тебя такие же. Ну, все, все кончилось, моя Изабелла, мое счастье».

Ночью Тео проснулась от плача дочери. Их дом не был разбит, — в огромной опочивальне стояла кровать резного дуба, и пахло свежими, срезанными вечером цветами.

— Лежи, лежи, — шепнул муж. Потянувшись, он взял Беллу, спавшую в центре кровати, между ними.

— Надо завтра же засадить кого-то из индейцев делать колыбель, — рассмеялся Себастьян.

«И нянек взять — столько, сколько нужно, хоть целую дюжину». Он ласково поцеловал Тео в смуглую щеку и шепнул: «Ты корми, отдыхай, и ни о чем не думай, пожалуйста, — я потерплю, правда. Я так скучал по тебе, так скучал, любовь моя».

Тео взяла его руку, и прижалась губами к шраму на месте большого пальца.

— Как дымом пахнет, — хмуро сказал Дэниел. «И смотри, сколько птиц». Он задрал голову и указал сестре на кружащуюся в небе стаю чаек. На них оглядывались — у мальчика за спиной был лук, а темные волосы девочки были украшены белыми цветами.

Дэниел взглянул на свежие пробоины в стенах домов, на индейцев, что чинили набережную, и спросил: «Теперь куда?».

Марта молчала, стоя на месте, вслушиваясь в звон колокола. «Туда, — улыбнулась она, показывая на огромного, снежно-белого альбатроса. «Он все знает, он сам туда летит».

— Зачем это еще, — пробормотал Дэниел и вдруг мрачно сказал: «Марта, я не смогу. Я не могу теперь называть его отцом. Он стрелял в меня, он твоего отца убил. Я его убью, как того, — мальчик кивнул головой на запад.

Сестра взяла тонкими, нежными пальцами его руку и велела: «Ради мамочки, Дэниел. Она ведь, как мы раньше — все забыла. Мы вспомнили, и она тоже вспомнит, когда-нибудь.

Пожалуйста. Она ведь его любит».

Мальчик, было, хотел что-то сказать, но только кивнул головой, вздохнув. Удары колокола плыли над Картахеной, над гаванью, над веселым, блестящим морем, и птицы толкались на проломленной крыше собора — десятки, сотни птиц.

«Что-то радостное, — вспомнила Марта. «И грустное тоже».

Они встали у входа, у чаши со святой водой, и священник, что держал Изабеллу над купелью, наклонившись к Себастьяну, сказал: «Сеньор Вискайно, смотрите!».

Тео уже бежала по проходу, шурша юбками, протягивая к ним руки, люди вставали со своих мест, вглядываясь в лица детей.

— Мамочка! — заплакала Марта. Женщина обняла их обоих, прижав к себе, целуя. «Милые мои! — шептала Тео. «Господи, как я тебе благодарна, Господи!»

— А кто это, мамочка? — спросил Дэниел, указывая на девочку, что спокойно лежала на руках у святого отца.

— Это ваша сестричка, Белла, — всхлипнула Тео. «Пойдемте, посмотрите на нее».

Себастьян опустился на колени и, перекрестившись, прошептал: «Спасибо тебе». Он положил руку на крепкое плечо сына и сказал: «Вот, это наша доченька».

— Какая красивая, — восторженно сказала Марта. «Можно нам ее, папа — мы очень осторожно».

— Конечно, — Вискайно передал младенца детям. «Она на маму похожа, — одобрительно заметил Дэниел.

Марта подняла голову вверх — белый альбатрос кружил в ослепительно голубом небе. «Ты не волнуйся, — велела ему Марта, — все будет хорошо. Только ведь…, - она улыбнулась и одними губами прошептала: «Ну да, конечно. Дочь Ворона».

Она не знала, что значат эти слова, но еще раз повторила их, — просто, чтобы запомнить.

«Дочь Ворона», — подумала Марта, и увидела, как Белла, повернув голову, следит за улетающим вдаль альбатросом.

— Я вам еще принесла, миссис Стэнли, — Марфа достала шелковый мешочек, и улыбнулась, открыв его, вдыхая аромат. «Адмирал из Индии целый сундук привез, надолго хватит. Тем более, это же лекарство, так просто его не пьют» Акушерка высыпала на ладонь черные, скрученные листочки, и заметила:

— Да, я его малокровным пациенткам советую, но не больше двух-трех ложек настоя в день, конечно, разбавленного водой. Да и потом, от эля или вина сильно набирают вес, это не очень хорошо, когда носишь.

— Ну, — она подняла бровь, — нам с вами, миссис де ла Марк, уже не носить, так что пейте, пожалуйста — акушерка подвинула Марфе серебряный кубок.

В комнате жарко горел камин. Мирьям, постучавшись, просунула голову в дверь, и, присев, сказала: «Я все инструменты прокипятила, они сохнут, там Джон с Констанцей за мной пришли, он потом меня домой отведет, как мы с ней поиграем. Здравствуйте, тетя, — заметила девочка бронзовую голову Марфы.

Та встала, и, нежно поцеловав Мирьям в лоб, обернувшись к миссис Стэнли, спросила:

«Можно?».

— Ну, конечно, дорогая, — улыбнулась та. «Спасибо и послезавтра в семь утра, как обычно».

Мирьям еще раз присела, и, на ходу стягивая большой холщовый фартук, исчезла в передней. Оттуда донесся смех, фырканье и усталый голос Маленького Джона: «Давно не виделись, да, со вчерашнего дня».

— На свадьбу приехал, — усмехнулась Марфа, закрывая дверь. «Так-то он в Кембридже, но, раз такое дело…

— Мирьям говорила, вздыхал он по Полли-то? — спросила акушерка. «Прошло у него?».

— То детское все было, — отмахнулась Марфа. «Ну, вон, Питер мой с Констанцей тоже — не разлей вода, однако вырастут и забудут».

— Дочка ваша покойная не забыла, — тихо проговорила миссис Стэнли.

Марфа, достав кружевной платок, утерла слезу.

— Как весточку от Ника доставили, так я уж не знала — то ли самой рыдать, то ли Мирьям успокаивать — бедная девочка, помните, днями плакала. Ну как же это так, ведь, миссис Стэнли, я и так Тео похоронила, и смирилась уже — а, оказывается, она жива была все это время.

— И вот теперь уж точно погибла, — женщина перекрестилась, — и сэр Стивен тоже, и дочка их, Белла, дай им всем Господь приют в обители райской».

— Господь сирот призирает, миссис де ла Марк, — нежно сказала акушерка, — у Мирьям старший брат есть, он о ней позаботится.

Марфа помолчала.

— Да если бы капитан Кроу тут был, а то, как отец его покойный — из Нового Света и не вылезает. А преподобный отец Майкл, как рукоположили его, так в Женеве и остался, — там у него приход, как мне написали. А с нами он и не видится вовсе, — Марфа замолчала, и, повертев в ухоженных пальцах изящные очки в тонкой, золотой оправе, вдруг улыбнулась:

— Спасибо вам, что вовремя-то заметили, с глазами моими. Конечно, целыми днями над бумагами сижу, вот и ослабли немного. Но пока только ненадолго их одеваю, когда читаю, или пишу, так-то не надо».

— К свадьбе-то все готово? — поинтересовалась миссис Стэнли, доливая Марфе вина.

Та рассмеялась. «Следующей субботой, у Святой Елены, дом весь подарками завален, — не пройти. Ну и платья сейчас дошивают, — у Мэри лазоревого шелка, серебром отделанное, а у Полли — гранатовое с золотом. Одних кружев по десять футов. Туфли сегодня ездили примерять, и шубки я им заказала, глава Московской компании, скидку мне на меха сделал, по старому знакомству. Все же холодно на улице».

— Женихи-то тут? — смешливо спросила акушерка. «Или в Кале застряли, в проливе штормит, я