когда стоишь на вершине холма, и видишь эти рыжие ряды виноградников, серые, каменистые дороги, небо — прозрачное, с высокими облаками, красные крыши домов, то думаешь — ну есть ли на свете что-то прекрасней?».

— Есть ли? — девушка подняла золотой лист дуба, что лежал у ее ног, и повертела его.

— Есть, — Фрэнсис подошел ближе и сказал, вдыхая запах роз, — тонкий, едва уловимый из-за ветра. «Вы, мисс Полли».

— Лорд Фрэнсис, — сказала она, опустив голову, покраснев.

— Я буду ждать, сколько надо, — решительно проговорил Ноттингем, — даже если вам придется разобрать все бумаги, что скопились у нашего общего знакомого со времен Вильгельма Завоевателя.

Она рассмеялась и нежно ответила: «Так долго не потребуется, мы с сестрой давно договорились, что повенчаемся в один день».

— И когда она венчается? — поинтересовался граф.

— В январе, через три года, когда нам восемнадцать будет, — ответила девушка.

— Ну, вот и хорошо, — Ноттингем посмотрел в ее черные, бархатные глаза и добавил: «Хотя, конечно, я бы прямо сейчас увез тебя в Рим, любовь моя».

— Ему это не понравится, — озабоченно заметила Полли, и, ахнув, ответила на его поцелуй — не робко и неуверенно, — вдруг подумал он, — а так, как он и хотел — твердо и решительно.

— Знаешь, — заметил граф, обнимая ее, — дай ему волю, он тебя никогда никуда не отпустит.

Хватит с него и трех лет, моя дорогая.

— Поцелуй меня еще, Фрэнсис, — улыбнулась Полли.

Марфа неслышно открыла дверь и посмотрела на брата. Он запечатывал конверты. «Не стареет, — вдруг подумала женщина. «Даже седины и той — нет почти, у Виллема больше, хоть он и младше».

Ворон поправил повязку на глазу и сварливо сказал: «Хватит меня рассматривать».

— Констанца у нас сегодня ночевать остается, — тихо проговорила Марфа, — они с Мирьям спрашивают — можно им в одной детской лечь?

— Ну конечно, — усмехнулся Степан. «Иди сюда, слушай. Так сделаем — раз Полли не в городе, а ждать ее у меня времени нет, мне в Плимут надо, и еще кое-какие дела есть, — следующим летом вернусь, и скажем. На случай, если не вернусь..

— Степа, — запротестовала сестра.

— Это море, — коротко ответил Ворон, и Марфа замолчала. «Так вот, на случай, если не вернусь — вот тебе два конверта, передашь их Николасу в собственные руки, и только ему.

Там так и написано: «Капитану Николасу Кроу». Если и он не вернется, — Ворон вздохнул, — сожги. Майкл — отрезанный ломоть, ему это не интересно. Там письмо, ну…, о Полли и карта одного места.

— Теперь с завещанием, — он подвинул Марфе лист бумаги. «Вот поправки, заплати какому-нибудь стряпчему, чтобы привел все в нужный вид».

Сестра просмотрела исписанный аккуратным почерком лист и откашлялась: «Степа, тебе шестьдесят почти, ты уж прости. Вот тут, это, про будущих детей…

— Твой муж до пятидесяти холостым и бездетным проходил, — усмехнулся Степан, — тоже, наверное, не думал, что так все случится. Жалко, конечно, что я его не увижу, — он поднялся, и Марфа тоже встала, убирая бумаги в шкап, закрывая его на ключ.

— Он сейчас в Бискайском заливе должен быть где-то, ну, если все хорошо, — тихо сказала сестра и Степан ласково проговорил: «Ну, вот такая судьба у жены моряка, дорогая моя, что уж теперь делать. Пошли, где там ваша камбала, надеюсь, мне хоть пару кусков оставили».

— На кухне пообедаем, — Марфа распахнула перед ним дверь и добавила: «Завтра тогда уже Мирьям к дону Исааку отвезешь, да?».

Степан подошел к окну и взглянул на тихий, темный двор усадьбы Кроу. «Я тебя попросить хотел, — он помедлил, — съездим к ним вместе, ладно? В тот раз, как мы в Лондоне были, Эстер одна туда ходила».

Он повернулся и добавил, увидев удивление в глазах сестры: «Я сына их убил, Марфа, хоть и я — это я, — угол рта чуть дернулся, — но даже мне, иногда, бывает тяжело».

— Конечно, Степа, — ответила Марфа и стала накрывать на стол.

— Ты булочки ешь, — улыбнулась Марфа, наливая брату кофе, — это, оказывается, Мирьям вчера испекла, так что тебе можно.

— Они вкусные, надо же, — удивленно сказал Степан. «Что, Питер, ушел на работу уже?»

— Да, он там завтракает, со всеми, а девчонки, — Марфа махнула рукой, — пока умоются, мы с тобой и закончим уже. Так вот, с Федей и Лизой все хорошо, пока в Польше они, а потом в Италию собираются, может, и к нам доедут. Я им отправила письмо, через дона Исаака, младшая сестра Эстер твоей, оказывается, замужем в том же городе, где они живут.

Степан вспомнил высокую, черноволосую девочку с прозрачными, серыми, отцовскими глазами, и тихо сказал: «Время-то как летит, я ее ребенком еще знал, когда мы на Святой Земле были».

— А про Тео так ничего и неизвестно, пропала, — Марфа поджала губы и отвела взгляд куда-то в сторону.

— Если бы ты тогда послала ее ко мне, в Лондон, этого бы не случилось, — сердито проговорил Степан.

— Знаешь, я все-таки мать, — после долго молчания ответила сестра, — и я помню, Степа, каким ты тогда был. Что, скажешь, принял бы ее дитя, как свое, и стал бы воспитывать?

— Тогда — нет, — тяжело вздохнув, ответил Степан.

— Ну вот, — Марфа налила себе еще кофе. «А сейчас — где ее искать? Сибирь, Степа, она большая, и татары эти там еще, — женщина чуть поежилась. «Я уж и похоронила ее, Степа, а все равно — иногда ночью просыпаюсь и кажется мне, что жива она — вот только где?».

Степан заметил одну, маленькую слезу, что блеснула в морщинке под зеленым глазом, и нежно проговорил: «Помнишь же, от Писания сказано, Марфа — как непостижимы судьбы Его и неисповедимы пути Его! Может, и найдется Тео.

— От Павла же это, — удивилась женщина, — можно тебе разве такое читать?

— А кто сказал, что я это читаю, — Степан поднял бровь, — я все Писание наизусть помню, дорогая сестра, не могу же я из головы его выбросить, — он улыбнулся.

— А ты еще удивляешься, что Майкл в священники подался, — задумчиво сказала сестра, убирая посуду. «На себя посмотри».

— Я не удивляюсь, — кисло ответил Ворон, — просто можно было это как-то по-людски сделать, вот и все. Мне, между прочим, предлагали на Святой Земле остаться, дальше учиться, но уж больно я море люблю, я бы не смог без него, — он встал и велел: «Все, корми девочек, и пойдем, мне еще с нашим общим знакомым надо встретиться, и кое-куда съездить, по делам, я потом вернусь с тобой, лошадь возьму, оттуда потом кто-нибудь пришлет ее.

— Откуда? — непонимающе спросила Марфа.

— Оттуда, — ответил брат и вышел.

Джон посмотрел на графа Ноттингема, что сидел напротив и поинтересовался: «Что это ты так рано из деревни явился, тебе только на следующей неделе отплывать?»

Фрэнсис вздохнул и сказал: «Я приехал делать предложение».

— Надеюсь, не мне? — Джон распахнул окно и улыбнулся: «Если дожди не зарядят, нас ждет отличная осень. Спасибо, что сказал мне, а то некоторые сначала венчаются, а потом уже, — лет этак через десять, — об этом сообщают». Он постоял какое-то время спиной к Фрэнсису и граф подумал: «Господи, сколько ж ему лет? Да, семьдесят в этом году, они же ровесники с моим отцом покойным, воевали вместе, во Франции. А так — если не знать, лет пятьдесят дашь, не больше».

— Прямо сейчас ты ее никуда не увезешь, — так и, разглядывая собор, заметил Джон.

Ноттингем, было, открыл рот, но разведчик, повернувшись к нему, устало опустился в кресло: «Да видел я, как ты на нее смотрел, видел».

— Может, мне ее матушка еще откажет, — пробормотал мужчина, глядя на старую, пыльную шпалеру, что висела на стене. «Это же времен короля Генриха еще, наверное, — он вдруг поймал себя на том, что улыбается.