И все-таки...

Когда подошли стражники, голова его шла кругом.

— Пойдемте с нами, советник, — сказал старший с равнодушной серьезностью (знаки различия указывали, что он лейтенант).

У военного был небольшой шрам на правой щеке. Выглядел он усталым, словно работал очень долго и безрезультатно — таким и должен быть солдат, когда народ уже больше ста лет живет в мире.

Тревиз не шевельнулся.

— Ваше имя, лейтенант.

— Лейтенант Ивандер Сапилор, сэр.

— Вы понимаете, что нарушаете закон, лейтенант Сапилор? Вы не можете арестовать советника.

— У нас прямой приказ, сэр.

— Неважно. Вам не могут приказать арестовать советника. Вы должны понимать, что в результате попадете под трибунал.

— Но вы не арестованы, советник.

— Выходит, я могу отказаться, так?

— Нам приказано проводить вас до дома.

— Я знаю дорогу.

— И защищать вас по дороге.

— От чего? От кого?

— От толпы, которая может собраться.

— Посреди ночи?

— Поэтому-то мы и ждали полуночи, сэр. А теперь, сэр, ради вашей безопасности мы просим вас следовать за нами. Ставлю вас в известность — не для угрозы, а для информации — что нам приказано применить силу, если понадобится.

Тревиз помнил о нейрохлыстах, и неторопливо, сохраняя достоинство поднялся.

— Ну что ж, пошли к моему дому. А вдруг я обнаружу, что вы ведете меня в тюрьму?

— Нам не приказывали лгать вам, сэр! — гордо возразил лейтенант.

Тревиз начал понимать, что перед ним профессионал, который требует исполнения прямого приказа. Если бы он лгал, выражение лица выдало бы его.

— Прошу простить меня, лейтенант, — сказал Тревиз. — Я не хотел сказать, что сомневаюсь в ваших словах.

Снаружи их ожидал наземный кар. Улица была пустынна, не было ни одного человека, не то что толпы — но лейтенант был искренен. Он не говорил, что снаружи толпа, он упомянул о толпе, которая может собраться. Только «может».

Лейтенант позаботился, чтобы Тревиз находился между ним и машиной, так что советник не мог отступить или убежать. Лейтенант вошел в салон следом за Тревизом и сел на заднее сиденье рядом с ним.

Кар двинулся.

Тревиз поинтересовался:

— Дома, я, вероятно, смогу заниматься своими делами и смогу тут же уйти, если захочу?

— У нас нет приказа мешать вам, советник, но нам предписано защищать вас.

— Что это означает?

— Мне приказано сказать вам, сэр, что, прибыв домой, вы не сможете уйти. Улицы небезопасны для вас, а я отвечаю за вас.

— Вы хотите сказать, что я нахожусь под домашним арестом?

— Я не юрист, советник. Я не знаю, что это означает.

Он смотрел прямо перед собой, но его локоть касался бока Тревиза. Тот не мог шевельнуться так, чтобы лейтенант не почувствовал этого.

Кар остановился у домика Тревиза в предместье Фликснера. Фловел устала от беспорядочной жизни, к какой принуждало Тревиза членство в Совете — так что он надеялся, что его никто не ждет.

— Теперь я могу идти? — спросил он.

— Я войду первым, советник. Мы проводим вас в дом.

— Для моей безопасности?

— Да, сэр.

За входной дверью оказались еще двое часовых. Ночь была светлая, но в окнах были матовые стекла, и снаружи ничего нельзя было разглядеть.

Тревиз было возмутился этим вторжением, но затем махнул рукой. Если даже в самом зале Совета он не нашел защиты, значит рассчитывать не на что.

— Сколько же вас тут у меня? Целый полк?

— Нет, советник, — сказал твердый голос. — Кроме тех. кого вы видите, есть только еще одна особа. И я жду вас достаточно долго. — В дверях гостиной стояла Харла Бранно, мэр Терминуса. — Вам не кажется что нам пора поговорить?

— Все это пустая болтовня...

Но Бранно перебила его низким властным голосом:

— Спокойно, советник. А вы, четверо, можете идти. Идите! Здесь все будет в порядке.

Четверо стражников откозыряли и повернулись на каблуках. Тревиз и Бранно остались одни.

МЭР Бранно ожидала уже около часа, устало размышляя. Строго говоря, они преступно вломились сюда. Более того, они совершенно неконституционно попирали права советника. По букве закона двухсотлетней давности — времен Индбура и Мула — она была виновной.

Именно в этот день, в эти двадцать четыре часа она не имела права на ошибку.

Бранно нервничала.

Первые два столетия считались золотым веком Основания, героической эрой — по крайней мере, в ретроспективе. Сальвор Хардин и Хобер Мэллоу были великими героями, обожествленными до такой степени, что соперничали с самим несравненным Хари Селдоном. Эти три человека составляли треножник, на котором покоилась вся легенда (и даже история) Основания.

В те времена Основание было ничтожным мирком с хилой властью над четырьмя королевствами и туманным представлением о протяженности, над которой план Селдона простер защищающую руку, оберегая от остатков мощной Галактической Империи.

И чем больше росла сила Основания как политической и коммерческой организации, тем менее значительными выглядели его правители и воины. Латан Девере был почти забыт. Если о нем и вспоминали, то лишь в связи с его трагической гибелью на рудниках, а не его успешную борьбу с Бель Риозом, успешную, но бесполезную.

Что же касается самого Бель Риоза, благороднейшего из противников Основания, то он тоже был забыт, заслоненный Мулом, который оказался единственным из врагов, сумевшим подорвать план Селдона, покорившим Основание и правившим им. Он был единственным великим врагом — и, собственно говоря, последним из Великих.

Мало кто помнил, что Мул был побежден, в сущности, одной особой — женщиной по имени Бейта Дарелл, и что она одержала свою победу без чьей-либо помощи и поддержки. Также было почти забыто и то, что ее сын и внучка, Торан и Аркадия Дарелл, погубили Второе Основание, оставив Основание — Первое Основание — главным и единственным.

В более поздние времена героических фигур уже не было. Герои усохли до размера обычных смертных. Даже Аркадия, составившая биографию своей бабушки, придала ее образу скорее романтические черты.

Позже не стало ни героев, ни романтических фигур. Калганская война, ставшая последним актом насилия в истории Основания, по существу, была небольшим конфликтом. Почти два столетия длился мир. Сто двадцать лет, на протяжении которых самым значительным происшествием становилась поломка корабля.

Это был добрый мир — чего Бранно не отрицала — выгодный мир.