проповедуем. Мы просто привозим товары, и все.

Даймё сцепил изящные пальцы с отполированными ногтями.

— Видите ли, адмирал, — он помолчал, — страну можно завоевать двумя путями. Можно прийти туда с огнем и мечом, — как португальцы в Гоа, как испанцы в Новый Свет. Нам просто повезло, — его светлость пожал плечами, — мы далеко, да и японцы все же, как это сказать, — сложные люди, они мечу плохо покоряются. А есть еще второй путь. Мне рассказывали, что англичане начали торговать с Индией?

— Да, — ответил Виллем, — я и сам вожу туда корабли, для лондонских купцов.

— Ну, так скоро Индия будет ваша, — легко заметил даймё. «Помянете мое слово»

— А Япония? — внезапно спросил Уильям.

— А Япония, — даймё поднял простой, черный, грубовато сделанный чайник и полюбовался им. «Двести лет в семье и только лучше становится, — пробормотал его светлость. «Япония никогда никому не подчинится, — заключил он и улыбнулся: «Вот и Масато-сан, познакомьтесь».

Отец Франсуа поглядел в темные, наполненные слезами глаза девочки, и погладил ее по голове.

— Милая моя, — вздохнул он, — это, конечно, очень хорошо, что не хочешь, — он замялся, — переезжать туда, — священник кивнул в сторону женских покоев. «Но, во-первых, я не могу тебя постричь, просто не имею права, и отец Джованни не может. Да такие молоденькие и не принимают обеты, это ведь тяжело».

— Вы не понимаете, — Марико-сан расплакалась, — если я не пойду к даймё, он казнит моего отца. Папа ведь самурай, а его светлость — наш господин, папа должен делать все, что велит Масамунэ-сан. Я поэтому и сказала, что пойду, когда папа меня спросил — чтобы его уберечь.

— А если твой отец скажет, что не хочет тебя отдавать? — осторожно спросил отец Франсуа.

— Тогда даймё его казнит, ну, не казнит, а прикажет покончить с собой, и папа это сделает, — Марико вытерла лицо рукавом кимоно. «Тогда мы останемся сиротами, даймё меня заберет силой, мой брат будет обязан за меня отомстить, и его тоже казнят. А матушку со Стефаном выбросят из замка, и они станут побираться по дорогам. И все из-за меня, — она закусила губу.

Отец Франсуа тяжело вздохнул и заметил: «Ну, тогда, даже если ты будешь монахиней, то даймё вряд ли это остановит».

— Остановит! — горячо сказала Марико-сан. «Тут ведь тоже есть монахини, его светлость дает деньги сестрам, он никогда не станет меня трогать, если я скажу, что посвящена Иисусу».

Священник посмотрел в окно. В маленьком садике у крепостной стены Тео-сан мыла ребенка в медном тазу. Мальчик смеялся и расплескивал вокруг воду.

— И потом, — тихо добавила Марико-сан, — меня никто не любит. А с Иисусом я всегда буду спокойна.

— Это ты так думаешь, — рассмеялся отец Франсуа. «А что не любят тебя, — так это ерунда, тебя родители любят, брат, и ты еще встретишь человека, которому будешь дороже всего на свете, и он тебе тоже». Он задумался и, наконец, сказал: «Давай я с твоим отцом после обедни поговорю, хорошо?»

— Я все равно не пойду к нему, — вдруг, зло, подняв голову проговорила Марико-сан. «Лучше я в озеро брошусь, тогда он хоть папу трогать не будет».

— Ну, это ты оставь, — отец Франсуа потрепал ее по голове, — грех такое говорить. Придумаем что- нибудь. Иди вон, матушке помоги брата одеть, да и возвращайтесь, пора уже службу начинать.

Масато-сан обернулся и, смешливо посмотрев на адмирала, заметил: «В общем, я на вас не в обиде. Если бы не вы, я, может, до сих пор бы в Эдо по карманам шарил. А так, видите, — он обвел рукой двор замка, — я тут уважаемый человек, семья у меня, все хорошо».

— А ты беги, — адмирал подтолкнул Уильяма, — там дочка Масато-сан, жена его, сын младший — познакомься. Скажи, что сейчас придем.

Масато-сан проводил глазами ребенка и тихо сказал: «В полночь будьте готовы тогда.

Сколько у вас шлюпок, шесть?

— Да, как обычно. Все поместится. А как вы… — начал адмирал.

— Телеги будут на берегу, — коротко ответил Масато. «Дальше уже моя забота».

— Рискуете, — коротко проговорил Виллем.

— На то я и Оборотень, — Масато-сан рассмеялся. «Я в этой маске потом немало тут по горам походил, когда мы провинцию завоевывали. Монах и монах, не все же такие зоркие, как вы.

Она у меня до сих пор лежит».

— А кто вам про меня сообщил тогда? — поинтересовался адмирал. «Ну, о том, что у меня золото есть».

— Сузуми-сан, — коротко ответил мужчина. Виллем смерил его взглядом с головы до ног и усмехнулся: «Вот оно как. И где же она сейчас?».

— Я ее выкупил и сюда увез, — коротко ответил Масато-сан. «Умерла, два года назад». Он перекрестился и сказал: «Пойдемте, неудобно заставлять святого отца ждать. А потом вы с нами обедаете, даже и не думайте в городе, есть, моя жена отлично готовит, и дочка тоже.

Моя жена, кстати…, - Масато не закончил и чему-то усмехнулся.

— Что? — заинтересовался Виллем.

— Да ничего, — ответил мужчина. «Сейчас и познакомитесь».

Адмирал подозрительно посмотрел на легкую, красивую улыбку, — в голубых глазах Масато играли золотистые, смешливые искорки.

Виллем вдруг протянул ему руку и сказал: «Спасибо»

— Ну что вы, — пожал плечами Масато-сан, — вы же гости. Жалко, что отец Джованни в горах, однако он завтра уже вернется. Воспитанник его, Хосе, — тот в городе, он врач, людей там лечит, тоже сейчас, к обедне должен подойти.

— Я ведь протестант, — вдруг сказал Виллем, когда они уже подошли к входу в комнаты.

«Впрочем, — адмирал пожал плечами, — большой разницы нет».

— Я тоже так думаю, — ответил Масато, и мужчины, оставив обувь на пороге, чуть пригнувшись, — дверь была низкой, — зашли внутрь.

Уильям обернулся на отца и Масато-сан, что вошли в комнату, и восторженно сказал, держа на руках Стефана: «Что ж ты меня, батюшка не предупредил, что у меня тут и племянники, и сестра старшая!»

— Что? — нахмурился адмирал, но тут высокая, смуглая женщина бросилась ему на шею:

«Месье Виллем!»

Он посмотрел поверх ее головы на Масато-сан: «Ох, Оборотень, — пробормотал адмирал, — ну что тебе стоило хоть шепнуть мне! Жива ты, значит, Господи, спасибо тебе, — Виллем перекрестился.

— Ну, — рассмеялся Волк, — при даймё этого делать не стоило, мало ли что, а потом — ну, шурин мой, — он потрепал по голове Уильяма, — первый всех увидел, а теперь и вы.

Тео, наконец, оторвалась от плеча адмирала, и сказала, улыбаясь сквозь слезы: «Я уж и не чаяла, месье Виллем».

— Без всяких «месье», — строго велел адмирал. «Я твой отчим, так что просто по имени. Ну, этого внука я уже знаю, — он посмотрел на Дайчи и тот ухмыльнулся, — теперь знакомь меня с остальными».

Хрупкая, красивая девушка в простом сером кимоно поклонилась, и, во все глаза, рассматривая адмирала, сказала: «Я Марико-сан, ну то есть Марта, ваша светлость».

— Еще чего не хватало! — рассердился Виллем. «Дедушка, дорогая моя. А это кто? — он принял на руки Сейджи и тот, сунув палец в рот, повторил: «Дедушка!».

— Правильно, — похвалил его адмирал, поцеловав в пухлую щеку. «Значит, Стефан. Ну, такой же толстый, как его дядя был, во время оно. От брата твоего, Теодора, у меня уже двое есть, у Мэри девочка, а теперь еще и вас трое. Шестеро внуков, — усмехнулся адмирал.

— Семеро, — тихо сказала Тео. «Белла моя тоже выжила тогда, в море. Ну да мы вам потом расскажем, за обедом».

— И Николас жив, так что ты не горюй, — улыбнулся адмирал.

Хосе просунул черноволосую голову в дверь и весело сказал: «Простите, что задержался, там уже из деревень стали больные приходить».

— Тот самый врач, — Масато-сан обернулся к священнику и сказал: «Ну что, начнем, отец