— Так вот, о Вискайно — он сейчас в Акапулько, женат, двое детей. Ну, это то, что я знаю. На западном побережье Мексики, у меня никого нет, и очень жаль — именно туда приходят галеоны из Манилы. Ходят слухи, что Вискайно там очень отличился, и король Филипп решил послать его в Картахену — организовывать оборону города на случай нашего нападения.

— Которое, уж поверь мне, состоится, — Ворон поднял бровь. «Там, конечно, не так много золота, как в Веракрусе на складах, но тоже достаточно, чтобы порадовать ее Величество.

Ну и головой капитана Вискайно тоже».

— Ты там за сыном следи, — внезапно сказал разведчик. «Он у тебя молодой мальчик, горячий еще, мало ли что».

— Прослежу, — пообещал Степан и, вытерев пальцы салфеткой, потребовал: «Давай шпагу мою».

Джон протянул ему клинок и Ворон, рассматривая высеченных на эфесе наяд и кентавров, спросил: «А откуда ты знал, что я понравился Белле?».

— Вспомнил…, - пробормотал разведчик. «Служанка ее, Пепита, на меня работала. Она тогда вернулась в опочивальню, легла на кровать и сказала: «Пепа, я только что встретила мужчину, за которым готова пойти на край света».

— Хорошо, — Степан взял салфетку и протер эфес. «А что она мне понравилась?»

— Я же видел твой взгляд там, в кабаке портовом, — рассмеялся Джон.

— Нику отдам, — сказал Степан, пристегивая шпагу. «А себе найду простую, без, — он улыбнулся, — мифических созданий.

— Я могу сразу ее в Плимут отправить, — предложил Джон.

— Нет, она мне еще тут понадобится, — ответил Ворон. «А вот шкатулку можешь туда посылать, впрочем, погоди, — он откинул крышку и порылся в письмах, — вот это я должен вернуть.

— А остальные? — удивился разведчик.

— Остальные некому возвращать, — тихо ответил Ворон, пряча под камзол сложенный, выцветший листок бумаги, исписанный мелким, изящным почерком.

— Стивен, — Джон внезапно побледнел.

Ворон встал и, наклонившись к его уху, прошептал: «Пусть это станет еще одной вещью, которую ты забыл, хорошо?»

Джон кивнул, и нарочито спокойно спросил: «У тебя ведь еще одно дело в Лондоне осталось, да?».

— Да, — Степан повернулся к нему, — личное дело. Прощай, — он протянул разведчику руку, — и спасибо тебе, за все.

Он вышел, из подвальчика, наклонив почти не поседевшую голову, и Джон, все еще стоя, потянувшись за вином, залпом допив кубок, пробормотал: «Вот оно как, значит».

Ноттингем взял Полли за руку и сказал: «Вот так, и никуда не отпущу. Народа на улице много, мало ли, еще толкнет кто-нибудь».

— Я тут два раза в день пешком хожу, — рассмеялась девушка и вдруг спросила, глядя на его светлые, играющие золотом в осеннем солнце волосы: «А почему ты решил, ну, — она кивнула на неприметный дом сзади.

— Я младший сын, — со вздохом ответил Фрэнсис. «Мы тут все большей частью такие. Ну, или как свояк мой будущий — что там, на севере, на болотах делать? Море тоже не каждому по душе, да и у повстанцев в Нижних Землях не все воюют. Вот и получается, что сюда приходим.

Тем более наш общий знакомый и мой отец друзьями были. Потом мой старший брат умер, бездетным, вот титул мне и достался. Но ты не бойся, — Фрэнсис остановился и нежно посмотрел на Полли, — там совсем не опасно. Я сижу в курии, и больше ничего. Видишь, пятнадцать лет уже просидел.

— А если что-то надо сделать? — тихо спросила Полли.

— Ну, — Фрэнсис рассмеялся, — для этого есть другие люди. Мы с тобой будем все подготавливать, а они — делать. Так безопасней. Роберт ко мне пару раз приезжал, другие тоже. Хотя Роберт последние годы дорабатывает, потом они с твоей сестрой куда-то в спокойное место отправятся.

— Нет таких мест, — сердито заметила Полли и крепко сжала руку жениха.

— Ну отчего же, — пожал плечами Ноттингем, — в Вене тихо, хотя нет, там с турками война началась, а вот в Копенгагене, в Стокгольме — там спокойно.

— Мой дядя хочет в Копенгаген, — ласково рассмеялась девушка. «Он там когда-то после ранения выздоравливал, ему очень понравилось»

— Твой дядя так удачно дружит с французскими королями, — пробормотал Фрэнсис, — что никто его из Парижа до смерти не отпустит. Ну, надеюсь, он за тобой там будет присматривать.

— Дядя Мэтью, боюсь, меня к себе цепью привяжет, — вздохнула Полли, и, спросила: «А мне чем придется заниматься там, в Риме?».

Ноттингем расхохотался. «Во-первых, я пятнадцать лет ем в трактирах, или у кого-то в гостях…

— Ну, за это ты не волнуйся, — отмахнулась Полли. «А еще?».

Мужчина так посмотрел на нее, что она, заалев, отвернув красивую голову, пробормотала:

«Я о работе говорю!»

— Документы все на тебе будут, — коротко сказал Фрэнсис, — ну и, сама понимаешь, женщины в нашем деле — тоже источник хорошей информации. Предыдущий резидент тканями торговал, ему легче было, а я — чиновник, мне не с руки с любовницами кардиналов встречаться.

— Ясно, — пробормотала Полли, все еще краснея. «Ну, вот и усадьба наша»

— А это не отчим твой? — показал Ноттингем на красивого, высокого мужчину при шпаге, что выезжал на улицу. Гнедой конь коротко заржал, и всадник, поворачивая за угол, оглянулся.

— Нет, Виллем в море сейчас, — ответила девушка. «Наверное, знакомый его, у него много моряков в друзьях».

— Уж больно у него посадка хороша для моряка, — задумчиво проговорил Фрэнсис, — сразу видно, мастер держаться в седле. Ладно, — он сделал глубокий вдох, — пошли, чем быстрее я это сделаю, тем лучше.

Степан сжал поводья и на мгновение вспомнил черные, бархатные, огромные глаза Маши.

«Высокая, какая девочка, — подумал он. «В него. И смуглая, у Маши кожа была, как мрамор.

Господи, взрослая девочка уже. А волосы тоже его — у Маши совсем черные были, как крыло ворона. А глаза — да, ни у кого больше я таких глаз не видел».

Он, было, хотел повернуть коня, но потом, глядя на собор Святого Павла, сказал себе: «Нет, все потом, потом. Вернусь и скажем. Там ждут, да и в Плимут дорога неблизкая».

— Матушка, — робко сказала Полли, постучавшись в кабинет, — тут к вам пришли.

Марфа перевернула бумаги на столе и вздохнула: «Ну, раз пришли, пусть заходят. А ты что так рано из деревни приехала, охота вроде только на следующей неделе заканчивается?».

Девушка покраснела, и, пробормотав что-то, исчезла, пропустив в дверь невысокого, изящного мужчину с белокурыми волосами, в отлично сшитом камзоле серого бархата, отделанном серебром. Марфа посмотрела на алмазы, что украшали эфес его шпаги, и сказала, поднимаясь: «Здравствуйте, я Марта де ла Марк, рада вас видеть. У вас ко мне какое-то дело?».

Фрэнсис откашлялся и, глядя на красивый, высокий, с уже заметными морщинами лоб, вдыхая запах жасмина, ответил: «Меня зовут Фрэнсис Говард, граф Ноттингем, миссис де ла Марк, и я пришел попросить руки вашей дочери».

— Вы вместе с сэром Робертом в тюрьме сидели? — розовые губы улыбнулись, и Фрэнсис, облегченно выдохнув, рассмеялся.

— Какая красивая осень в этом году», — Ворон оглянулся и, вдохнув запах леса, погладил влажный мох на стволе дерева. «И погода вроде хорошая стоит, до Кариб должны легко дойти. Ну, мало ли что, конечно, но все равно — справимся». Золотая, рыжая листва устилала землю. Вдалеке, на берегу реки, виднелась крыша дворца.

Степан услышал чье-то легкое дыхание, и оглянулся — это был олень, еще молодой, с белой грудью. «Не бойся», — улыбнулся Ворон и протянул руку. Олень потыкался в нее носом и посмотрел на него