пучком перьев и связкой огромных когтей какого-то хищного животного.

— Что вы, — Сергей Леонидович уставился на палку. — Это не посох, а церемониальный жезл жреца племени моей, применяющийся во время ежегодного обряда призывания дождя!

— Ну надо же! — усмехнулась Жанна. — А с виду — палка и палка, такой только ковер выбивать!

— Боюсь, если бы вы стали выбивать этим жезлом ковер на глазах у племени моей, вам пришлось бы принять участие в обряде призывания дождя не в самой приятной роли…

— В роли почетного зрителя, я надеюсь? надменно осведомилась Жанна.

— Нет, в роли жертвенного животного. Его в этот торжественный день готовят по специальному рецепту, под соусом из четырнадцати трав…

— Ужас какой! — Жанна попятилась и споткнулась, налетев на вырезанное из черного дерева изображение бегемота.

— Ненавижу все эти травы! — проговорила она, потирая ушибленную бегемотом ногу. — Меня еще в детстве перекормили ими мои многочисленные армянские родственники.., в доме вечно пахло базиликом, мелиссой, кинзой и прочей ароматной зеленью…

— Ты хочешь сказать, что быть приготовленной по какому-нибудь другому рецепту ты не возражала бы? — осведомилась Ирина.

— Я хочу сказать, что мне пора бежать на работу! Меня уже дожидается важный клиент, а в отличие от вас, девочки, я не богема, мне, чтобы существовать, нужно работать каждый день…

— Значит, ты тоже считаешь, что писать книги — это не работа? — звенящим от обиды голосом прервала ее Ирина. — Вот уж не думала, что услышу это от тебя! Подруга называется!

Я, между прочим, тоже работаю каждый день, и даже без выходных! Глаза уже испортила компьютером!

— Девочки, девочки, не ссорьтесь! — бросилась Катя между подругами, как миротворческий контингент ООН.

И ей, как любому миротворцу, досталось с обеих сторон. Жанна кричала, что уж она-то, Катя, действительно вечно бездельничает, Ирине — что ее позиция всепрощения приводит к тому, что все садятся ей на шею… Только после вмешательства Сергея Леонидовича подруги устыдились, и в квартире наступило перемирие.

Жанна отправилась в свою нотариальную контору, а Катя с Ириной и профессором продолжили наводить в квартире порядок, заодно пытаясь отыскать злополучный посох.

С первой задачей они более или менее справились, и через два часа в квартире был если и не полный 'порядок, то его подобие, но отыскать посох им так и не удалось. Все, хоть сколько-нибудь на него похожее, тут же тащили для опознания Сергею Леонидовичу, и профессор снова и снова отрицательно качал головой.

— Катька, не иначе ты его выкинула! — заявила Ирина, когда закончились все африканские сувениры.

— Да ты что! — вскипела Катерина. — Чтобы я выкинула хоть что-нибудь, принадлежащее Валику? Никогда!

Катя снова вспомнила о своем похищенном муже, и на глазах у нее выступили слезы.

— Наверное, этот посох украли те, кто перерыл квартиру! — проговорила она упавшим голосом.

— Для этого они должны были знать, что это за посох, — напомнил ей Сергей Леонидович. А этого не знает никто, кроме меня и вашего мужа…

— Может быть, они его пытали и он под пыткой рассказал им про посох? — в ужасе предположила Катерина, и тут же возразила сама себе:

— Нет, он ни за что не выдал бы им эту тайну… Валик — он такой мужественный, такой героический…

Вдруг она вскочила и заявила не терпящим возражений голосом:

— В жизни каждой женщины когда-то наступает момент, когда она должна взять судьбу в свои собственные руки! Момент, когда она должна сама отстоять собственное счастье! Я не могу сидеть сложа руки! Я должна быть достойна своего героического мужа!

— Что ты собираешься делать? — осторожно поинтересовалась Ирина.

— Я пойду в офис этой фирмы.., как она называется.., ах да, «Аргамак»!

— Но мы там уже были сегодня…

— Ну, вы — это одно, а я — совершенно другое…

— Что ты хочешь сказать? — Ирина явно обиделась.

— Да нет, ничего такого.., просто я гораздо больше заинтересована в результате, меня он непосредственно касается.., кроме того, когда вы там были, вы ведь еще многого не знали — ни про то, что Валик похищен, ни про посох… вдруг я найду там что-то важное, что-то связанное с его похищением.., ведь фотографию мне передал человек из этой фирмы, значит, они причастны к похищению…

— Кстати, о фотографии… — задумчиво проговорил Сергей Леонидович, — мне кажется…

Однако подруги были так взбудоражены своим разговором, что не обратили на него внимания.

— Катя! — взывала Ирина к здравому смыслу подруги. — Посмотри на себя в зеркало! Ты, с твоими разноцветными волосами, будешь слишком заметна…

— Если надо, я побреюсь наголо! Чтобы спасти Валика, я готова на все! Если нужно сделаться незаметной, я не только побреюсь! Я готова раздеться догола, чтобы меня не узнали!

— Ну, уж тогда тебя точно узнают!

— Это почему же, интересно?

— По фигуре!

Наконец, Катя признала, что брить голову и раздеваться — действительно не самый удачный способ изменить свою внешность, и согласилась ограничиться темным тренировочным костюмом и трикотажной шапочкой Валентина Петровича, под которую она убрала свои разноцветные волосы. Надо сказать, что даже в этом «маскировочном костюме» она выглядела более чем заметно. С другой стороны, Ирина дала ей понять, что одну все равно не отпустит и вдвоем им будет не так страшно проникать на территорию противника. Короче говоря, через полчаса подруги были готовы выступить в поход. Профессор Померанцев, о котором они совершенно забыли, только качал головой, отчаявшись отговорить их от этого рискованного мероприятия.

За дверью квартиры гражданки Юрченко, проживающей на улице Счетовода Косточкина, царила могильная тишина. Капитан Матросова решительно нажала кнопку звонка, но никто не отозвался. Дом был так себе, средней паршивости, весьма потрепанный, с обвалившейся штукатуркой. Про подъезд несведущий человек мог бы сказать, что он когда-то знавал лучшие дни, но Александра наметанным взглядом сразу же определила, что этого не было.

Никогда не лежала на этих ступеньках малиновая ковровая дорожка, не стояли на подоконниках горшки с цветами и не сидела в будочке строгая консьержка. В лифте отродясь не было зеркала, и сам лифт всегда двигался с ужасающим ревматическим скрипом, постанывая изредка, как живой, так что особо чувствительным людям хотелось соскочить на длинном перегоне и подтолкнуть лифт, как хороший хозяин помогает лошади, везущей в гору тяжелый воз.

Дом был не очень старый, лет тридцати. Для домов это не возраст, у японцев вон, говорят, и по семьсот лет дома стоят. Но при надлежащем уходе.

В этом же случае въехали в дом развеселые очередники, радостно принялись таскать неподъемную мебель, тут же сломали лифт и ободрали стены острыми углами. На следующий день они захламили балконы разной дрянью, которую бог знает зачем притащили с собой из старых коммуналок, закупорили