— Нет, Голан, не совсем. Общество творит собственную историю и склонно отбрасывать начало, либо забывая о нем, либо придумывая героев-освободителей. Имперское правительство делало попытки подавить знание о доимперском прошлом, чтобы усилить мистическую веру вечного правления.

Тогда тоже не было записей о временах до гиперпространственных путешествиях, и вы знаете, что большинству людей не известен сам факт существования Земли.

Тревиз парировал:

— Нельзя идти в двух направлениях, Янов. Если Галактика забыла о роботах, почему о них помнит Гея?

Блис рассмеялась.

— Мы — другие!

— Да? — спросил Тревиз. — В каком смысле?

— Блис, позвольте мне объяснить, — вмешался Дом. — Мы отличаемся от людей остальной Галактики. Из групп, бежавших от господства роботов, только мы в конечном счете достигли Геи, идя по следу тех, кто дошел до Сейшел, и мы были единственными, кто научился раньше роботов искусству телепатии. Это и в самом деле искусство, знаете ли. Телепатия присуща человеческому мозгу, но развить эти способности можно только очень деликатным и сложным способом.

Лишь через много поколений достигается потенциал, но как только он появился, дальше дело идет само собой. Мы занимались этим двадцать тысяч лет, и чувство Геи есть тот полный потенциал, который даже теперь не достигнут. Уже давно наше развитие дало нам понятие о групповом сознании — сначала только для людей, затем — животных, потом растений и, наконец, несколько столетий назад — для неодушевленной материи самой планеты.

Вот поэтому мы и не забыли роботов. Мы рассматривали их не как нянек, а как учителей. Мы чувствовали, что они открыли наш мозг чему-то, и мы не хотим, чтобы он закрылся. Мы с благодарностью вспоминаем роботов.

Тревиз сказал:

— Когда-то вы были детьми роботов, а теперь вы дети группового сознания. Разве вы не утратили человеческих свойств теперь, как утратили тогда?

— Это совсем другое, Трев. Теперь мы сделали это по собственному выбору. Нас никто не вынуждал извне, это внутренняя потребность. И это мы никогда не забудем. И еще одно отличие: мы — единственные в Галактике. Нет больше мира, похожего на Гею.

— Как вы можете быть в этом уверены?

— Мы бы знали, Трев, мы бы определили такое же, как у нас, мировое сознание, хоть на другом конце Галактики. Мы можем определить зарождение такого сознания в вашем Втором Основании, например, около двух столетий назад.

— Во времена Мула?

— Да. Одного из нас. — Дом помрачнел. — Мул был отщепенцем и ушел от нас. Мы были слишком наивны и думали, что это невозможно, и поэтому своевременно не остановили его. Затем, когда мы обратили внимание на Внешние Миры, мы узнали о том, что вы называете Вторым Основанием, и оставили это дело на них.

Тревиз несколько секунд тупо смотрел для Дома, а потом пробормотал еле слышно:

— Исторические книги терпят крах! — он покачал головой и добавил уже громче. — Гея поступила так из трусости? Он же был на вашей ответственности.

— Вы правы, но когда мы в конце концов обратили свои взгляды к Галактике, то увидели, что до сих пор были слепы, что трагедия Мула оказалась спасительной для нашей жизни. Мы поняли, что опасный кризис когда-нибудь придет и к нам. И все благодаря инциденту с Мулом. К счастью, мы успели принять меры.

— Какой кризис?

— Тот, что грозит нам уничтожением.

— Не могу этому поверить! Вы устояли перед Империей, перед Мулом, перед Сейшел-Союзом. Ваше групповое сознание может захватить корабль в космосе на расстоянии миллионов километров от планеты. Чего вам бояться? Взгляните на Блис — она даже не встревожена. Она не считает, что кризис наступил.

Блис положила красивую ногу на ручку кресла и повертела ступней перед Тревизом.

— Конечно, я не беспокоюсь, Трев. Вы справитесь с ним.

— Я?! — еле выдавил Тревиз.

Дом подтвердил:

— Гея привела вас сюда, по крайней мере, сотней мелких ухищрений. Именно вы должны встретиться с кризисом лицом к лицу.

Тревиз уставился на старика. Постепенно ошеломление сменилось яростью.

— Я? А почему я? Я-то тут при чем?

— Тем не менее, Трев, — сказал Дом с почти гипнотическим спокойствием, — вы. Только вы. Во всем космосе только вы.

Стор Джиндибел подходил к Гее с той же осторожностью, что и Тревиз, и теперь ее звезда была ярким диском, смотреть на который можно было только через мощные фильтры. Джиндибел задумался.

Сара Нови сидела в стороне и время от времени робко поглядывала на него.

— Мастер! — тихо позвала она.

— В чем дело, Нови? — растерянно спросил он.

— Вы несчастливы?

Он пытливо взглянул на нее.

— Нет, просто задумался. Пытаюсь решить, то ли идти быстрее, то ли подождать. Могу я быть храбрым, Нови?

— Я думаю, вы храбрый человек, всегда, Мастер.

— Иногда быть храбрым глупо.

Нови улыбнулась.

— Как может ученый Мастер быть глупым? Это солнце или нет, Мастер?

Она указала на экран. Джиндибел молча кивнул. После нерешительной паузы Нови продолжала:

— То самое солнце, что светит на Транторе? Солнце хэмиш?

— Нет, Нови. Это совсем другое солнце. Солнц очень много, миллиарды.

— А! Я ведь знала это, только не могла поверить. Как это получается, Мастер, что человек что-то знает, но не верит?

Джиндибел слегка улыбнулся.

— В твоей голове, Нови... — начал он и машинально сам оказался в ее мозгу. Как всегда в таких случаях, он мягко прикоснулся к ментальным усикам, чтобы она была спокойна и не встревожилась, и снова вышел бы, как всегда, если бы что-то не потянуло его обратно.

То, что он ощутил, может быть описано только ментальными выражениями, но, говоря метафорически, мозг Нови светился. Свечение было чрезвычайно слабым.

Это могло быть только от присутствия ментального поля, наложенного изнутри — ментального поля такой интенсивности, что тончайшие приемные функции хорошо тренированного мозга Джиндибела едва могли определить его, несмотря на исключительную гладкость ментальной структуры.

— Нови, как ты себя чувствуешь? — резко спросил он.

Нови широко распахнула глаза.

— Хорошо, Мастер.

— Голова не кружится? Закрой глаза и сиди абсолютно спокойно, пока я не скажу «хватит».